Тем не менее, для жителей Вайнхаузена была и хорошая новость. Американцы выбрали своим президентом Франклина Рузвельта — сильного, поддерживаемого социалистами лидера, который для укрепления своей страны предлагал агрессивную модель системы безопасности и экономического строя. По этой причине многие начали прислушиваться к лидеру немецких социалистов: уроженцу Австрии и ветерану войны Адольфу Гитлеру. Несмотря на его неудачную попытку занять пост канцлера, Гитлер обретал все большую поддержку у народа, поскольку выступал за справедливость и порядок. Его национал-социалистическая партия получила голоса в Рейхстаге, являясь жесткой оппозицией для растущей угрозы большевизма.

Посреди этой национальной и международной драмы Ева продолжала держать в секрете маленькие тайны Вайнхаузена. Она не проронила никому ни слова о вине Бибера, хотя размышления об этом стали для нее неиссякаемым источником невысказанного гнева. Для Линди черные дни тоже остались позади, и теперь она наслаждалась застенчивым ухаживанием Гюнтера Ландеса.

Был канун Рождества 1932 года. Ева осмотрела свою комнату, пытаясь, как в детстве, ощутить атмосферу сказки. Для цветущей, почти семнадцатилетней девушки Рождество оставалось последней ниточкой, связывающей настоящее с прошлым, в котором она была юна и счастлива… Забыв на время о преследующем ее позоре, Ева, машинально перебирая пальцами подаренное дедушкой ожерелье, улыбалась нахлынувшим на нее приятным воспоминаниям детства. Рождество всегда было для нее символом надежды на лучшее.

Придвинув стул ближе к окну, Ева плотнее закуталась в старое одеяло. Луну в небе над Вайнхаузеном постепенно затягивала пелена гонимых восточным ветром облаков, разбитая годами невзгод деревня в преддверии светлого праздника замерла в торжественной тишине. Из нескольких окон, не закрытых ставнями, струился приглушенный свет электрических лампочек. Неделю назад выпал снег, и вымощенные брусчаткой улицы были укрыты белым, успевшим слежаться покрывалом. Ева с улыбкой наблюдала за тем, как от одного дома к другому быстро перебегает группа озябших христославов. Закрывались последние лавки. По склону холма по направлению к мосту спускался небольшой грузовик… Вскоре улицы совсем опустели.

Вайнхаузен ничем не отличался от тысяч других деревень, разбросанных по всей Германии. Каждая из них, уютно устроившись в своем заснеженном уголке, радовалась свету рождественских гирлянд. Впрочем, для многих немцев это Рождество получилось не таким праздничным, как предыдущее, и семья Фольк не была исключением. Мама уже предупредила, чтобы Ева на многое не рассчитывала. В стране бушевала безработица, поэтому для семьи пастора, получавшего от правительства, хотя и мизерное, но все-таки жалованье, было бы неправильно наслаждаться тем, что для большинства других оказалось не по карману.

Ева отнеслась к этому с пониманием. Для нее было достаточно уже того, что в гостиной стояла нарядно украшенная елка — пусть и не такая пышная, как обычно. Единственное ей было жаль младшего брата. Три недели назад он выставил на крыльцо свой башмак для Святого Николаса, ожидая получить что-нибудь стоящее, но на утро обнаружил только простой деревянный свисток. Впрочем, Даниэль мужественно скрыл свое разочарование за маской деланной благодарности, а наедине с Евой предположил, что Святого Николаса, пока он нес подарок, по дороге ограбили «красные».

Поерзав на стуле, Ева плотнее закуталась в одеяло. Она с улыбкой посмотрела на деревянных гномов, выставленных соседом в церковном саду, представив себе, как они оживают и радостно танцуют на улицах вместе с веселыми эльфами. Ева медленно втянула носом воздух. Из кухни долетал умиротворяющий аромат рождественского кекса и свежеиспеченных пряников.

Прижавшись лбом к оконному стеклу, Ева наблюдала за первыми снежинками приближающейся бури. Как бы ей хотелось навсегда спрятаться за этой белой пеленой от жестокого окружающего мира! Скосив глаза, она посмотрела на ряд средневековых деревянных домов на дальнем конце улицы, которые были украшены сосновыми ветвями, срезанными в лесу на северном склоне холма. «Интересно, сколько праздников Рождества они повидали на своем веку?» — подумала Ева.

