Изменить стиль страницы

— Ну и силушка! — нараспев протянул генерал и подмигнул комдиву. Вот ведь земля русская каких богатырей плодит!

Бусыгина отпустили, и он вразвалку, не оглядываясь, пошел к себе в полк прямиком через огороды.

…Вызов командиров в штаб был перенесен на вторую половину дня, так как полки еще не управились с оборудованием позиций на новом промежуточном рубеже. Времени было в избытке, и Гнездилов предложил генералу отдохнуть. Проведя бессонную ночь в разъездах, Ломов ощущал озноб в теле и прилег в той же комнате на деревянном топчане. А Гнездилов, сидя за столом, опять принялся рассматривать принесенный ему план боя.

— Замышляю я одну ловушку немцам. Не хвалясь, должен вас уверить, товарищ генерал, эта операция будет поворотным пунктом на нашем участке фронта. Хватит нам отходить, пора и двинуть в наступление, так сказать, повернуться лицом к опасности! — Говоря это, Гнездилов заулыбался и оглянулся на топчан: генерал, укрывшись с головой шинелью, глухо, с присвистом похрапывал. "Умаялся дорогой! Ну поспи, а потом я тебя удивлю…" — подумал Гнездилов, и его потянуло на сон; он подпер руками голову и задремал.

Его разбудил шум за окном и отдаленная трескотня выстрелов. Не понимая, что произошло, Гнездилов выскочил на улицу. Бледный, перепуганный адъютант доложил, что в лесу немецкие автоматчики. Перебивая все остальные голоса, Гнездилов крикнул: "Отбить!"

Стрельба из автоматов приближалась к штабу. Отдельные немецкие автоматчики, впопыхах принятые за большую группу, уже показались у крайних хат, прочесывали огнем улицу и проулки. Поднятые в ружье бойцы комендантской; роты, иные без гимнастерок и разутые, стали жаться к подворьям, отходить к гумнам. Завидев колебание и нерешительность бойцов, майор Аксенов выхватил из кобуры пистолет и, размахивая над головой, побежал к ним. С трудом ему удалось поднять лежавших на картофельном поле бойцов и заставить вступить в стычку, очищать от немцев село. Тем временем офицеры штаба разобрали гранаты, залегли вокруг штаба, приготовившись к круговой обороне. У ступенек веранды, держа на изготовку ППШ, лежал Гнездилов. Боясь оскандалиться и навлечь на себя гнев, он не хотел будить генерала и не заметил, как тот появился на веранде в расстегнутом комбинезоне.

— Эх вы, полковник! — вдруг услышал он за спиной его голос и вскочил, будто подброшенный с земли, опустил руки навытяжку. — Где были ваши глаза и уши? — строго спросил Ломов.

— Отобьем, товарищ генерал! Заверяю вас, отобьем лазутчиков!

— Где, я спрашиваю, ваша разведка? Эх, вояка! Не дивизией вам командовать, а скот пасти! — плюнул генерал и, не глядя на него, скосил глаза на вязок, где взбалмошно трещали две сороки, прилетевшие, видимо, из разбуженного стрельбой ельника. — Вон сороки и то умнее. На хвосте принесли сведения о противнике, а вы прошляпили. Отбивайтесь теперь, черт вас побери! — обругал генерал и сел в бронемашину.

Невзирая на перестук немецких автоматчиков, бронемашина проскочила по селу и вырвалась на дорогу. Из ельника начали бить минометы. Порой бронемашина совсем исчезала в клубах дыма, но, чудом уцелевшая, снова появлялась и ковыляла полевой дорогой до тех пор, пока не скрылась за дальним косогором.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В то время, когда на штаб дивизии напали немецкие автоматчики, полковнику Гнездилову стоило больших трудов восстановить положение. Но относительное спокойствие держалось недолго. Немцы вновь навалились на боевые порядки дивизии: подтянули артиллерию, подвергли окопы массированному обстрелу, забросили в тыл — чего уж никак не ожидал Гнездилов — подвижные группы пехоты, кочующие минометы и в скоротечном бою прорвали оборону. Теснимая с флангов бронированными вражескими частями, дивизия начала отход…

Всю ночь по глухим лесным дорогам шли потрепанные, усталые полки; пугали тьму осветительные ракеты, ноющие самолеты–ночники, багровые сполохи пожарищ. Тяжелый, леденящий душу гул катился следом за колонной.

— Да-а, дает прикурить немец, — проговорил, скорее издеваясь над собой, Степан Бусыгин. — Эдак можно и до Днепра дотопать.

