— А провизор?

— Тут. Аптечные барышни сбегали.

— Ладно, пошли, — хмурясь, сказал Белов.

7

В стеклянных шкафах, уходивших вдоль стен под самый потолок, было столько пробирок, склянок, пузырьков и бутылок с хвостами рецептов, что чекисты старались ходить по провизорскому кабинету бочком, только бы ненароком чего не задеть. Сам хозяин провизорской, курчавый, обильно седеющий брюнет в шлепанцах и жилете — прибежал из дому, в чем был, — сидел на кожаном диване и перепуганно таращился на Белова поверх пенсне. А тот говорил:

— Стало быть, так-таки ничего и не знаете? Хорошо. Были дома? В вашей аптеке собирается контра, человека убивают, а вы, значит, и в ус не дуете? Извините, Соломон Давыдович, не резонно в эдаком положении отпираться и не умно…

Провизор скорбно вздохнул.

— Э-эх, гражданин следователь! Разве я имею чем объяснить? Или я не понимаю, что вы мне все равно не поверите? Разве я мог даже себе представить, что на старости лет попаду в такую историю? Наверное, я сейчас сплю и вижу кошмарный сон. У меня же трое детей, гражданин следователь! Или я похож на заговорщика, или как? Клянусь вам, я честный старый человек. Поверьте мне!

— Ну, хорошо, честный так честный. — Белову до боли зубной неприятна была эта жалобная болтовня. — Как же бандиты оказались у вас?

— Откуда мне знать? Или я свят дух? Всем в аптеке известно, что у меня сегодня домашний день. Откуда я могу видеть, что в аптеке? Абсолютно сумасшедшее дело!

В комнату вошли Женя, Коничев, а с ними еще двое — аптечный продавец в овальных очечках и старик с бородкой клинышком — тот, что листал каталог.

— Иван Степанович, этот вот — продавец розничного отдела, — сказала Женя. — Он их пропускал.

Белов кивнул.

— А этот господинчик, когда стали стрелять, выскочил из аптеки и попытался удрать. Я его и задержала.

— Угу, — мельком посмотрев в их сторону, опять кивнул Белов. — Сядьте на диван, граждане.

Усаживаясь с краешку, старик удрученно вздохнул, вытер лоб платочком. Продавец продолжал стоять. Покусывая нижнюю губу, он смотрел себе под ноги.

— Ладно, продолжим, — обратился к нему Белов. — Может, вы проясните, кто это собирался у вас нынче? Или тоже ничегошеньки не знаете?

Продавец молчал, не поднимая глаз.

— Тоже не знаете, — вздохнул Иван Степанович. — Как хотите. Придется вам про все договаривать в губчека. Узнай-ка, Сурикова, проверку там закончили?

Женя вышла. Белов достал из кармашка гимнастерки фотокарточку Гаюсова и показал провизору.

— А этот субъект вам тоже незнакомый?

Тот пристально вгляделся в фотоснимок, даже губы оттопырил от напряжения. Сокрушенно развел руками:

— Уверяю вас…. Совершенно незнакомый субъект.

Чекист показал карточку продавцу, но тот равнодушно пожал плечами. Ему, похоже, сейчас было все равно.

— Так знаете?

— Нет. Не видел никогда.

— Э-э… Простите, — послышался с дивана робкий голос старичка. — Вы разрешите… Я взглянуть…

Он взял фотоснимок, повернул его к свету, отставив руку и подняв бровь.

— Позвольте, — почти возмущенно забормотал он. — Так это же… — Он повернулся к продавцу. — Ради бога, я прошу меня простить, но полчаса назад он приходил к вам. Да-да, по поводу глицериновой мази… Я очень хорошо помню эти слова.

— Какая еще глицериновая мазь?! — взвизгнул провизор, тряся седыми кудрями. — Что это за такая нелепая глупость — глицериновая мазь?! Какая может быть консультация?!

Он задыхался от негодования, а старичок спокойно продолжал;

— Ваш гражданин продавец сказал, что его ждут — этого человека, который на фотографической карточке изображен. И, насколько я помню, назад он не выходил.

— Врете! — окрысился продавец, срывая с носа очки. — Ничего вы не видели! Стопроцентная клевета! Да-да, не видели вы ничего!

Старичок смешался.

— Н-не знаю… Но я готов поручиться, — осторожно выговорил он слово «поручиться», — что этого молодого человека я хорошо запомнил. Поверьте.

Провизор обернулся к побледневшему продавцу.

— Как вы могли, Александр Петрович, — с отвращением сказал он, и в голосе его послышались слезы. — В нашей аптеке!.. Это же, это же… свинство!

— Куда же он в таком случае делся? — спросил Белов, уже просто так, не надеясь на ответ.

Продавец молчал, нервно покусывая губы.

— Проверка закончена, — сообщила, приоткрыв дверь, Женя. — Там одни старухи. Можно их отпустить?

— Ага, — сказал Белов несколько рассеянно. — А этих — в машину! — он указал на продавца и провизора.

— Боже, боже мой! — воскликнул Соломон Давыдович, хватаясь за виски и горестно раскачиваясь.

— Идите же! — зло прикрикнул на него продавец. — Вам-то что!

Когда чекисты увели арестованных, Иван Степанович подсел на диван к старичку.

— