повороте своей судьбы персонаж одновременно до конца познает себя,

постигает полную закономерность происходящего с ним. Драма Блока с этой

точки зрения построена на парадоксе, на том, что главное действующее лицо в

решающий момент как раз не узнает правды о себе. Поэтому острый,

фантастический сюжет кончается ничем. Все остается на своих местах, может

быть — и не было ничего? Поэт остался в гостиной, звезда — на небе. Может

быть, все это только привиделось Поэту? Назвав отрезки этого действия

«видениями» и мотивировав их к тому же возможностью пьяного бреда, Блок

иронически подчеркнул, что можно прочесть драму и так. Однако прочесть

драму столь плоско — значило бы ничего в ней не понять. Между тем

парадоксальная композиция драмы таит в себе глубокую, серьезную мысль

автора.

Кульминационный, второй акт драмы обнаруживает большое сходство

сюжета «Незнакомки» с «Балаганчиком». Два дворника волокут под руки по

окраинной улице захмелевшего Поэта. Они бросают его в снежный сугроб.

Именно в этот момент с неба «скатывается яркая и тяжелая Звезда». За

падением звезды наблюдает Звездочет — он подобен Мистикам «Балаганчика».

Он ничего не понимает в происходящем, он не понимает, что совершаются

простейшие вещи на свете: осуществление естественного человеческого

желания встретить в жизни «высокую мечту», подлинную любовь. И как

Коломбина отвернулась от Мистиков, так и «прекрасная женщина в черном, с

удивленным взором расширенных глаз» отворачивается от Звездочета и

обращается к новому Пьеро — Поэту, превратившемуся в Голубого, в

идеального любовника. Происходит диалог Голубого и Незнакомки.

Выясняется, что Незнакомка хочет обычной, простой человеческой любви,

которую не в силах ей дать Голубой, потому что любовь его слишком

возвышенна и чуждается всего земного: «Ты хочешь меня обнять? — Я

коснуться не смею тебя». И как Коломбина, обычная простая девушка со своей

земной любовью, отвернулась от Пьеро, так и Незнакомке не нужен Голубой.

Поэтому «Голубой дремлет, весь осыпанный снегом», а затем и вовсе исчезает

В этой сказочной символике нет ничего специально мистического. Сказочность

тут только обостряет, подчеркивает внутренний смысл происходящего. Голубой

исчезает, и на его месте обнаруживается новый Арлекин — «рядом с

Незнакомкой проходящий Господин приподнимает котелок». Его ответ на

вопрос Незнакомки совсем иной: «Хотел бы я знать, почему не могу я тебя

обнять?» Он из разряда тех самых «пьяниц с глазами кроликов», о которых

говорится в знаменитом стихотворении «Незнакомка», он пошляк, и для него

нет никаких проблем в случайной ночной встрече с красивой женщиной на

городской окраине. Он отвратителен, но все-таки он не Голубой, он земное

существо, и то, чего он хочет, понятнее Незнакомке и все-таки ближе к любви,

чем неземные воздыхания Голубого, и поэтому Незнакомка подает ему руку и

уходит с ним, как Коломбина уходила с Арлекином. Кульминационная сцена

«Незнакомки» обнаруживает тех же расколотых, односторонних людей, что и

«Балаганчик». Голубой и Господин в котелке так же внутренне связаны между

собой, как Пьеро и Арлекин, так же представляют собой разные грани одного,

разбившегося на несоединимые крайности современного человеческого

характера.

