— Как там наша соседка, пришла в себя после того, как ты ее проводил? — спросила Варвара, когда Леха провозгласил тост за «все, что было в старом годе».

— Степанида-то? У, да она та еще фря! — вздрогнул сосед, выпив залпом первую рюмку. — Вроде интеллигентная женщина — в квартире у нее все чин-чинарем, салфеточки, пианина с канделябрами, на полу ламинат. Ну, мужчины-то в доме нет, это я тебе сразу скажу, да только она, как только я к ней вошел, вдруг начала разговаривать, словно мужик какой, басом! Тут же потребовала, чтоб я убирался поскорее. Во стерва — сама напилась до потери пульса, а потом приличного человека — меня — за дверь выставила. Да ну ее в баню, если б она мне как баба приглянулась, еще куда ни шло, а то ведь и нет. Я, Варюх, однолюб. Варь, ну ты че не пьешь-то совсем? Может, давай поцелуемся?

Варвара отодвинулась инстинктивно, смахнув нечаянно мобильный телефон. Тяжеленький и старомодный — явно не из последних моделей сотовых, — он описал дугу, на секунду завис в воздухе и плавно опустился в ладонь, издавая журчащую трель.

— Алло, я слушаю, — произнесла Варвара, прижав телефон к уху.

— Привет, — услышала она в трубке легко узнаваемый, казавшийся самым красивым во всем мире, голос. — Варвара, извини, если я тебя отрываю от чего-либо, но мне очень нужно тебя увидеть. Можно я к тебе сейчас приду?

***

Широкоскулые приближались к центру праздничной Москвы сначала поодиночке, а потом, подчиняясь комфортному чувству общности, стали объединяться в группы. В десять часов вечера совершенно неожиданно целая толпа брутян обнаружила себя на станции метро «Охотный ряд». Милиция и ОМОН уже успели перегородить вход на Красную площадь. Расставленные в разных местах по периметру их обороны рамки вызвали у брутян неясные воспоминания. Ради эксперимента они ходили под рамками взад и вперед, но ничего не чувствовали. При каждом заходе под рамкой внутрь огороженного пространства милиционеры обращались к ним с одним и тем же вопросом:

«Спиртное есть?»

***

«Заметает пургой паровоз,

В окна брызжет морозная плесень...»

— старательно выводил уже сильно накаченный Леха на редкость хорошо поставленным голосом.

Варвара покусывала от волнения ногти. «Танька... Танька сейчас придет... О Господи. И Леха тут, блин!» Присутствие соседа казалось ей совершенно неуместным, хотя Танька, скорее всего, даже и возражать не будет, но Варваре ужасно хотелось остаться с нею наедине.

— Лех, слушай, ко мне придут сейчас... — выпроваживать соседа ей было неудобно, сама же его позвала. Только Вася способен был Леху выгнать какими-то трюками, но где же Вася, когда он так нужен?

— Не понял? — поднял на Варвару Леха свои затуманенные глаза. — Придут? И-и-и хто? Любовник?

— Моя подруга придет, Танька.

— А... Ну, па-адруга это ни-че-во-о-о! Па-адруга — эт-то все-даки жен-н-нчина, а жен-нчины — это а-а-атлично! — и продолжил душераздирающим баритоном:

«Не печалься, люби-и-и-мая,

За разлуку прости-и-и меня-а-а...

Я вернусь раньше времени...

и... в окно постучусь!»

Леха замолк, придав лицу трагическое выражение, чтобы дать Варваре прочувствовать могучую лирику песни. Он сделал глубокий вдох, прежде чем перейти ко второму куплету, но его перебил звонок в дверь.

Еще у порога Танька затараторила без единой паузы, слова извергались из нее, как лава из огнедышащего дракона:

— М-м-море брутян возле Красной площади, входят и выходят через магнитные рамки, их там, наверное, для сканирования бомб расставили, пока вроде бы ничего не взорвали и никого не задержали, все тихо-мирно, возле рамок тумбочки, милицанеры всех спрашивают, есть ли спиртное, несколько бутылок пива на этих тумбочках выставлено, шампанское не один дурак не оставил, все проносят внутрь водку и сразу же начинают пить, ну вот я тоже шла мимо магазина, представляешь, шампанского там нет и в помине, все полки в винном забиты лимонадом «Тархун», а среди них Шатонеф-дю-Пап каким-то чудом, девяносто шестой урожай, представляешь, я глазам своим не поверила, такое и в Харродзе[44] редко встретишь, ну, в общем, вот я купила его нам с тобой, прекрасно выглядишь, кстати, как ты поживаешь вообще?

