Недавно праздновали 200-летие со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина. Юбилеи Пушкина отмечают каждые 50 лет. Один — со дня рождения, другой — со дня смерти. Жизнь Пушкина была короткой — всего 37 лет. Да и сейчас в России люди живут недолго. Так что средний россиянин проживает один-два пушкинских юбилея, не больше. Может быть в двадцать первом веке жизнь в России наконец наладится. И пушкинских юбилеев у каждого будет побольше. Предсказать трудно.

В школе принято к пушкинскому юбилею писать сочинение. Первый юбилей для меня и моих сверстников случился в 1937 году, когда отмечали 100-летие со дня гибели поэта. Мы были тогда в первом классе и сочинений еще не писали. Зато с 1950 года у меня сохранилась чья-то тетрадка в косую линейку с сочинением на тему «Пушкин и Сталин». Дело в том, что в 1949 году отмечали сразу два юбилея. Пушкину исполнилось 150 лет, а Сталину — 70. Вот этот текст.

«Сравнивая Пушкина с товарищем Сталиным, необходимо указать на их сходства и различия. Пушкин был гений русской литературы. А товарищ Сталин — гений всех времен и народов. Оба академики. Но товарищ Сталин, сверх того, — корифей науки.

Живи Пушкин в наше замечательное время, его стихи были бы отмечены Сталинской премией первой степени. Оба, и Пушкин, и товарищ Сталин, много занимались языком. Пушкин создал русский литературный язык. А товарищ Сталин написал «Марксизм и вопросы языкознания». Пушкин свободно говорил и писал по-французски, знал английский и итальянский. Думаю, что и товарищ Сталин владеет иностранными языками, но говорить на них стесняется из-за акцента. Да это ему и не нужно, так как по-русски уже говорит пол-Европы, а скоро будет говорить весь мир.

Пушкин хоть и боролся за свободу, но был декабристом. И поэтому страшно был далек от народа. А товарищ Сталин — плоть от плоти народа и как вождь всего прогрессивного человечества борется за освобождение всех народов. Он уже освободил пол-Европы и скоро освободит вторую половину. В то время как Пушкин осуждал сепаратизм Польши и разоблачал буржуазного польского националиста Адама Мицкевича, товарищ Сталин поднял над всем миром знамя пролетарского интернационализма и скоро покончит со всеми космополитами как у нас в стране, так и за ее пределами. В этом отношении Пушкин не был последователен. Он не сотрудничал с органами, вовремя не раскрыл заговор двух французов-космополитов и поэтому пал их жертвой. Наверняка они были еще и сионистами. Прояви Пушкин бдительность и сигнализируй о них Бенкендорфу, у которого были горячее сердце, холодная голова и чистые руки, — и враги народа были бы разоблачены.

Пушкин прославил любовь.

писала Татьяна Онегину. Но Пушкин любил только женщин, хотя не все женщины отвечали ему взаимностью. А товарищ Сталин любит всех трудящихся, без различия пола. Конечно, за исключением вредителей и врагов народа. И эта любовь взаимна.

Великий Сталин — Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) и генералиссимус. Пушкин же был всего лишь камер-юнкер, т. е. по-современному не более чем член ВКП(б) или, в крайнем случае, кандидат в члены Политбюро. Но мы чтим Пушкина как величайшего поэта. Хотя и товарищ Сталин писал в детстве выдающиеся стихи. Если бы он писал их и дальше, еще неизвестно, кто стал бы более великим поэтом».

Под сочинением учитель написал: «За раскрытие темы — 5, за орфографию — 3». Красным карандашом отмечено пятнадцать орфографических ошибок, а в цитате из Пушкина «Я вас люблю» исправлено на «Я к вам пишу».

Сейчас, когда цитируют две хорошо известные строчки из Федора Тютчева:

тут же вспоминают две строчки из Игоря Губермана:

Налицо противоречие. Противоречие во мнениях, высказанных поэтами середины девятнадцатого и конца двадцатого века. Так, может быть, и в самом деле пора? Пора понимать Россию умом? И мнение Тютчева устарело?

