— Надо же, интересно как. А вот я про себя не помню, — Варвара обхватила голову, будто надеясь нащупать нужные воспоминания, но развела руки в недоумении. — Жалко, может, это бы что-нибудь объяснило в моих жизненных странностях. Таньки тут нету, но из баллончика брызнуть я и сама смогу, небось лак там еще остался. Осенька, принеси…

Ося запрыгал на кухню, как козлик по кочкам, разбегаясь и скользя по полу толстыми вязаными носками, которые носил вместо тапочек. Минут пять за стеной раздавался шум, перемежаемый возгласами «Хо-хо-хо!», и наконец он примчался обратно, взлохмаченный, раскрасневшийся и веселый. В одной руке он сжимал аэрозольный баллончик, в другой спелую грушу. На плече у Оси сидел хмурый Гриша, обхвативший крошечными ручками вторую грушу.

— Поздоровайся с тетей! — сказал Ося и угостил грушей Марусю.

Гномик угрюмо молчал, поглядывая на «тетю» исподлобья, но она даже внимания на него не обратила, наверное, подумала, что это игрушка.

— М-м-м, вкусная! — Варвара надкусила протянутую ей вторую грушу. — Где ты их взял, Осенька?

— Наколдовал! Там были яблоки, мы с Гришей их превратили в груши.

Откусив еще раз, Варвара удивленно покачала головой, будто не верила своим вкусовым рецепторам, встряхнула баллончик и нажала на пимпу. Блестки взвились к потолку и, оседая, очертили в воздухе силуэт мужчины, мерцающий и неопределенный.

— Что-то тебя плохо видно, — сказал силуэту Ося. — Давай ты будешь лучше синий, а не блестящий. И говорящий, а то молчишь всё.

Ося дунул на мерцающие очертания, и, словно наполнившись туманом, силуэт посинел, проявились широкие скулы. Призрак мигал раскосыми глазами, с сомнением поглядывая на Марусю, и наклонял голову вправо и влево, словно пытаясь увидеть еще что-то.

— А-а-а-а! Э-э-э! — протянул он неуверенно.

Маруся сначала сидела не шелохнувшись, будто вросла в диван, но оживилась, как только услышала первые звуки.

— Чё уставился? — спросила она своим пронзительным голосом. — Я другая уже. У меня жизнь другая, чё ты за мной таскаешься? Один раз убил, чё еще надо-то?

Призрак качнулся и заговорил:

— Ты сама виновата, — его голос звучал обыденно, как у пассажира маршрутки, тихонько пихающего сидящего впереди с просьбой «передать на билет». — Помнишь, что ты сказала, когда умирала, балда? Теперь и сама мучаешься, и меня мучаешь…

— И чё я сказала такого, интересно? — полюбопытствовала Маруся, сощурившись и уперев руки в боки.

— Ты мне сказала: «Ты тоже умрешь. И будешь таскаться за мной, и просить прощения, пока не прощу». Последнее желание умирающего всегда исполняется. Вот я и таскаюсь!

— Ой, насмешил! — грозно произнесла продавщица. — С тех пор как я тебя призраком увидела, чувствую твое присутствие постоянно, и ты меня только раздражаешь! Хочешь сказать, что это по моему желанию?

Призрак сжал кулаки:

— Так не по моему же! Думаешь, мне нравится за тобой таскаться? Маленькая ты постоянно ссала в штаны! Писалась, — поправил он себя, скосив один синий глаз на Осю. — Колготки твои вечно мокрые были.

— Ха! Ну и чё? Кто в детстве не ссытся-то? — Марусю присутствие маленьких детей, очевидно, совсем не смущало.

— А как только подросла, — продолжал бывший муж, — я вынужден был регулярно смотреть, как ты бездарно развлекаешься с любовниками.

— С какой стати бездарно? — она обиженно надула губы. — Я с любовниками…

— Совершенно бездарно! Полная бездуховность и никакой выдумки, — ехидно заулыбался призрак, но, еще раз посмотрев на Осю, вероятно, решил не вдаваться в подробности. — А идиотские передачи по телевизору, которые ты готова смотреть с утра до вечера! Нет чтоб в балет сходить!

— Какой балет нахер?!

Призрак прикрыл ее рот синей ладонью, через которую просвечивались Марусины губы, дрожащие от негодования.