Очевидно, под влиянием запаха выпечки, света уличных гирлянд, величественной красоты украшенной по случаю праздника церкви и кружения снежинок за окном, Ева снова почувствовала себя в безопасности. Этого ей так не хватало. Внизу заиграл граммофон. Звуки рождественских песен наполняли дом небесным покоем. Все так же теребя бабушкино ожерелье, Ева посмотрела на гравюру с изображением Доброго Пастыря. Сегодня Он казался ей особенно близким.

Ева глубоко вздохнула. Ей так не хотелось расставаться с этим теплым чувством надежды.

Без десяти шесть преподобный Фольк, как всегда бывало накануне Рождества, отправился в церковь ударить в колокол, призывая Вайнхаузен на праздничное богослужение. Он молился, чтобы слова Евангелия, которые он собирался сказать в вечерней проповеди, хотя бы немного разожгли радостный огонь торжества в сердцах его исстрадавшихся прихожан.

Вдруг, в спину пастора ударили три снежки. Не ожидая такого подвоха, он резко обернулся и, поскользнувшись на ледяной корке, завалился на церковную ограду.

— Шнайдеры! — крикнул пастор. — Когда вы уже повзрослеете?

Поднявшись, он стряхнул с пальто снег и, надев свалившуюся при падении шляпу, поспешил ретироваться в здание церкви. Оказавшись в зале, пастор зажег один ряд лампочек и, выйдя в боковую пристройку, поднялся по холодной винтовой лестнице к основанию колокольни. Взглянув на свои часы, Пауль остановился в ожидании. В прошлом году он позвонил на две минуты раньше, за что потом получил серьезную взбучку от фрау Викер и швей из ее клуба. На этот раз пастор был твердо намерен избежать подобных неурядиц.

Ровно в шесть часов он, крепко схватившись за толстую веревку, с силой потянул ее вниз. Колокол над его головой, плавно качнувшись, ответил глубоким, раскатистым звоном, наполнившим деревню ощущением небес. Пауль, закрыв глаза, улыбнулся. Он представил, как женщины Вайнхаузена по давней традиции в ответ на его сигнал зазвонили маленькими колокольчиками, и их нарядные дети выбежали из своих спален в гостиную, где стояла сияющая огнями елка и подарки.

С чувством выполненного долга преподобный Фольк вышел из церкви и, присев, сделал вид, что зашнуровывает ботинок, а сам тем временем быстро слепил три снежки. Поднявшись, он насунул шляпу на глаза и направился к двери своего дома. Из тени с новой порцией снежков высунулись юные Шнайдеры, но пастор успел сделать опережающий залп.

— Ага! — торжествующе крикнул он вслед убегающим сорванцам. — На этот раз я подготовился!

Смеясь, он зашел в дом и принялся отряхивать с пальто снег.

— Мог бы отряхнуться и на крыльце! — буркнула заплетающимся языком фрау Фольк. — Мне уже надоело убирать в прихожей.

Она опять была изрядно пьяна. Не обращая внимания на состояние жены, Пауль схватил ее за руку.

— Счастливого Рождества! — сказал он, привлекая Герду к себе. Она покорно подставила губы для поцелуя.

Напевая себе под нос рождественский гимн, пастор повесил пальто в шкаф и подошел к граммофону. Этот граммофон с дубовым рупором им несколько лет назад подарил Руди после того, как семейное пианино окончательно пришло в негодность. Пауль поставил пластинку на обтянутый войлоком диск. Все так же напевая, он несколько раз прокрутил ручку граммофона и подвел иглу к краю вращающейся пластинки.

— Ну как, Герда, ты готова?

Фрау Фольк, кивнув головой, потянулась за стоящим на столе крошечным серебряным колокольчиком.

— Дети! — громко позвала она, звеня колокольчиком.

Ева и Даниэль, сбежав вниз со второго этажа, ворвались в гостиную и, радостно хлопая в ладоши, остановились пепел сияющей огнями елкой. Ее ветви были украшены старыми разноцветными шарами, серебристыми блестками, вырезанными из фольги фигурками, яркими лентами и бумажной гирляндой. Довершали картину десять крошечных белых свечей весело мерцающих в специально затемненной комнате.