— Двадцать восемь процентов! — вскричал лысый Бог, пихнув Бога в женском пальто с искусственным розовым воротником. — Скорее, скорее, надо с-срочно принимать меры, пока все тут к ч-чертям нафиг... э... пока они мир не спасли. Только свою аватару оставь где-нибудь, нельзя в таком виде являться на общее собрание.

— Только что было двадцать два! — возразила Пантелеймония и тоже тряхнула банкой, которая, в свою очередь, в иной сосуд не превратилась, и пива в ней тоже, кажется, не прибавилось. — Ничего не понимаю!

— Только что было с-семнадцать! — Филимон метнул гневный взгляд на свою компаньоншу. — Ай, да что с т-тобой разговаривать! Когда ты смотрела в последний раз на магиметр? Небось еще в п-прошлом году?

— Че это в прошлом-то? Неделю назад! — Пантелеймония обижено выпятила губы с расползшейся розовой помадой. — Даже Варваре показывала, — она задрала голову. — О! А вот и Варвара! Эй, Варва…

Но компаньон не дал ей закончить приветствия. Он еще раз как следует пихнул ее в бок, и, потеряв сознание, Пантелеймония сползла со скамейки на холодный газон Измайловского парка.

— Эй! Ты слышал, что я сказал? — сложив руки рупором, Филимон прокричал двум женщинам, пролетающим над ним уже в обратном направлении. — Общее собра-а-ание! Тебя это касается в первую очередь! Пора рассматривать твое личное дело-о-о-о...

Вампир

Ведьма из Варвары получилась замечательная. Благодаря повышенной чувствительности к чужим излучениям магическая часть ее души развивалась интенсивнее, чем у других людей. Поэтому, стоило ее немного подучить, как она сразу все усвоила. Но одна бы не справилась. Да и Танька, хоть с Божьей помощью, без Варвары не смогла бы «промыть мозги» всем брутянам, несмотря на то, что все они находились в одном городе, хоть и в таком, где чудеса можно творить без опаски: любой проживающий в нем человек является особью совершенно особой породы — москвичом.

Москвич бесстрашен и дик. Он не боится машин, бандитов, милиционеров, танков, плохой экологической обстановки, микробов, правительства и т.д. и т.п. Ни путч, ни грипп его не остановят. Он может запросто преодолеть огромное расстояние, как та бешеная собака, которой семь верст не крюк. А если этих огромных дистанций нет, ему скучно, неинтересно, в маленьких городах он страдает чем-то вроде клаустрофобии.

Москвич отлично чувствует себя в толпе, не налетает ни на кого и не спотыкается, способен двигаться в едином ритме с окружающими, не сбиваясь с мысли и не теряя направления. И уж конечно, в тот день ни одного москвича не могли смутить порхающие над городом ведьмы — если что-то происходит, значит, это кому-нибудь нужно: все действительное разумно, все разумное — действительно. Все москвичи, определенно, гегельянцы. Толпа продолжала бесконечное движение, ускоренное предновогодней суетой.

Варвара и Танька летали, взявшись за руки, направление указывал Бог, ему приходилось напрягать Всеведение и тратить магические ресурсы, но как бы им обойтись без этого? В течение последних трех дней, пока Вася и его гномы вели подготовку к взрыву самого важного объекта, две женщины охотились за инопланетянами, проникая в места их скопления, а некоторых ловили прямо на улице. Чтобы «промыть мозги» каждому брутянину, использовались разные средства: от маленьких женских хитростей — до грубого кирпича. От такой интенсивной работы сил у Бога оставалось совсем мало, а уж про Таньку и говорить нечего — как она справлялась со всем, тем более сразу после смерти брата, один только Он и ведал.

Варвара смотрела на Танькины ввалившиеся, словно обведенные синим, глаза, на бледные губы и думала, что все это следы глубоких переживаний. Прошло только три дня после траурной церемонии, когда в самом центре одного из московских храмов обитый золотистым бархатом гроб утопал во множестве ярких венков с вычурными пластиковыми лилиями и маками.