— Хорошо хоть разбогатела, а то быть свидетелем того, как ты хамишь покупателям, — тоже не удовольствие. Если бы мог, я бы с собой покончил раз и навсегда, вот до чего ты достала меня своей бездарностью! — и он беззвучно затрясся от смеха. От разговора с бывшей супругой он, кажется, получал удовольствие.

Маруся громко сопела и странно шевелила руками, повторяя одно и то же движение снова и снова, как анимированный гиф. Минуту или две Ося смотрел на нее внимательно, затем подошел и сказал: «Отомри».

— Значит, — сумела опять заговорить она, — чтоб от тебя отвязаться, я должна тебя простить?

— Ага, — подтвердил призрак с нахальной ухмылочкой. Кажется, получив возможность общения, он уходить от нее не хотел.

— Ну так прощаю, — передернула плечами Маруся.

— Неискренне.

— Я тебя проща-а-аю! — продавщица широко и неестественно улыбнулась одними губами. — Давай, уё... ступай на все четыре.

— Полная бездарность, даже простить как следует не можешь, — бывший супруг продолжал ехидничать.

Варвара наблюдала за происходящим растерянно. Ося и Гриша давно отвлеклись, катали по полу паровоз.

— Маруся, — спросила Варвара, — а за что он убил вас?

— Решил, что с любовником меня застукал, сволочь, — ответила бывшая брутянка. — А то не любовник вовсе был никакой, а массажист!

Призрак вдруг перестал улыбаться, словно застыл в воздухе, даже не колыхался.

— Да-да! — грозила ему кулаком Маруся. — Массаж, между прочим, для здоровья полезно! И для кожи хорошо. Я-то думала, дура такая, что буду своему мужу больше удовольствия доставлять. И вот нате, чё получила-то взамен! — она изобразила неприличный жест, но тут же остыла. — Да хрен с ним, я и не сержусь уже, в самом деле, сколько уж лет-то прошло, я и сама хороша была, могла бы ведь мужика не дразнить...

Контуры призрака делались все бледнее. Маруся продолжала говорить о нем совершенно беззлобно, и никто не заметил, как он растаял в воздухе, получив необходимое прощение, хотя, может, и не хотел его больше.

— Ушел... — сказала Маруся, когда ощутила, что бывшего мужа нет рядом. Она засунула руку в глубокую выемку между грудями и вытащила пачку зеленых бумажек. — Позвольте отблагодарить...

— Да вроде не за что, — вяло произнесла Варвара, решив, что такой, наверное, день сегодня, раз ей второй раз деньги предлагают.

— Вообще-то платить надо бы ребеночку. Он больше полдела сделал, так что купи ему тапочки, чё он у тебя в одних носках бегает? И игрушек хороших, а то непонятно, во что он играет, — Маруся заглянула под стол, где Ося скрылся вместе с Гришей и паровозом. — А ты, малой, как колдуешь-то, может, научишь?

— Я не колдую, — хихикнул Ося. — Я играю. Вот везу паровоз, — и он пополз по полу на четвереньках, пластмассовый паровоз двигался рядом самостоятельно. — И говорю ему: «Паровоз, паровоз, а хочешь летать?», он отвечает: «Хочу!»

У игрушки в миг выросли крылья, и паровоз взлетел в воздух, словно огромный, красочный шмель.

— А потом я перестаю играть, и паровоз спит под столом.

— Колдуешь-колдуешь! — засмеялась Варвара. — И вместе со мной колдовал.

— Я с тобой играл в колдунов!

— А яблоки в груши разве не превращал?

— Ты глупая, да? Они и оставались яблоками, мы просто играли, что они груши.

— На вид и на вкус они вполне были грушами, — несколько растерялась Варвара. — Ну а призрака как сделал видимым?

— Не делал. Мне просто его было плохо видно, я и захотел.

Хорошо быть ребенком — можно делать все, что угодно, и считать это естественным.

— Ладно, колдун-мой-игрунчик, тебе давно спать пора. И Гриша, смотри-ка, заснул уже прямо на паровозе. Иди, умывайся и ложись. Мы с тетей Марусей тут чаю попьем, и я приду, спою тебе песенку.

Варвара принесла из кухни кипящий чайник со свистком, закрыв за собой стеклянную дверь. Заварила чай, но едва села на диван рядом с Марусей, как увидела, что с другой стороны двери прижалась к стеклу Осина мордашка, потешно расплющив нос. Перехватив Варварин взгляд, Ося замахал руками: «Можно войти? Можно еще поиграть вместе с вами?» «Пять минут!» — показала ему Варвара пальцами на руке.