Уважаемая мисс Чёт,

Гитара раздавлена. Она жаждет, чтобы на ней играли. К счастью, у нее для этого есть я.

– Мистер Нечёт.

ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ СЕНТЯБРЯ. СУББОТА.

МАШИНА СЕМЕЙСТВА БРОУДИ; 11:03.

Мама Триппа отъезжает от тротуара и включает кондиционер на полную мощность.

– Лоринда нервничает, бьюсь об заклад, – говорит она. – Трипп, вытащи из ушей эти штуковины. Это невежливо.

– Лоринда – противное ничтожество на палочке, и она заслуживает нервничать, – отзывается Трипп, складывая наушники в карман.

– Не говори так! Она же твоя кузина.

– Когда мне было четыре, Лоринда привязала меня к стулу, засунула в рот носок и заперла на чердаке в доме тети Гертруды.

– Это неправда.

– Я получил моральную травму, мам. Просто ты решила заблокировать это и множество других злодеяний Лоринды в своей системе. А в другой раз она приперла меня к стенке и в прямом смысле попыталась заменить мои зрачки арбузными семечками. И мне плевать, что мы родственники. Она чокнутая.

Какое-то время, проехав в тишине, мама поворачивает к парковке магазине и выходит из машины.

– Что ты делаешь? – Спрашивает Трипп

– Иду забирать голубок. – Дверца захлопывается. Трипп наблюдает, как она пытается бежать на черных лакированных шпильках. Возвращается она через пару минут с плетеной корзинкой в форме сердца и вручает ее Триппу. – Какой-то очень жаркий сентябрь, – произносит она. – В этом платье можно умереть от жары.

Сквозь прутья корзинки черный глаз уставился на Триппа. Парень немного поднимает крышку.

– Голуби, – говорит он. – Их наркотой накачали.

– Голубки. – Она пристегивает ремень безопасности и отъезжает. – После свадебной церемонии я выпущу птиц. Они олицетворяют любовь.

– От корзины воняет. – Трипп перекладывает ее на заднее сиденье. – Кто-то обрызгал ее псевдо-цветочными духами.

– Предпочту его запаху птичьего помета, – отзывается его мама.

Когда они подъезжают, в церкви уже полно народа. Музыкальное трио играет медленную и монотонную мелодию. Фортепиано, флейта, классическая гитара. Жених и 4 шафера стоят справа, им явно жарко и неуютно. У Триппа чешутся руки стащить гитару и сбежать.

Родители жениха идут к алтарю, за ними мать невесты – старшая сестра его мамы, как обычно с суровым выражением лица.

Трипп пихает маму, чтобы она взглянула на священника, спящего на стуле рядом с аналой[8].

– И довела его сия тягомотина до смерти, – шепчет Трипп.

Глаза его мамы значительно увеличились в размерах.

– Лучше бы ему проснуться.

Трипп начинает хохотать, а она одергивает его.

Священник просыпается, свадьба начинается, и музыканты заводят еще одну вызывающую кому мелодию.

Чтобы не уснуть, Трипп крошит крекер, найденный в кармашке корзины с птицами. Одна из голубок клюет рассыпанные крошки. Другая не шевелится. Они ни звука не издают. Да что за птицы будут молчать, когда их лишают свободы, задумывается он. Разве они не должны вопить во все горло?

После церемонии, на удушающей жаре, все собираются на крыльце церкви.

Подъезжает лимузин, предвещающий появление птиц.

Мама Триппа берет корзинку и открывает крышку.

И ничего не происходит.

Едва заметным резким движением она трясет корзинку, и тогда одна голубка вылетает.

Несколько человек начинают хлопать, но все до сих пор находятся в ожидании.

Она наклоняет корзину и трясет сильнее. Вторая птица с глухим стуком падает на землю.

Немая сцена. Быстрым движением отец жениха пинает труп в кусты.

Никто не произносит ни звука.

Лоринда сердито озирается и тянет жениха за руку.

– Давай уже просто уедем.

Они залезают в лимузин и несколько человек начинают хлопать, все остальные к ним присоединяются.

– Поздравляем! – кричит кто-то.

Вид у мамы Триппа такой, словно отправится на тот свет вслед за птицей.