Она вручила бутылку красного вина обалдевшей от радости Варваре, чмокнула в щеку и тут же двинулась на кухню, не раздеваясь и не дожидаясь ответа. Варвара так и застыла с бутылкой в руках возле открытой двери, глупо улыбаясь открытым ртом.

— С наступающим! — Танька протянула Лехе руку для приветствий. — Меня Танька зовут, а вас как? — и прежде чем Леха успел представиться, она чмокнула и его тоже.

— Как-кие у тебя подру-у-уги! — восхитился Леха, зыркая по очереди то на Таньку, то на Варвару, которая, заметив Танькино касание Лехиной щеки, моментально очнулась, с грохотом захлопнула дверь и ринулась на кухню, словно ревнивая Багира.

— Ты одна, без Робина? — спросила она Таньку ехидно.

— Робин улетел вчера обратно в Лондон, — передернула та плечом недовольно и тут же приняла ироничный тон: — Прости, но я не знала, что у тебя тут особое пати, куда можно только с партнерами, — она скосила глаза на Леху, который уже разливал на троих.

В момент устыдившись вспышки ревности, Варвара едва подавила порыв обхватить Таньку, прижать к себе и не отпускать долго, долго... Робко-робко погладила ее по руке:

— Да это сосед мой, Леха, я тебе про него говорила когда-то. Спасибо, что пришла, я скучала.

Танька улыбнулась и потянулась к Варваре, словно еще раз хотела поцеловать. «Уж не пьяная ли Танька, что ко всем целоваться лезет без удержу?» — отшатнулась Варвара.

— А тебя Ди разыскивала недавно, звонила мне, — она постаралась сказать это безразличным тоном.

— Да? — удивилась Танька. — Почему же она мне не позвонила? — вытащила из кармана плаща крошечную «Нокию» и чертыхнулась: — А... ч-черт! Звонила, оказывается! Я, как всегда, звонок не услышала. Спасибо, что сказала, — кивнула Варваре, уже набирая номер Ди.

Варвара закусила губу и села на диванчик напротив Лехи. «Ну вот, сейчас опять умчится от меня к Ди этой...» Слыша, как Танька негромко и неразборчиво тараторит по телефону, Варвара залпом, почти как сосед, опрокинула в себя рюмку водки.

— Вот это по-нашему! — обрадовался Леха. — Татьяна, а вы чего отлыниваете? Ну-ка давайте-ка, давайте за наш стол, в коллектив!

— Да я не пью водку, Леха, — ответила Танька весело, спрятала телефон обратно в карман, закинула плащ на спинку диванчика и плюхнулась рядом с Варварой. — И меня вполне можно на ты, только Татьяной не называйте плиз. Ой, это что у вас, неужто капуста-провансаль, не ела сто лет, Варвара, ты вилку мне дашь?

В маленькой кухне, где почти все предметы были на расстоянии чуть вытянутой руки, Варвара потянулась к огромному, ручной работы буфету, прогнувшись и слегка прижав Таньку к спинке диванчика грудью. Кончики ее волос едва коснулись Танькиного лица, и та нежно дунула в них, едва коснувшись губами Варвариного уха. Словно электрический заряд прошел от мочки до пятки и потом обратно — вверх по телу и, добравшись до груди, замер: Варвара вздрогнула и задержала дыхание...

«Дзынь!» — отозвался старинный буфет, выдвинув один из ящиков. Она достала вилку и нож, положила их перед Танькой, сама тут же отпрянула назад, покраснела и отвела глаза...

— Как там Ди? — спросила Варвара сконфуженно. — Помчишься опять к ней сейчас?

— Ди собралась уезжать куда-то, ей не с кем оставить Осю, — ответила Танька несколько озабоченным тоном, сосредоточенно ковыряясь в капусте.

— Осю? — припомнила Варвара необычное имя. — Ах да, ведь у Ди есть ребенок?

— Ага, прости, что не говорила тебе раньше, как-то не пришлось к слову. У Ди есть сын — мой единственный и любимый племянник, ему сейчас четыре года, скоро исполнится пять. Он очень славный — такой круглый весь и косолапый — маленький увалень с лицом ангелочка. Я его нянчила, когда он еще был младенцем, меняла памперсы, учила ходить, он веселый и кудрявый и совсем не похож на меня внешне, но... похож на меня душой, — произнеся последние слова как-то иначе, Танька улыбнулась. В глазах заиграли золотистые искорки, бледные щеки порозовели, она, совершенно очевидно, была очень неравнодушна к этому ребенку.