Однако есть здесь и нечто принципиально новое. Кульминационная сцена

«Незнакомки» — наиболее абстрактная, «внебытная», сказочная ее сцена. В

«Балаганчике» все действие происходило в «условной» «иллюзорной»

театральной обстановке, и сами герои, их неполноценные характеры лишь

отдаленно могли быть понимаемы как изображение драматизма современного

человека. В «Незнакомке» даже наиболее абстрактная, обобщенная сцена в

какой-то степени «по-бытовому» оправдана — тут есть дворники, снежный

сугроб, окраина города. Любопытно, что в первоначальной редакции пьесы

действие и этой сцены происходило не на безлюдной улице (что способствует

восприятию всего как фантасмагории, сказки), а на фоне окраинной улицы

Петербурга, ведущей на Острова. В таком случае более объяснимо появление

Господина в котелке — он из числа веселящихся в ночную пору на Островах

господ. Понятно поэтому, что на вопрос Поэта об исчезнувшей Незнакомке

Звездочет в этой редакции отвечал:

В колясках ехало здесь

Немало красивых дам,

И очень прискорбно мне,

Что вашей не мог я узнать265.

Это изменяло колорит всей сцены, придавало ей гораздо большую

конкретность, социальную остроту. Блок, перерабатывая сцену, сознательно

делал ее более абстрактной, фантастичной. Почему он это сделал? Причина, как

кажется, может быть только одна — по-бытовому конкретизировать сцену и

одновременно делать ее более социально острой было излишне потому, что в

достаточной мере эти качества присущи окружающим сцену двум актам —

первому, происходящему в простонародном кабаке, и третьему, происходящему

в светском салоне. Функция центрального акта состоит как раз в том, чтобы

связать эти внешне ничем не связанные «бытовые» акты, подчеркнуть, выявить

вовне ту социальную фантастику, которая заключена в них и становится вполне

ясной только в свете всего драматического целого.

И кульминацию, и развязку, т. е. внутреннюю логику действия — главное в

любой драме, объясняет в «Незнакомке» контрастное сопоставление первого и

третьего актов. «Фантастика» и «быт» сосуществуют, переплетаются между

собой в самой повседневной жизни. Все, что происходит в низкопробном

окраинном трактире, с зеркальной точностью отображается в речах и поступках

посетителей светского салона. Получается чудовищная картина

механизированного окостенения быта, давящего на людей. Утрированный,

гротесковый параллелизм поведения и речей персонажей дает картину некоего

единого механизма современной людской жизни, скованной какой-то

чудовищной силой. Фантастика существует не просто в сознании людей,

напротив, сами изломы, искривления, нецельность сознания неизбежны в

фантасмагорической жизни, в окостеневшем, омертвевшем быту.

Поэтому в применении к «Незнакомке» уже недостаточно говорить о том,

что Голубой и Господин в котелке — это «двойники», как это можно было еще

говорить о Пьеро и Арлекине. «Двойниками» оказываются как бы целые

социальные пласты, связанные единством некой жизненной и душевной

закономерности. Уродливость, нецельность сознания органически связываются

с социальным началом — механизацией жизни. Здесь обнаруживается опора

Блока на творчество Достоевского. По письмам, статьям, дневникам Блока мы

265 Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 654, оп. 1, ед. хр. 142, л. 28/26.

видим, как углубленно знал и ценил Достоевского поэт. В драматургии Блока

сказывается с большой силой, как тесно он был творчески связан с

Достоевским. В сущности, уже основная драматическая коллизия

«Балаганчика» — отношения Пьеро, Арлекина и Коломбины — в отдаленной

перспективе напоминает «Идиота». Однако сами характеры героев первой

драмы Блока так обобщены, абстрагированы, что эта связь улавливается с

трудом. «Незнакомка» более органически и явно соотнесена с Достоевским.

Ведь «раскол души» в «Идиоте» дается в таком богатстве жизненных,

социальных, бытовых связей, что никому не придет в голову трактовать

отношения Рогожина и Мышкина как тему «вневременного балагана», но

всякий скажет, что это — социальная трагедия. То, что Блок в «Незнакомке»

сумел драматизм сознания органически сочетать с картиной социальных

контрастов и связей, приблизило его к большой классической традиции

Достоевского.

Однако Блок не просто связан с Достоевским (что в данном случае