Масштабность задуманного может служить великолепной иллюстрацией образа мышления римских военачальников. Тит приказал подчиненным возвести вокруг Иерусалима стену, которая накрепко затянула бы удавку на шее города — теперь никто бы не смог выбраться за ее пределы в поисках пищи. Скорость претворения плана в жизнь завораживает: за три дня римские легионеры возвели стену с тринадцатью башнями общей протяженностью в 7 километров. «Браться за простые дела, — сказал Тит, — ниже достоинства Рима». В скорости и качестве выполнения поставленной задачи легион соревновался с легионом, когорта с когортой. Когда Тит верхом на коне осматривал ведущиеся работы, то его взору открывалось, как «.. .простой солдат хотел отличиться перед декури-оном, последний перед центурионом, а этот перед трибуном; честолюбие трибунов побуждало каждого из них искать одобрения предводителей, а соревнование последних вознаграждал Тит».[71] Согласно плану римляне собирались приступить к строительству новых платформ и возобновлению боевых действий, дождавшись момента, когда защитники достаточно ослабеют. По свидетельствам Иосифа, содержащим жуткие факты, вскоре римский военачальник смог увидеть результат своей чудовищной задумки.

По словам очевидцев, одна женщина, обезумев от голода, съела собственного ребенка. Иерусалимские улицы были завалены трупами, а крыши домов, открытые взору римлян, покрывали тела женщин и мужчин, которые ослабели настолько, что были даже не в силах встать, когда римляне пытались соблазнить осажденных, показывая им еду. Непоколебимое желание Иоанна и Симона сражаться до конца восстановило против них даже самых ближайших и верных из последователей. Едва командующий гарнизоном одной из башен по имени Иуда собрал десять человек и прокричал со стены римлянам, что они готовы сдаться, Симон, прежде чем предатели успели перейти от слов к делу, ворвался в башню и перебил их всех. Другие восставшие, сказав, что они идут сражаться с захватчиками, выбирались за стены и сотнями отдавали себя в руки римлян. Однако в плену их ждало страшное открытие. Восставшие на собственном опыте узнавали, что еда порой может быть куда более смертельной, чем голод, от которого они бежали. Вместо того чтобы есть помалу и позволить истощенному организму снова постепенно привыкнуть к пище, они объедались, не зная удержу и меры, и в муках умирали.

Среди тех, на чью долю выпали ужасы осады, было два человека, о которых Иосиф беспокоился больше всего, — его отец и мать. Он узнал, что они живы, но заключены под стражу. Возможно, именно из-за опасений за их жизни Иосиф снова появился у стен, вторично обратившись к восставшим с мольбой о сдаче. На этот раз мятежники не промахнулись. Камень, пущенный со стены, попал Иосифу в голову, и он упал на землю без сознания. Восставшие тут же отправили воинов взять в плен лежащего без чувств предателя, которого они столь страстно хотели получить в свои руки. Однако римляне, обогнав их, добрались до тела первыми и спасли неудачливого парламентера.

На сбор древесины и строительство новых платформ ушел двадцать один день. Прилегающие к Иерусалиму земли являли приметы тяжкой, изнурительной работы: повсюду над дорогами клубилась пыль, и везде виднелись стволы поваленных деревьев. В то время как римляне вкладывали все силы в строительство новых осадных механизмов и платформ, армии Иоанна и Симона держались исключительно благодаря невероятной силе воли. Доведенные до отчаяния усталостью и голодом, они раз за разом поднимались в бой, чтобы помешать приготовлениям римлян. Несмотря на то что подобные стычки заканчивались поражением иудеев, сам факт того, что они продолжали происходить, являлся для иудеев моральной победой.

