налегали на занятия и меньше расхаживали по улицам и площадям. К числу тех, кто

неоднократно участвовал в волнениях и даже был одним из вожаков студен

85

тов, "относился дядя Кастро Алвеса — тот, о котором я тебе, подруга, уже

рассказывал. Он приехал в Баию после сражений за независимость, после революции

негров, связанной с происходившими в Африке мятежами. Эта, возможно, самая

крупная религиозная и расовая революция негров Бразилии привела к тому, что город,

наконец, понял, что у него огромное цветное население, наконец увидел, что негры

тоже люди, способные восставать и бороться. В Баие тоже чувствовалась

революционная атмосфера, но она исходила от бедных слоев населения, тогда как

студенты да и вся интеллигенция были от нее очень далеки.

Кастро Алвес шокировал город благопристойных семейств, когда, прибыв в 1867

году в Баию, привез с собой Эужению Камару и открыто поселился с ней в гостинице.

В это время в литературе провинции господствовал старый знаменитый Муниз

Баррето. Посредственный поэт, автор едких и броских импровизаций *, благодаря

которым он заслужил прозвище «бразильского Бокажа» 'Муниз Баррето боялся

конкуренции любого другого поэта, который мог бы своим ярким светом затмить

85

тусклый свет его' звезды. Не было уже в Баие Жункейры Фрейре2 — он умер более

десяти лег назад, — а ведь только он был способен освежать литературную атмосферу

этого города. Поэты Баии того времени не были даже романтиками, они не поднялись

до высот Байрона и Алвареса де Азеведо. И, следовательно, были еще дальше от

поэзии Кастро Алвеса, который преодолел байроновский романтизм. Очень много имен

насчитывала интеллигенция Баии в 1867 году. Очень мало

1 Мануэ л Мария Барбоза дю Бокаж (1765— 1805) — португальский поэт,

специализировавшийся на эпиграммах, резкой, грубой сатире.

2Луис Жозе Жункейра Фрейре (1832—1855) — бразильский поэт. Уйдя в

монастырь, он стал поэтом-субъекги-вистом. Из сомнений и отчаяния рождается его

эгоцентристская поэзия. Им написаны «Вдохновение монастыря», «Поэтические

противоречия», «Элементы национальной риторики». Он был членом Бразильской

академии словесности.

86

имен поэтов Баии того времени сохранилось для будущего. Эти поэты жили вне

реальной жизни; и сегодня, подруга, мы их зовем «академиками». Их поэзия была

немощна и не могла обновить современное общество ни в духовном, ни в социальном

плане.

Дремлет интеллектуальная Баия, и поэзия в ней — как плохо

акклиматизировавшийся оранжерейный цветок. Имена поэтов — словно медальоны с

ложным блеском. Эти люди не слышат возмущенных криков народа, стонов негров в

этом краю, где самое большое число темнокожих во всей Бразилии; они не чувствуют

глубокой тайны, которая окутывает Баию и ее склоны, тайну, которая исходит от ма-

кумб, от коричневого цвета людей, от скопления их разномастных лачуг. Они не

чувствуют и сертана — там, позади, — его буйной и суровой природы, со-

блазнительной для всякого подлинного поэта, сертана, полного историй, легенд и

суеверий. В творчестве этих поэтов мы не найдем никаких характерных для Баии черт;

их поэзия бесцельна, бесцветна и не оригинальна. Цвет земли сертана, запах, идущий

из каа-тинг севера, лунные ночи с гитарой и серенадами — все, что характерно для

поэзии Кастро Алвеса, — они, эти убогие существа, не чувствуют. Их интересует

только: богата ли рифма, хорошо ли сложены стихи? Никогда до их ушей не доходил

шум борьбы за независимость и отзвуки революций. Они жили, восхищаясь своим

идолом Мунизом Баррето, посмеивались над его импровизациями, восторгались его

порнографическими стишками. Обновляющий ветер, который веял над Сан-Пауло и

ревел ураганом в Ресифе, еще не дошел до Баии, Баии врачей-риториков и весьма

посредственных поэтов. Город нуждался, чтобы кто-то прибывший извне разбудил его,