Бусыгин думал, что, может, кто–нибудь заговорит с ним. Ведь целый день просидел он в окопе, отбиваясь от немцев, и ни с кем не мог обмолвиться словом. Но никто в колонне не ответил ему. У каждого были свои думы…

За головным отрядом на старой "эмке" ехал полковник Гнездилов. После тягостного дня он думал хоть часок вздремнуть, но приходили на ум мысли о пережитом, о несбывшемся плане наступления, о неудачной встрече с генералом Ломовым. "Как все–таки дурно получилось, — досадовал он. — С начала войны не виделись, хотелось доложить о плане, обрадовать… И вот тебе — налет… И что теперь подумает генерал? Чего доброго, в штаб фронта вызовут. В два счета снимут. Да и то сказать: разве я хуже других воюю? В окружение не попал. Полки, слава богу, вывожу…"

Машина как бы ощупью двигалась в темноте, только изредка вспыхивал вкрадчиво свет подфарника. Часам к двенадцати сквозь зубчатую стену леса прокралась луна; стали попадаться раскиданные колеса повозок, воронки с вздыбленными камнями, деревья, опаленные огнем…

В одном месте на обочине дороги лежала убитая лошадь, огромная, с вздутым животом, с поднятыми кверху копытами. Рядом — опрокинутая повозка. Из нее вывалились сундук, подушки, мешок с зерном, вокруг валялись осколки глиняной посуды, и среди этих пожитков, как показалось водителю, мертвая женщина. Он хотел остановить машину, но Гнездилов сказал, чтобы ехал как можно скорее, не задерживая колонну.

За время отхода полковник Гнездилов успел притерпеться ко всяким дорожным ужасам и старался вовсе не обращать на них внимания. Сейчас он сидел, напряженно подавшись корпусом вперед, и единственным его желанием было вывести из–под удара дивизию, занять новый промежуточный рубеж, чтобы оборонять Ярцево. Шифрограмма, принятая под вечер из штаба армии, приказывала удерживать Ярцево любой ценой до подхода свежих сил. Засветив фонариком, Гнездилов снова отыскал на карте Ярцево. Этот небольшой городок, лежащий на пути к Днепру, представлялся комдиву особо важным, решающим предмостным укреплением. "Значит, не вышел я из доверия, иначе бы не послали на такой сложный участок", — думал он, ободряя самого себя и находя, что не все еще потеряно. Эти мысли тотчас же омрачились, едва вспомнил о конфузе, который произошел при встрече с генералом. "Все–таки нехорошо получилось. Скверно! — почесывал давно не стриженный затылок Гнездилов. — Из–за этих плюгавых фрицев мог авторитет рухнуть. Хорошо бы не доложил. Ну, а если… Скандала не оберешься".

Машина неожиданно заскрипела на тормозах и остановилась. Круто подрулил мотоцикл. Проворно соскочив с заднего сиденья, начальник разведки капитан Климов вскинул руку к шлему:

— Товарищ полковник, только что вернулась разведка. В Рудне немцы.

— Как? Откуда взялись? — поразился Гнездилов, зная, что дивизия должна пройти через Рудню.

— Час тому назад выброшен десант. Судя по всему, даже с танками.

— Вы точно проверили?

— Чего проверять… — досадливо–обиженным голосом ответил Климов. Людей потерял… Самого чуть не накрыли…

— Черт вас знает, в суматохе вы могли друг друга покалечить. Садись, поедем! — строго сказал Гнездилов и скомандовал водителю двигаться следом за мотоциклом.

Через полчаса езды выбрались на опушку. Небо уже предрассветно сипело; через луг, на взгорке виднелись деревянные дома, разбросанные на огородах фруктовые деревья, каменная заводская труба, похожая на ствол гаубицы, колокольня, вблизи которой горело какое–то строение. С огородов доносилась ружейно–пулеметная стрельба. Сосредоточенно глядя в бинокль, Гнездилов увидел, как вдоль церковной ограды в низину спускается приземистая, похожая на черепаху танкетка, а следом за ней перебегают немецкие автоматчики с засученными рукавами.

— Собачьи души, и сюда успели! Где артиллерия? Артиллерию на прямую наводку! — закричал Гнездилов, но, вспомнив, что пушки двигаются в колонне, приказал подать ему рацию. После утомительных поисков в эфире он связался наконец со штабом армии и спросил, как быть. Ему ответили, что ввязываться в бой с десантом не следует, так как с ним управятся другие, а немедленно отходить к ранее указанному рубежу. Присев на корточки и разложив перед собой карту, Гнездилов прикинул в уме расстояние до Ярцева и наиболее подходящий маршрут движения. "Если кружным путем, по лесу, подумал он, — то и время зря убьешь, и людей измотаешь", — и решил двигаться ускоренным маршем по шоссе.