— Танька, — мягко сказала Варвара, снова глядя той прямо в глаза, — сколько всего я про тебя не знаю еще... А у тебя самой дети есть?
— Не пришлось иметь. Но зато у меня есть Ося, практически мой. Он и зовет меня «мама Таня».
— А у меня есть дочь, — тихо произнесла Варвара.
— Я знаю. Нелида, — ответила Танька снова несколько странным голосом.
«Откуда она знает? — подумала Варвара, но не слишком удивилась, — Возможно, я ей когда-то сама говорила».
— Нелида как раз на тебя внешне очень похожа — или ты на нее, — сказала она вслух. — Когда-нибудь я вас познакомлю. Если ты никуда не пропадешь.
— Глупая. Никуда я не денусь. Дурочка.
Они посмотрели друг другу в глаза, и обе увидели отражения увеличивающихся зрачков. Незаметно их лица начали медленное и напряженное сближение.
— За Нелиду надо выпить! — раздался зычный голос соседа. — Девочки, это что же такое, почему у нас снова пустые рюмки?
Танька встрепенулась:
— Давайте тогда вина нальем. Леха, ну честное слово, я водку не пью, — и пропела:
— Нальем с тобой вина, включим с тобой Москву...
— И будет все не так, как было наяву-у-у! — гармонично подстроился Леха вторым голосом. — Варька, тащи гитару, щас споем!
Варвара принесла из комнаты давно расстроенную Нелидину гитару с проржавевшими колками и три старинных хрустальных фужера. Танька откупорила бутылку.
— Ни-ни, мне лучше водочки! — возразил Леха. — Несерьезные все эти каберне-совиньоны!
— Но это же Шатонеф! Впрочем, как хотите, нам больше достанется, тем более что сейчас еще Ди придет, — Танька посмотрела на Варвару виновато. — Извини, что не предупредила тебя сразу, но она ненадолго, только Осю со мной оставит, сама уже спешит на самолет. А Ося давно хотел с тобой познакомиться, он решил, что у тебя живут гномы, и хочет покатать их на паровозе, выдумщик еще тот, почище своего папы-фантазера будет... Варвара, мы с ним тут не будем долго, чего тебя стеснять, — Танька бросила быстрый и несколько подозрительный взгляд на Леху.
— Ну вот еще глупости! — воскликнула Варвара. — Я вас с Осей никуда не отпущу, тем более ночью, не говоря уже о том, что в Новый год. И спальные места всем найдутся, — похлопала она по сиденью диванчика, почувствовав новый прилив радости. — Так за что же мы выпьем?
Баня
— За Конец Света! — провозгласил Амвросий. Пятеро чокнулись бокалами с шипучим напитком, разлитым из зеленой бутылки с этикеткой «Тархун».
— И как москвичи пьют такое? — поморщилась Евстахия, выпив залпом, и рыгнула протяжно и дико.
— Думаешь, шампанское лучше? — Пантелеймония едва пригубила из своего бокала. — Я тут пробовала недавно, не впечатлилась ничуть.
Вкус еды и напитков все еще приводил Богов то в растерянность, то в расстройство, хотя культурный шок, который они испытали при вселении в аватары, прошел давно. Шестеро вполне могли бы обойтись без шока, но, отключив сознание аватар, самостоятельно осваивали человеческий опыт. Не понимая, почему на Земле люди отдавали гастрономические предпочтения одним продуктам, но игнорировали другие, Всеведущие и Всемогущие возомнили себя Всеедящими и Всепьющими. Не задумываясь о последствиях, совали в рот все, что попадалось им в холодильниках, в кухонных шкафах, на рынках, в супермаркетах, в ларьках с вывесками «Шаурма», в ресторанах, в мусорных баках… Потребляли сырое мясо из морозильника, сыр с плесенью, образовавшейся вовсе не индустриальным путем; кетчуп, зацветший на подоконнике; черствые пряники, аджику, пшено, сухие спагетти, дошираки, не заливая их кипятком; скорлупу от яиц, арбузные корки, заварку, просроченный растворимый кофе, цыплят-гриль из палаток-шашлычек, гамбургеры в кафе «Мак-Дак», где заодно туалет посещали бесплатно; рыб из аквариумов, сладкую вату, карамель «дунькина радость», собачий сухой корм, кошачий мокрый, дождевых червяков, чистый спирт, кумыс, брагу, солому, кактусы, красивые грибы мухоморы…
Если бы кто-то надумал снимать скрытой камерой, что вытворяли спустившиеся с небес на Землю Боги, забавные сюжеты получились бы, хоть комедию лепи. Изголодавшийся Филимон, например, в свой первый день в аватаре пошел «на запах» — купил сосиску в ларьке, горячую, еще дымящуюся. Схватил ее пальцами, обжегся, вскрикнул, сосиска упала в пасть подбежавшей бездомной собаке, собака ее тут же слопала, вильнула хвостом и, сытая, убежала прочь. Задумчиво посмотрев на овал картонной тарелки, Филимон начал жевать ее с перекошенным от обиды и отвращения лицом. Два грузчика, стоявших за соседним столом и запивавших сосиски пивом, до того изумились, что забыли прихлебывать из жестяных банок «Крепчаковское № 3». Сосисок с тех пор Филимон больше не покупал, а марку пива запомнил, когда те двое, очухавшись, пригласили его «третьим быть».