– Ты не виновата, – шепчет он. – Это просто стечение обстоятельств.

Она с сомнением смотрит на него.

– Правда, мам. Тебе дали престарелую птицу.

И тогда она все же улыбается.

Его огромное доброе сердце избавилось от оков гнева, чтобы даровать частицу сострадания смиренной Термитше в момент нужды. Остается только надеяться, что она это запомнит.

ПОЧТОВОЕ ОТДЕЛЕНИЕ; 14:22.

Энни отдает работнику свой пакет документов, забирает из рук Лайлы большой и мягкий конверт и кладет на стойку.

– Отправляем оба в одно и то же место.

– Есть что-нибудь хрупкое, жидкое или скоропортящееся? – спрашивает работник почты.

– Лишь наши судьбы, – отвечает Энни, на что он смеется.

– Заявление и DVD, – отвечает мама Энни. – Девочки претендуют на места в специализированную музыкальную школу. Приоритетная посылка.

Энни усмехается, глядя на Лайлу.

– Это та-а-ак волнующе.

Он ставит печать ПРИОРИТЕТНАЯ ПОСЫЛКА на каждом конверте.

– А у вас есть приносящие удачу марки, которые можно было бы приклеить? – спрашивает Энни.

Сотрудник почты улыбается и качает головой. Мама Энни оплачивает все. Когда он закидывает их конверты в ящик для отправки, Лайла чувствует, как все внутри нее переворачивается.

– Удачи, – желает им он. – Следующий.

– Теперь нам остается только ждать, – говорит Энни. – Меня убивает эта неизвестность. Я умираю.

– Да, – отзывается Лайла. – И в заголовках напишут: «Две девочки поступили в Музыкальную Консерваторию Коулса, но умерли, так и не узнав этого». – Как только слова срываются с ее рта, она осознает, что притворяется. Я не хочу в Коулс. Она повторяет про себя эту правду, пока они идут.

– Так, хватит! – говорит мама Энни. – Будем праздновать. Это был просто проект, вы вместе собрали документы для поступления и все. Что будете? Мороженое или фраппучино?

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ СЕНТЯБРЯ. ПОНЕДЕЛЬНИК.

МУЗЫКАЛЬНАЯ СТУДИЯ Б; 11:37.

Уважаемая мисс Чет,

У меня в ушах сверхчеловеческие реснички, улавливающие разные флюиды, и твои четные флюиды витают вокруг этой гитары. Поэтому в пятницу я прокрался к двери студии и подслушал. Сперва я решил, что тщетно, потому что отсюда доносились звуки виолончели, но вот, приложившись ухом к замочной скважине, что же я услышал? Предательский стук сердца? Тихий стук копыт оленей? Нет. Я услышал гитару. И гаммы.

Обманюшка с погремушкой, заливала-то сполна, только выдала струна. Виолончель на компьютере ты включила только ради прикрытия. Включила, чтобы никто не услышал, как ты играешь на гитаре.

Так что ты тайная гитаристка, Лайла Маркс. И у меня две теории. Первая: втайне ты мечтаешь, стать богиней рока, но боишься насмешек, потому что являешься полной противоположностью этому понятию. (Ведь богини пользуются медиаторами, играют мощные аккорды и вопят.) Или вторая: ты где-то вычитала, что станешь еще лучше играть на виолончели, если зацепишься пальцами за другой инструмент, и делаешь это, чтобы божественно играть Баха, а если еще к Моцарту прибавишь моцареллу, то станешь виолончельной суперзвездой. Какая теория верна?

– Мистер Нечет.

ТРИДЦАТОЕ СЕНТЯБРЯ. ВТОРНИК.

МУЗЫКАЛЬНАЯ СТУДИЯ Б; 11:48.

Уважаемый мистер Нечет,

Приятно узнать, что ты меня преследуешь. Какое тебе дело, играю я на гитаре или нет? Она не твоя.

Ладно. Играю. Счастлив? И не буду объяснять почему. Только, пожалуйста, никому не рассказывай. Дело не в том, что я смущаюсь чего-то. Просто на меня и так сильно давят. Мне в пятницу играть соло перед всей школой, а в субботу прослушивание в Центр Кеннеди. Мне, правда, надо репетировать.