Вскоре под ударами римских таранов задрожала третья, последняя стена. Под прикрытием щитов, заслонявших солдат от града стрел, копий и камней, легионеры, работая таранами, ломами и просто голыми руками пытались расшатать камни, лежавшие в основании стены, и проделать в ней пролом. Наконец им удалось пробиться за стену, однако заслуга в том была Иоанна, некогда вырывшего подземный туннель. Подкоп, который помог иудеям уничтожить осадные орудия римлян, теперь сыграл захватчикам на руку. Стены туннеля обвалились, земля просела, и преграда рухнула, превратившись в груду камней. Тит немедленно воспользовался улыбнувшейся ему удачей, послав в бой самых сильных и опытных воинов. В два часа ночи передовые отряды римлян ворвались в оставшийся участок туннеля, где и столкнулись с поджидавшими их отрядами Иоанна и Симона. В страшной тесноте и горячке боя легионеры привычно работали короткими мечами, с трудом отличая иудея от римлянина и направление наступления от пути отхода. В дикой давке сражавшиеся топтали тела убитых, а зловонный туннель наполняли крики и стоны. Наконец, пролив немало крови, римская пехота пробилась к выходу, вынудив иудеев отступить к самому святому месту в городе — храмовому комплексу.

К этому времени Тит уже успел захватить Антониеву крепость, прикрывавшую колоннаду храмового комплекса. Теперь он приказал снести крепость до основания, чтобы расчистить и расширить проход для четырех римских легионов, облегчив им наступление. Перед тем как отдать приказ на штурм, Тит пожелал сделать восставшим последнее предложение. Он снова обратился за помощью к Иосифу, который, представ перед иудеями, находившимися под защитой храмовых стен, заговорил по-арамейски, взывая к Иоанну, предлагая ему сдаться, пощадить людей и спасти город. В этом случае Рим был по-прежнему готов проявить милосердие и пощадить мятежников. У Иоанна осталась последняя возможность сдаться. Если же он откажется и пожелает биться и осквернить храм, Господь его накажет. В ответ Иоанн обрушил на перебежчика поток ругательств и оскорблений. Молодой священнослужитель, почувствовав себя уязвленным, сдался. Задыхаясь от бури переполнявших его чувств, он прокричал: «Сам Бог вместе с римлянами приближает очистительный огонь к храму и обремененному ужасными злодеяниями городу!» С этими словами на восставших обрушилась вся мощь римской армии.

Храмовый комплекс представлял собой наиболее укрепленную часть города. После шестидневного обстрела стен внешнего двора на них не осталось ни единой выбоины. Наконец римлянам удалось поджечь серебряные ворота, а когда они расплавились, пламя распространилось на колоннаду и легионеры мало-помалу пробились во внутреннюю часть комплекса. По мере того как бой смещался ко внутреннему двору и святилищу, между Титом и его советниками разгорелся яростный спор о том, что делать с самим храмом. Некоторые выступали за его уничтожение, считая, что если его оставить, то в Иудее никогда не наступит мир. Храм станет символом для иудеев всего мира, и мятеж никогда не угаснет. Другие выражали несогласие с этой точкой зрения и говорили, что храм можно оставить, но только в том случае, если иудеи не станут в нем сражаться. В противном случае он перестанет быть священным местом и превратится в крепость, с которой по законам войны следует поступать соответствующе. Тит внимательно выслушал все мнения, но, возможно, на его окончательное решение повлияли слова Иосифа. В конечном счете командующий римской армией объявил храм произведением искусства. Сохранив его, он сделает бесценный дар императору и народу Рима.

В середине июля 70 г. н. э., через три месяца после начала военной кампании Тита, схватка разгорелась за внешний двор храма. Войска восставших и тяжелая римская пехота, построенная в восемь рядов, схлестнулись под ливнем стрел, копий и камней. Постепенно, шаг за шагом, легионеры, взяв верх, вытеснили иудеев во внутренний двор, куда римлянам удалось пробиться через несколько дней, когда строй иудейской армии рассыпался и мятежники рассеялись. Битва закипела с новой силой, и легионеры потеряли над собой контроль. После четырех тяжелых изнурительных лет войны римские воины спешили выплеснуть на врага кипящую ненависть. Устремляясь со всех сторон к храму, они более не делали различий между вооруженными мятежниками и мирными жителями, убивая всех без разбору. Ступени храма были залиты кровью. Невдалеке от них возле Святого алтаря громоздились груды тел. Те, что лежали сверху, время от времени соскальзывали вниз. Однако начавшееся избиение вскоре стало еще более кровавым и ужасным.