Вспоминаю один случай. Лет тридцать тому назад в Москве, на углу улиц Вавилова и Дмитрия Ульянова начали стройку. Ее было видно из окна моего дома. Огородили место, завезли плиты, заложили фундамент. Кажется, строители называют это «нулевым циклом». «Нулевой цикл» сохранялся с десяток лет. Вид у него был унылый. Грязный пустырь, зимой припорошенный снегом, — на сотню метров. На бугре между проезжей улицей и пустырем — пивная. Перед пивной — группами, по трое, поправляющиеся с утра мужички. Кто с кружкой, кто с пол-литровой банкой. Мужичков пошатывало. То ли от ветра, то ли от удовольствия. С бугра на тротуар текли желтые ручьи, оставлявшие в снегу глубокие борозды. То ли пиво, то ли моча…

Говорили, что будут строить музей Дарвина. Я еще тогда недоумевал, почему именно Дарвина. Спору нет, Дарвин — великий ученый. Но великих ученых много. Например, Менделеев. Дарвин жил в Англии, а Менделеев ближе — в Санкт-Петербурге. А Ломоносов и Павлов еще ближе — в Москве.

Тридцать лет спустя музей Дарвина достроили. Напротив моего дома вырос огромный мраморный дворец, окруженный красивой чугунной решеткой. Просторные залы музея поражали великолепием. А пивную, конечно, снесли.

В начале восьмидесятых я приехал в Лондон гостем Английского Королевского Общества. Тогда же, воспользовавшись случаем, посетил имение Лутон Ху под Лондоном, принадлежавшее английским потомкам Пушкина. Живший там хозяин имения сэр Николас Филипс за чаем представил меня своей гостье. Леди Вейджвуд оказалась потомком Чарльза Дарвина. Дарвин был женат на дочери Вейджвуда, родоначальника знаменитого английского фарфора. Отсюда и имя новой знакомой. Мы разговорились. Леди Вейджвуд интересовалась Россией, спросила о новостях. И я между прочим сказал ей, что напротив моего дома строится музей Дарвина. Мое сообщение вызвало у нее крайнее изумление.

— Музей Дарвина в Москве? — пожилая леди раскрыла глаза и сделала паузу. — Я слышала, что люди в России нуждаются. Не хватает домов, питания, одежды… Знаете, мы, Вейджвуды, — состоятельная семья. Но ни в Лондоне, ни в Уэллсе, где у нас есть земля, мы не могли бы построить музей моего знаменитого предка. А если попросить денег у правительства, наверняка откажут. Да нам и в голову не приходило. И, если я не ошибаюсь, Дарвин в России не был… Нет, это просто поразительно! Тютчева леди Вейджвуд не читала, и я, как мог, перевел ей две хорошо известные строчки. С тех пор я на стороне Тютчева.

Когда Маша была маленькой, она плохо ела. Может быть, потому что не любила манную кашу. Кашей ее кормил папа. Маша сидела за столом на высоком деревянном стульчике. Папа набирал полную ложку каши и подносил ей ко рту. Но Маша плотно сжимала зубы. Чтобы она ела, папа рассказывал сказки. Маша любила сказки и в страшных местах открывала рот. Просто из любопытства. Тут папа ее и кормил. Когда все сказки Шарля Перро, братьев Гримм и Андерсена были рассказаны, папа стал придумывать свои истории, одну страшнее другой. Начинались они одинаково.

Жила-была девочка. Звали ее Маша. Дом, в котором она жила с папой, стоял у самой опушки леса. И вот однажды, не послушав папу, она взяла лукошко и одна ушла в лес. По грибы и по ягоды. Дальше случалось что-нибудь страшное…

Идет, идет Маша по лесу с полным лукошком грибов. И видит, что солнце село за деревья и в лесу начинает темнеть. Пора возвращаться домой. Маша долго бродит по лесу и наконец понимает, что заблудилась. Выходит она на полянку, садится на пенек. На полянке светлее. От деревьев на траве лежат длинные тени. Но вот и они пропали. Стало совсем темно. Маша сидит и горько плачет. Вдруг в кустах раздается шорох и на полянку выходит…