– Нет, нет, я не продавец пылесосов “Гувер”, – чинно представляется А. пожилой женщине, – и не агент-доброволец по распространению средства для похудания, за которого, вероятно приняла меня поначалу госпожа К.

  А. доверительно смеется. Госпоже К. вовсе и не требуется худеть, добавляет он. Австрийские женщины дисциплинированны во всем и никогда не позволят себе превратиться в нечто, напоминающее бочку с пивом. Впрочем, если она хочет еще немного уменьшить вес, что, как известно, предотвращает развитие гипертонии, то он знает одно очень надежное средство, которое с удовольствием доставит ей. Кстати, добавляет он, не будет проблем и с пылесосом “Гувер”, который в квартире госпожи К. должен будет влачить жалкое существование на пособие по безработице. Ведь преданность чистоте госпожи К. так хорошо всем известна. Этот пылесос в небольшой квартире госпожи К., которая, несомненно, достойна проживания в гораздо более роскошных апартаментах, может служить разве что в качестве пикантной насмешки над грязнулями, с которыми у фрау К. не может быть ничего общего. Откуда ему известно обо всем этом? Ну, конечно, от автора ее биографии, госпожи Е., с которой беседовал недавно по телефону господин Я.

  Тут мы, собственно, и подходим к делу, объявил А., плавно меняя тон с доверительно-сердечного на официально-торжественный. Дело в том, что у господина Я. подрастает дочь, любимая дочь, как вы догадываетесь. У еврейских магнатов все дочери – любимые. Но эта еще и единственная. Ее зовут Баронесса. Да, пояснил А., у евреев принято порою давать детям такие странные имена. Вы ведь наверняка обратили внимание, как широко, например, распространена среди евреев фамилия Герцог. Среди них и герой романа еврейского Нобелевского лауреата по литературе, и президент Еврейского Государства. Нет, не тот, чье имя связано с сексуальными скандалами, имя того в переводе с иврита означает Мясник, он понимает толк в филе и грудинке не хуже вашего знакомого мясника, госпожа К. Ха-ха-ха. Впрочем, ничего не доказано, ничего не доказано. И решения суда меня ни в чем не убедят, бывает, что правду узнать не дано, особенно когда в деле замешаны еврейские женщины. Ха-ха-ха. А этими именами, символизирующими знатность и благородство, люди, и евреи в частности, ведь они тоже люди, правда, ведь? А. тонко улыбается госпоже К. Так вот люди-евреи таким странным образом добавляют себе некий витамин, которого им не хватает в организме. Обратите внимание на английскую палату лордов, ведь там что ни лорд – еврей. Британская королева – женщина очень большого ума. Привлекая деньги, которые, как вы чрезвычайно остроумно заметили, никогда не выйдут из моды (об этом нам тоже известно от госпожи Е.), королева раздает символы, которые ей ничего не стоят. Вот и получается, что миром правят не те, кто владеет деньгами, а те, кто владеет символами. Ха-ха-ха. А если символы и деньги в одних руках? А? С вами исключительно приятно беседовать, госпожа К., но мы обязаны вернуться к делу. А дело состоит в том, что господин Я. разочарован в системе просвещения Еврейского Государства. Она осталась от увядшей революционной традиции, в соответствии с которой учителя больше играют с детьми в песочнице, чем прививают им различные полезные навыки, как, например, музыкальные. С детьми нужно не только сюсюкать, к ним следует предъявлять требования. Так считает господин Я. Ему от госпожи Е. стало известно о выдающихся успехах, которых вы достигли в воспитании вашей дочери. Господин Я. предлагает вам контракт на три года, в течение которых, рассчитывает он, вы сумеете придать его дочери европейский блеск. Старое доброе европейское воспитание вовсе не исчерпало себя, считает господин Я., напротив, его ждет подлинное возрождение, и господин Я. – среди пионеров этого возрождения. Что касается проживания в Еврейском Государстве, то, исходя из распространенных еврейских фамилий Гольдберг и Розенфельд, у вас могло сложиться впечатление, что это страна золотых холмов, стоящих посреди плантаций алых роз. Из телевизионных программ у вас, возможно, сложилось впечатление, что по этим плантациям из роз носятся Соседи с автоматами Калашникова и поясами смертников. Это не совсем так. Я понимаю, вам, конечно, нужно некоторое время, чтобы обдумать такое неожиданное предложение, но в 19:00 я жду вас в номере 777 гостиницы “...хоф”, где мы сможем не спеша обсудить условия контракта. До свидания, госпожа К. Было чрезвычайно приятно познакомиться с вами.

