- Ты все поняла?

- Да, как думаешь, клюнет?

- Наверняка. Ему нравятся именно такие: тихие, скромные, свежие. Если бы иначе - его бы посещали фиррены лавандового квартала.

Вассария хмыкнула. Слава об обитательницах данного квартала разлетелась далеко за пределы столицы. Благопристойные фиррены со смаком сплетничали о том, как в оном попираются все мыслимые добродетели. При этом говорили, что о такой мерзости даже упоминать не стоит, и тут же в подробностях живописали разврат (интересно, откуда они точно знали, что там твориться, если никогда не были по указанному адресу), творимый в домах за лавандовыми шторами. Многие же герры при упоминании заведений этих улиц мечтательно закатывали глаза (главное, чтобы оного жеста не видели супружницы) и улыбались.

- Значит, буду нежной и свежей, - Вассария усмехнулась - лицедейство - залог апсвинга, поэтому что-что, а играть роль я умею.

Эрдену показалось, что он ослышался, поэтому переспросил:

-А при чем здесь свинки?

Вассария лишь усмехнулась:

- И как ты, не зная элементарных вещей, планировал прижать тех катал? Апсвинг - это когда тебе везет в игре, либо по дурости, либо по умению.

- А я и не планировал прижать, мне просто нужно было им проиграться. Кстати. А откуда ты щеголяешь такими терминами?

Васса прикусила не в меру болтливый язык, но было поздно. Эрден не хуже борзой встал в стойку, почуяв дичь, в роли которой выступало прошлое девушки.

Чтобы хоть как-то выиграть время и уйти от прямого ответа, она промолвила:

- После того, как все закончится, обязательно расскажу, договорились?

-Хорошо, договорились, но учти, я запомнил, - и зачем-то поправив девушке воротничок, Эрден добавил: - Пошли, уже пора.

***

Спасение души требует серьезных материальных затрат. Сидя за столом перед фьеррой, облаченной и лиловую хламиду, Вассария это поняла по тому, как цепко пробежались крысиные глазки настоятельницы монастыря по ее фигуре. Данная хоганова невеста ассоциировалась у девушки с образом буренкиной смерти. Именно так изображали коровью лихоманку: худой, практически до просвета, высокой аки жердь, с узловатыми пальцами. Только сказочная героиня не была охоча до злата, предпочитая звону меди что-нибудь более питательное и удобоваримое.

- Еще раз напомните, сколько вы отдаете добровольной платой на нужды монастыря, дитя? - этот вопрос настоятельница задавала уже второй раз, правда в иной формулировке.

Вассарию душила милая коренная обитательница болота, в народе именуемая жабой. Фьеррине вручили 'на расходы' приличную сумму злотнями, но лицедейка за недолгое время как-то прикипела душою к выданному кошелю. Вверять его в руки этой алчной женщине девушке не хотелось. Пришлось.

- Вот, здесь двадцать злотых, - Васса положила кошель на стол и скромно потупила взор. Пять монет ей все же удалось незаметно умыкнуть. Это обстоятельство хоть как-то примирило девушку с необходимостью расставания с 'реквизитом'.

- Что ж, это небольшой, но все же вклад во спасение вашей души. Да будет милостив к Вам Хоган. -Припрятав кошель в один из ящиков стола, уже более деловым тоном настоятельница добавила: - Раз Вы, дитя мое, решили отринуть все мирское, после гибели вашего жениха стать послушницей и последовательницей святой Баяны, мы вам в этом поможем.

Неестественно тонкие пальцы женщины ухватились за ручку массивного колокольчика. Раздавшийся после этого звук, больше всего напоминавший набат, а не мелодичный перезвон (коий должен был прозвучать по логике), пронесся по кабинету, а затем и по коридору стаей мракобесов. Спустя два вздоха в кабинет вошла монахиня, протиснувшись в дверной проем бочком и слегка при этом втянув живот.

- Уленька, проводи новую послушницу в келью, выдай ей одежду и объясни распорядок нашего монастыря, - фьерра кивком головы указала вошедшей на Вассарию.

Появившаяся монашка была так же похожа на настоятельницу, как хряк на воблу: пухлые щеки, погребенные под кучей веснушек, рыжие взлохмаченные вихры, которые даже лиловая косынка укротить была не в силах. Уленькины же телеса свидетельствовали о заботливости ее родителей, так откормивших свою дитятку, чтобы точно оградить ее от разврата, да и вообще любого покушения на ее честь - смельчаков и энтузиастов всегда дефицит.

'Нет худа без добра. Зато если вдруг какой злыдень попытается выкинуть эту Уленьку из окна, у убийцы ничего не получится - просто надорвется', - отстраненно подумала Васса, глядя в спину монашке, пытающейся тараном взять дверной проем. Вера движет горы, а уверенность, помноженная на упрямство - даже дверные проемы. Пыхтя, Уля все-же вышла в коридор, видимо, из принципа не став поворачиваться боком.

Как только Васса с хогановой невестой покинули кабинет, толстушка накинулась на девушку с таким энтузиазмом, что оным можно было и убить:

-Ты новенькая? А откуда? Почему решила сюда пойти? - и, не давая Вассарии вставить и слова, продолжила тараторить. - Жаль, что ты такая нежная вся. Плохо вы, тихони, тут приживаетесь. Вот давеча была одна, ну прям ты точь-в-точь, да занедужила: рвать ее по утрам начало, вся зеленая была, есть ничего не хотела. Настоятельница уж как переживала, да ничего сделать не смогли, пришлось ее в лекарский дом везти.

'Знаем мы эту болезнь, через девять месяцев сама проходит', - ехидно прокомментировала Васса.

Провожатая меж тем разливалась соловьем:

- А еще до этого была другая. Тоже скромница, ручки тонкие, стан словно тростиночка - рукой перешибешь. Все ходила как в воду опущенная. Даже беседы со всерадетелем, на которые горемычная ездила, ее душу не спасли. Преставилась. Душеньку свою загубила в петлице, - вещала монашка и тут же безо всякого перехода выдала: - А вот кормят здесь жуть! Помереть порою с голодухи можно. Ты вон и так тощая, так что как будут в трапезной обед разносить - ешь все.

От этого стрекота голова Вассы уже шла кругом, но, на счастье девушки, они наконец-то дошли до отведенной ей кельи.

Монашка, словно вспомнив о порученной ей обязанности уже, на пороге оттараторила: 'Встаем до зари, со вторыми петухами, полторы свечи - утренняя молитва, потом трапезная, потом настоятельница дневные поручения раздаст. Как колокол зазвонит - время молитвы и обеда, потом опять по поручениям. Вечером молитва и ужин'.

Выдав эту программу-минимум, конопатая добавила:

-Ты давай, располагайся, щас принесу одежду. Ряса тебе еще не полагается, но и в мирском ходить не след. Я мигом. И с этими словами захлопнула дверь.

Васса, оставшись одна в келье, присела на топчан и попыталась проанализировать услышанное. Похоже, что скабрезная шуточка про задорных монашек, резвящихся у себя в келье, возникла не на пустом месте. А посему рано или поздно ей придется поехать на 'исповедь' ко всерадетелю.