Сердце в груди не может вместиться -

грудь рассеки, коль она тесна!

Если мы крови будем страшиться,

придет ли победная наша весна?

Если песня не брызнет с кровью,

будет песней нам залпов свист.

Зубы стиснув и сдвинув брови,

в боевые ряды становись!

Топчут ногами, бьют прикладом?

Хлынула кровь, заливает рот?

Стену лбом прошибешь, если надо,

на Бастилию вспомнив поход.

Молотом в грудь? И грудь не треснет!

Для победы сил не жалей…

Будет радость, и будет песня,

будет жизнь веселей и светлей.

Всю-то жизнь срывался я и падал,-

ветер с привязи в груди моей рвется,

удержать меня лишь листопадам

в черных пальцах ветвей удается.

Я тревогою шумной упился,-

тайным ядом поила щедро,

оттого и петь я разучился

и кричу лишь криками ветра,

оттого по улицам черным

ввечеру брожу поневоле -

влажный тротуар ведет упорно

в сумрак влажный, что насытит болью.

Губы жжет ацетиленом слово,

лютой лихорадки не избуду,-

грозной летаргией околдован,

изгнанный тревогой отовсюду.

Нет исхода, нет исхода, нет исхода.

Дольше, дальше мне идти в вечерней хмури.

Я – кружащий ветер непогоды,

я – листок, что затерялся в буре.

Вижу лишь туман перед собою,

и глаза болят, и сердце бьется чаще.

Точно спирта пламя голубое,

ты горишь во мне, мое несчастье.

Дольше, дальше мне тащить страданье,

вечер в сумрак за волосы тянет,

и слова летят со мною вне сознанья,-

призраки мои туман вечерний манит.

Всю-то жизнь срывался я и падал,-

вихрь на привязи в грудной метался клетке,

а ноябрьский вечер счастье прятал в нагие ветки.

Сквозь меня летит в круженье,

в свисте листопад минут – мое былое…

Это – лишь осенние листья.

Это – пахнет землею.

Дверь окована, заперта дверь,

и решетка в оконце под сводом…

Здесь надолго ты заперт теперь,

здесь пройдут твои лучшие годы.

Должен стиснуть зубы, и ждать,

и мужаться душой непокорной…

Что же ночью не можешь ты спать,

все шагаешь по камере черной?

Отчего твои пальцы впились

в эти прутья решетки железной?

За окном настоящая жизнь,

и ты рвешься на битву из бездны?

За решеткою – даль без конца,

так и тянет в нее окунуться!

Слышишь, слышишь посвист свинца,

слышишь, слышишь гул революций?

Будь же крепок, мой друг боевой,

не страшись окружающей ночи,

все восставшие братья с тобой,

вместе с партией нашей рабочей,

У врага еще есть динамит,

и штыков, и винтовок немало,

но мы знаем: он будет разбит,-

и низвергнем мы власть капитала.

День весенний настанет, поверь,

воцарятся и радость и счастье,

распахнется железная дверь,

распахнем ее сами – настежь!

По ту сторону радости

ждут усталость и смерть.

Всею жизни громадой

их значенье измерь.

Но, из сумрака вышедши,

прогремит оратория,

в небо взвитая выше,

чем черный дым крематория.

Пусть нам слово, как радий,

прожигает сердца.

Слава павшим собратьям,

нам же – путь без конца!

Наша сила -

в сплоченности,

ниспровергатели:

наша песня железна,

железны ряды.

Мы – взломщики совести,

мы – сердец поджигатели,

словом, рецидивисты ярости, бунта, мечты.

Стих наш – как Прометей:

хоть к утесу прикован,

свет он в бездну безвременья

все-таки шлет.

День придет,

день придет,

и зажжем мы Вселенную словом,

пусть тюремщики кляпом

заткнули нам рот.

Стих наш, вооружись,-

и величье и славу

завоюет в боях

наших слов легион.

И тогда повсеместно

наш стих величаво

утвердится прочнее,

чем римское право,

и превыше, чем Вавель,

возвысится он.