  С этими словами А. учтиво поклонился и оставил госпожу К. в состоянии возбужденного недоумения и тревоги, ведь к назначенному времени она даже не успеет посоветоваться с дочерью. Тем лучше, решает вдруг она, это будет для нее сюрпризом. Мать тоже еще может кое на что сгодиться и внести свой вклад в материальное благополучие их маленькой сплоченной семьи.

  Как, однако, разговорился А., обычно немногословный в Кнессете Зеленого Дивана! Если бы Я. или Б. услышали этот его монолог, они были бы очень удивлены вдруг открывшимся красноречием А. Хотя стоит ли удивляться: этот случай только демонстрирует известный факт, что всякому человеку нужен “свой” собеседник. То ли тут должна иметь место близость душ, то ли некоторая их комплементарность, то есть абсолютное несходство, обещающее, тем не менее, что обе части подойдут друг к другу, как вокзальное пластмассовое кресло с двумя углублениями в сиденье подходит к заду опустившегося в него не слишком тучного пассажира. А может быть, успел А. за то короткое время, что они покинули Еврейское Государство, соскучиться по матери и рад был пуститься в разговоры с пожилой женщиной и даже допустил в своей речи неуместный при данных обстоятельствах наставительный тон, обычный для него в разговорах с его любящей мамой.

  Учительница музыки вылетает из-за поворота как выхлопное облако из венгерского автобуса. Австрия и Венгрия – сводные сестры, сестрица Венгрия размножила на просторах Восточного Блока свои машины для перевозки хомо сапиенс. Как и полагается отпрыскам Венгрии, падчерицы великой империи, ее детки-автобусы никак не связаны с музыкой, они пыхтят на улицах, принимая в свое лоно всех, кто не хочет остаться на остановке. В отличие от машин, на которых написано “Живая рыба”, на автобусах никогда не пишут “Живые люди”, ведь это и так понятно, в этом можно легко убедиться, взглянув на их сонные лица в окнах автобусов. В Еврейском Государстве такая надпись на автобусе и вовсе нелепость, Соседи не любят этого натюрлайфа. Хлоп, и живые люди уже частично полуживые, а частично – неживые вовсе. После хлопа на время воцаряется полная тишина, эту невзрачную до того площадь теперь вполне можно назвать Красной площадью. Красная густая жидкость в сочетании с черной копотью обгоревшего железа и плоти – это теперь уже классические тона городского натюрморта.

  Агенты Б., В. и Котеночек не сразу последуют за учительницей. Они подождут, пока она съест приготовленный заботливой матерью ужин, переоденется, простирнет под краном ступни колготок. Приглядевшись, возможно, простирнет их целиком, а собственные свежевымытые ступни погрузит в мягкие домашние тапочки. Вот тогда они и возникают перед входной дверью, и В. жмет кнопку звонка.

  На лице учительницы нотными знаками на пяти натянутых лесочках для ловли мелкой рыбы написано недоумение. Нежданные гости намеренно отодвигаются подальше от входной двери, на самый край лестничной площадки, чтобы подчеркнуть, что не собираются силой вламываться в квартиру, если ее хозяйка того не желает. Они же хотят с ней переговорить на очень серьезную тему, касающуюся ее преподавательской деятельности. Нет, они не из попечительского совета Венской консерватории, и их решительно не интересует ни ее моральный облик, ни даже ее сексуальные предпочтения. Впрочем, всем своим видом они показывают, что лестничная площадка – не очень подходящее место для беседы о сексуальных предпочтениях, моральном облике и даже о методах преподавания музыкального искусства. Учительница соглашается, она приглашает их пройти в квартиру и предлагает сесть. Садятся только двое, третий, с чуть округлым лицом, остается стоять у двери. Только теперь учительница понимает, что именно показалось ей странным в них с самого начала – на всех троих перчатки, и они явно не собираются их снимать. Более того, рафинированная вежливость покидает их лица и сменяется решимостью и даже надменностью.