Танька с букетиком живых гвоздик в прозрачных руках не могла простоять ни минуты спокойно. То раздраженно передергивала плечами, шепча Варваре: «Ну и какого черта мы сюда приперлись? Будем стоять тут теперь два часа, как придурки, не понимая ни слова, о чем зудит этот косноязычный поп!» То вдруг кривила рот, поспешно и неумело крестилась, то начинала беззвучно трястись от смеха. На нее тут же шикала Ди, вся в элегантных черных одеждах, брендовых темных очках, которые внутри помещения, хоть и достаточно яркого от множества восковых свечей, казались излишними, но куда более уместными, чем Танькины красные башмаки. В нетерпении Танька шаркала ими по полу, и лицо ее вдруг покрывалось такими же красными пятнами — казалось, вот-вот лопнет от злости. Варвара предположила, что сердилась она на своего мужа Робина: пяти минут траурной службы не прошло, как тот вынул из внутреннего кармана кашемирового пальто сотовый телефон с высвеченным сообщением и удалился на «безотлагательное совещание», пробормотав на ходу: «Sorry, honey![37]». Но злилась она, как потом выяснилось, не на него вовсе, а на церковных певчих, лишенных слуха и голоса. Вся похоронная церемония походила на фарс, а сама Танька — на вампира в гротесковой пародии фильма ужасов: эдакую несуразную мадам Франкенштейн, маскирующуюся в толпе.

— Она и есть Вампир! — услышала Варвара позади себя чей-то приглушенный бас, резонирующий с нотками нескрываемой брезгливости. Ей захотелось обернуться и посмотреть, кому принадлежал такой странный голос, но она продолжала стоять неподвижно, чувствуя, как холод поднимается по ногам от каменных плит церковного пола.

— Что вы имеете в виду, Лукьян? — раздался за спиной второй низковатый голос, наполненный иными эмоциями — в них слышалось явное превосходство терпеливого учителя, обращающегося к неисправимому двоечнику, рискнувшему выучить урок. — В этом храме я попросил бы поосторожнее выбирать выражения, но раз уж речь зашла сами знаете о ком...

— Прошу прощения, уважаемый Амвросий, — отозвался тот, кого назвали Лукьяном. — Но вы же прекрасно знаете о моей слабости к свету, поэтому все проявления тьмы — ведьмы, тараканы, вампиры — всегда вызывали во мне вполне объяснимое раздражение.

— Да, я это, конечно, знаю. Но что дает вам основания полагать, что его аватара — вампир? Что-то я не замечал у нее больших клыков и жажды крови.

— Она — прямое доказательство моих исследований в этой области, — продолжил Лукьян. — Цивилизованные латентные вампиры не могут заниматься кровопийством по морально-этическим и культурным причинам, хоть их организм в этом нуждается. А клыки есть у каждого тела, включая ваше. Я даже составлял специальную анкету и проводил опрос среди населения. Чем больше среди опрашиваемых ответов «да», тем выше у них вероятность латентного вампиризма.

— И какие же вопросы у вас в той анкете? — спросил Амвросий несколько раздраженно и, кажется, цыкнул зубом.

— Вы уверены, что хотели бы их услышать? — не дожидаясь ответа, Лукьян застрочил с силой и ритмом молотка, вбивающего кол в сердце вампира. — Вы предпочитаете темное время суток? Вид крови вас волнует? Вы не любите чеснок? Вам особенно хорошо спится в закрытых, затемненных помещениях? Кресты и попы вызывают у вас острые приступы раздражения? Иногда вы не видите или не узнаете свое отражение в зеркале? Вы когда-нибудь мечтали о бессмертии?

Амвросий вздохнул:

— Я иногда мечтал о противоположном...

— Ну, вы же понимаете, что вопросы составлялись для простых смертных, в том числе, для наших аватар. Продолжать дальше?

— Продолжайте, — позволил Амвросий снисходительно.

— Вам когда-нибудь говорили, что ваш взгляд невозможно выдержать? Ваш любимый цвет красный? В полнолуние вас охватывает безотчетная тоска? Вам нравится, когда вас покусывают за шею? Вы ненавидите валяться на пляже и вообще загорать? Вам неприятно думать о том, что кто-то хочет поджечь вас или отрезать вам голову? Вы вздрагиваете, когда слышите слово «вампир»? Приходилось ли вам когда-нибудь не спать всю ночь? Приходилось ли вам когда-нибудь проспать весь день? Иногда по утрам вам кажется, что вы умерли и пытаетесь восстать из мертвых? Вам кажется, что те, кого вы обидели, ударили, укусили, вполне этого заслуживают? Вам когда-нибудь хотелось захихикать на похоронах? Ну и, наконец, пробовали ли вы когда-нибудь пить кровь?