Пищеварение у шестерых Богов нарушалось: шутка ли — есть и пить все подряд. Не понимая, что с ними происходит, они паниковали: Всеведение — это одно, но уточнение деталей — другое, а вот именно этим никто из них себя не утруждал — думали, им тела достались некачественные; в общем, их поведение мало кто назвал бы эстетичным[45]. Однако пищеварение еще полбеды, его отлаживали, магическим, разумеется, способом, иначе загнали бы эти тела в крематорий быстрее, чем удалось бы произнести что-нибудь вроде: «А на второе у нас бьен-кюи из чешуйницы вздутоспоровой под жюсом алоэ». Куда неприятнее им казалось возбуждение половое: приняв его за физическое расстройство, пришлось и это нормализовать. А то что ж: непорядок! Да нет, Боги очень многое понимали про секс, зря Всеведущи, что ли, но сам процесс их привлекал мало — они считали себя выше этого.
Лучше всего было б не думать о сексе совсем, отключить что положено в наличествующих телах — и делов-то, но Богов проблемы женского и мужского пола весьма занимали. Ужасно хотели они на своей шкуре понять, почему, например, женщины на Земле настолько предпочитают форму содержанию, что обожают получать даже совсем бессмысленные подарки, и главное — почему у большинства женщин Магии больше, чем у мужчин. Никакие особенности женской физиологии этого вроде не предполагают: Боги неоднократно экспериментами проверяли, посылая дамам подарки. Иногда вместо подарков слали пустые коробки, затейливо перевязанные тесьмой и бантиками, но Здравый Смысл у женского пола все равно отключался напрочь при виде одного только бантика.
Парадокс заключался в том, что, пока на Земле хватало Магии, общество тем не менее двигалось в ту сторону, куда развивались самцы, это был очень мужской мир. Для воплотившихся Богов из этого проистекало два неожиданных следствия. Во-первых, они решили, что, раз уж на то пошло, авторитетные люди должны говорить мужским голосом, поэтому несколько басовитые голоса были у всех аватар. Даже у Таньки голос ниже был, чем у большинства женщин. Во-вторых, Боги начали воспринимать себя как мужчин, хотя по сути они бестелесны и пола не имеют.
Воплотившись в аватарах, шестеро приступили к изучению гендерных отношений вплотную. В их распоряжении имелось четыре мужских тела и два женских — экспериментировали, как могли. Масса магических сил уходила на испытания любви. Ревность тоже испытывали, так как у многих землян бытовало мнение, что без нее любви не бывает, и поэтому Боги устраивали между собой то оргии, то скандалы. Новой Магии из всего этого не возникало, так что согласиться с Богом, чьего имени вслух не называли, они никак не могли.
А вот тактильные ощущения им вполне нравились. Боги очаровывались теплом солнечных лучей, джакузи, шелковыми простынями, пушистыми котятами, прикосновениями к другим телам, но арсенал имеющихся аватар скоро наскучил, а случайные встречные вовсе не собирались с ними тискаться просто так. Чтобы решить проблему, тактильнейший из Богов, Филимон, предложил остальным взять в руки плакаты, призывающие к бесплатным объятиям, — клюнули многие люди, кстати, но лишь объятиями ограничились; к божьему сожалению, до петтинга или хотя бы до поцелуев взасос дело не дошло.