Изменить стиль страницы
*
На ходу по бедрам бьют гранаты.
Пистолет свисает на ремне.
Ну и что же?
Надо – значит, надо!
Жизнь становится понятной мне.
К нам пришла до срока седина,
Наши лица иссекло морщинами -
Вот как нас пометила война:
Становились мальчики – мужчинами.
Снег. Могилы братьев в том снегу.
Годы черные
и тюрьмы страшные.
Никогда я не смогу
Нежность возвратить мою утраченную.
Не вернет ее
ни врач в халате белом,
Ни зеленый май.
Слабый женский крик
перед расстрелом
Свято в сердце сохраняй!
*
Чьи-то сестры,
чьи-то дочери
Плакали в палатах по ночам.
Мы дежурили у них по очереди.
Помогали санитарам и врачам.
Слышал я,
как девушка со сна
Крикнула своей больной подруге:
«Мамочка моя! Ты сожжена!
Пепел твой упал мне прямо в руки!»
Так всю ночь их мучал черный дым,
Газовые камеры их ждали.
Лишь под утро забывался Освенцим:
Девушки внезапно засыпали.
Седина из-под платка видна.
Пальцы обожженные
в перчатках черных
Так мне в память врезалась одна
Из врагом замученных
девчонок.
*
Нам не обещал конец войны
Ни местечек денежных и теплых,
Ни роскошных яств,
ни рюмок полных,
Нам такие лавры не нужны.
Деревянная моя земля!
Мы тебя сожженной
увидали:
Сорняком поросшие поля,
Фабрики
в разрухе и развале.
На стену повесив автомат,
Взял словак лопату в руки.
И до нас донесся голос друга.
«Хорошо!» -
сказал нам
русский брат.
И помог нам выиграть войну.
Вместе с ним
за мир
и мы в ответе.
Больше всех земель на свете
Я люблю Советскую страну.
*
Будто и не десять лет промчалось!
Будто бы – вчера,
позавчера…
Вспомнишь печку,
сладкую усталость,
Нескончаемые вечера.
Старый покосившийся барак.
Смена увлеченно отдыхает.
На веревках – паруса рубах.
Жестяная печка полыхает.
С каждым восстановленным мостом,
С каждой новой школьной партой,
Сызнова мы убеждались в том,
Как права, как справедлива партия.
Старый покосившийся барак.
У печурки – ветераны.
На веревке – паруса рубах.
Там мы залечили наши раны.
У ШИВЦА
Я знал харчевню у Шивца,
Немало попил там пивца.
На крыше дранка там гниет,
И ветер песенки поет.
Порог, истоптанный людьми.
Висит записка над дверьми:
«Борг помер. Борга провожали
Те, что на свадьбах здесь гуляли».
Распятье помню в кабачке
И черных мух на потолке.
А в половодье или в дождь
Сюда не скоро добредешь.
Перед крыльцом гогочет гусь.
Вот вам дворец! Входи, не трусь!
Мы тут студентами бывали,
Вино с подругами пивали.
И помню, как в конце недели
До самой зорьки здесь сидели.
Бушует память, как река,
И для нее тесна строка.
Я снова здесь, я у крыльца
Харчевни старой близ Шивца.
Не узнаю знакомых мест.
Нет мух, не виден черный крест -
Лишь светлый контур на стене
Напомнил мне о старине.
В большом котле кипит гуляш,
В харчевне шум и ералаш -
Проходчики со всей округи
Сюда сошлися на досуге.
Те, кто пробили твердь скалы,
Сюда собрались за столы.
Расселись рядом – с другом друг
И хвалят мощь рабочих рук,
Перед которыми гранит -
И тот не долго устоит.
Я знал уже, что на неделе
В крутой скале сошлись тоннели.
Вошли девчата в кабачок,
И Пишта достает смычок,
И подозрительных мамаш
Приводит в раж бурильщик наш.
А кто-то, лишнего хватив,
Старинный затянул мотив
Про девку скверную одну
Да про неверную жену…
Уж огонек едва мигал,
От пляски сотрясался зал,
Уж кто-то в уголке дремал,
А Пишта, все играл, играл…
Вот так сидеть бы без конца
В харчевне старой у Шивца.