обновил его литературу, повел интеллигенцию на баррикады. И вот появился Кастро

Алвес, подруга, и влил новую кровь в жилы своего города. Он когда-то уехал отсюда

подростком, и в его ушах звучали тогда крики мятежной толпы. В Ресифе он стал

мужчиной, и поэзия его проникла туда, куда она никогда не проника

86

ла прежде в Бразилии. Его стихи зазвучали на площадях, на митингах, они дошли

до сензал и до тюрем. Из Ресифе в города юга — Баию, Рио-де-Жанейро, Сан-Пауло —

летела воодушевляющая, радостная весть о том, что поэзия должна служить народу,

стать его грозным оружием. В пропагандистском путешествии, которое с этой поры

длится всю его недолгую жизнь, Баия была первой остановкой, первой крепостью,

которую ему предстояло завоевать. И город, как женщина, простирает к нему руки,

Баия проявляет к своему сыну нежность возлюбленной, она устилает его дорогу

цветами.

86

Но началось пребывание Кастро Алвеса на родине со скандала. Приехав с

Эуженией в город, где живет его семья — солидная и состоятельная, поэт не скрывает

возлюбленную, напротив, он выставляет ее напоказ. Они занимают в гостинице

комнаты, как супруги. В городе шушукаются — по углам сплетничают кумушки,

раздраженно обсуждают поведение поэта последователи Муниза Баррето, ведь литера-

турная гегемония их кумира под угрозой. Но еще больший скандал вызвало то, что

поэт отвез свою возлюбленную на Боа-Виста, где прежде жила его семья, а сейчас

пустовал дом. В дополнение ко всем фамильным привидениям он поселил там свою

беспокойную грацию.

Вскоре вокруг Кастро Алвеса стали группироваться молодые поэты города, хотя

гораздо больше, чем литераторы, им восхищался народ. Поэт Мело Мораис Фильо

который изучал тогда медицину на знаменитом факультете, сделался его закадычным

другом. И Эужения тоже заполняла ему жизнь не одной лишь любовью. Она требовала,

чтобы по вечерам он приводил в свой огромный дом друзей распугивать привидения.

Приходило много молодых людей, они декламировали, спорили об искусстве, поли-

тике, о театре. Эужения воодушевляла собрания сво

1 Алёшандре Жозе до Мело Мораис Фильо (1844—1919)—бразильский поэт и

этнолог.

87

им присутствием, принимала участие в спорах; поэт, подруга, ее многому научил.

Они начинают создавать труппу, которая поставила бы «Гонзагу» и в которой первой

актрисой была бы Эужения. Поэт и чиновник Элизиарио Лапа Пинто должен был

играть роль первого любовника. Впоследствии он и сыграл Гонзагу, и неплохо, хотя

внешность его не совсем подходила для этой роли.

Поэт передал свою пьесу на рассмотрение Драматической консерватории. Чтение

пьесы проходило при переполненной аудитории и вызвало всеобщий интерес. Жюри

дало ей весьма высокую оценку. Впрочем, один из членов жюри остался при особом

мнении и сделал ряд замечаний. Кастро Алвесу это было неприятно; он почувствовал,

что старая, апатичная литература города старается повредить ему, хочет помешать его

влиянию. Но как они могут помешать ему, подруга, если в день Второго июля,

крупнейшего баиянского праздника, он с неописуемым воодушевлением, с сердцем,

полным любви к Эужении, встает в ложе театра, чтобы декламировать свои стихи? Это

его первый публичный успех в Баие. Никогда театр Сан-Жоан, привыкший к сла-

деньким речитативам Муниза Баррето, не слыхал подобного голоса, голоса, что

провозглашал сейчас неведомые еще народу Баии идеи, голоса, который не только

воспевал, но и призывал:

Час великих эпопей, Илиад н Одиссей. Схороненное в веках Оживет в людских

сердцах. Полубог, титан, герой Снова ринутся на бой.

И народ идет за ним. Охотно присутствует на его вечерах, которые после чтения

стихов переходят в митинги. Баиянская публика привыкает к тому, что этот бледный