<1851>
МОЯ БОГИНЯ
Медленно кончив свои умащенья, ты вкусные блюда
В зелени сочной поставь, обложи их искусно цветами,
В сребреный кубок налей искрометную кровь винограда:
Звонкий тот кубок украшен любимым моим барельефом,
Где Дионис, как душа вечно юного мира, представлен…
Будем гармонией духа и тела с тобой наслаждаться!…
Верь мне, одна без различия жизнь и людей и природы:
Всюду единая царствует мысль, и душа обитает
В глыбах камней бездыханных и в радужных листьях растений…
Нет для меня, Левконоя, и тела без вечного духа,
Нет для меня, Левконоя, и духа без стройного тела!
Умственным взором гляжу я на образ жены полногрудой,
В выпуклых линиях форм, изваянных богиней-Природой,
Душу, и целую жизнь, и поэму созданья читаю…
Не упрекай же меня, что я к тлену и праху привязан,
Не упрекай за стихи, где я думы свои изливаю!…
Иль ты не знаешь, что я поклоняюся новой богине,
К музам причислив ее и назвавши ее Софросиной:
Эту богиню я к жизни и к песням своим призываю…
Пусть, как сатир осклабляясь, невежда смеется над нею,
Смех его – лучший ему приговор…
Но спеши, о подруга!
Сытные снеди принесть, и весельем кипящие вина,
И ароматы, и мудрого мужа Платона творенья.
<1851>
ВАКХАНКА
Ты жаркие страсти скрываешь
Под гордо-холодной осанкой:
Казаться Дианой желаешь,
Когда рождена ты вакханкой…
Не верю, что бурей желаний
В груди твоей сердце не бьется,
Я вижу, как жажда лобзаний
На губках зовет и смеется.
Восторги болезненно пышут,
На этом румянце широком,
Из глаз они льются и дышут
Горячим дыханья потоком,
Трепещут в прерывистой речи,
В движенье, руках и осанке,
И полные смуглые плечи
Тебе изменяют, вакханке…
Весеннею негою ночи
Притворству расставлены сети…
Давно говорят наши очи:
С тобой мы далёко не дети!…
Я смело раскрою объятья
И знаю – ты примешь их жадно…
Как стану тебя целовать я,
Глядеть на тебя ненаглядно!…
<1852>
ДЕВУШКА У ХАРОНА
Посвящается гр(афине)
Настасии Ивановне Толстой
«Хорошо вам, горы, счастье вам, долины,
Вы себе живете без тоски-кручины!
Вечно вы цветете, нет для вас Харона!
Как и вы, цвела я, роза Киферона,
Любовалась так же утренней зарею,
А меня скосила смерть своей косою!…
Без меня на свете все живет и дышит,
И меня не знает, и меня не слышит!
Там зазеленело божией весною,
И луга запахли молодой травою;
Ярко запестрели все поля цветами,
И холмы покрылись белыми стадами;
В густоте дубровы, солнцем не палимый,
Паликар гуляет с девушкой любимой,
И, целуя жадно ей уста и плечи,
Говорит он милой золотые речи;
Мать красивой дочке расточает ласки,
Бабушка-старушка сказывает сказки…
О, когда бы можно, вечно бы жила я,
Как ребенок с куклой, с жизнию играя…
Если б наши клефты в ад сюда попали,-
Верно б, и с Хароном в битве совладали;
Жалобною речью я б их ублажила
И, ласкаясь к храбрым, так бы говорила;
«Я в жилище смерти выплакала очи,
В холоде могильном, средь подземной ночи.
Здесь темно и тесно… Зренье просит света,
Сердце просит ласки, а душа – привета…
Клефты-паликары! убегу я с вами
В край, где льется воздух светлыми струями,
Где раздолье жизни, где толпятся люди,
Где любить приволье лебединой груди;
Я хочу утешить мать мою в печали,
Я хочу, чтоб сестры слез не проливали,
Чтоб не горевали неутешно братья
И свою Зоицу приняли б в объятья…»
«Не крушись, Зоица, по родным напрасно:
Им живется сладко, весело и ясно!…
На земле, подруга, все тебя забыло!
(Так, вошедши, Деспа к ней заговорила.)
От людей к Харону нынче отошла я,
И тебя лишь годом дольше прожила я…
Виделась недавно я с твоей роднею:
Все они довольны, счастливы судьбою…
Братья… да и сестры, позабыв печали,
У соседа Ламбро на пиру плясали,
Бабушка болтала под окном с кумою
И своей хвалилась давней стариною,
Мать все хлопотала о невесте сыну,-
О тебе ж, бедняжка, не было помину!»
<1854>
А. РАЗОРЕНОВ
* * *
Не брани меня, родная,
Что я так люблю его.
Скучно, скучно, дорогая,
Жить одной мне без него.
Я не знаю, что такое
Вдруг случилося со мной,
Что так бьется ретивое
И терзается тоской.
Все оно во мне изныло,
Вся горю я, как огнем,
Все немило мне, постыло,
Все страдаю я по нем.
Мне не надобны наряды,
И богатства всей земли…
Кудри молодца и взгляды
Сердце бедное зажгли…
Сжалься, сжалься же, родная,
Перестань меня бранить.
Знать, судьба моя такая -
Я должна его любить!
<Конец 40-х или начало 50-х годов>
И. НИКИТИН
РУСЬ
Под большим шатром
Голубых небес -
Вижу – даль степей
Зеленеется.
И на гранях их,
Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.
По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.
Посмотрю на юг –
Нивы зрелые,
Что камыш густой,
Тихо движутся;
Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.
Гляну к северу -
Там, в глуши пустынь,
Снег, что белый пух,
Быстро кружится;
Подымает грудь
Море синее,
И горами лед
Ходит по морю;
И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную…
Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!
Широко ты,
Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!
У тебя ли нет
Поля чистого,
Где б разгул нашла
Воля смелая?
У тебя ли нет
Про запас казны,
Для друзей стола,
Меча недругу?
У тебя ли нет
Богатырских сил,
Старины святой,
Громких подвигов?
Перед кем себя
Ты унизила?
Кому в черный день
Низко кланялась?
На полях своих,
Под курганами,
Положила ты
Татар полчища.
Ты на жизнь и смерть
Вела спор с Литвой
И дала урок
Ляху гордому.
И давно ль было,
Когда с Запада
Облегла тебя
Туча темная?
Под грозой ее
Леса падали,
Мать сыра-земля
Колебалася,
И зловещий дым
От горевших сел
Высоко вставал
Черным облаком!
Но лишь кликнул царь
Свой народ на брань –
Вдруг со всех концов
Поднялася Русь.
Собрала детей,
Стариков и жен,
Приняла гостей
На кровавый пир.
И в глухих степях,
Под сугробами,
Улеглися спать
Гости навеки.
Хоронили их
Вьюги снежные,
Бури севера
О них плакали!…
И теперь среди
Городов твоих
Муравьем кишит
Православный люд.
По седым морям
Из далеких стран
На поклон к тебе
Корабли идут.
И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота.
И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.
Уж и есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью,
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!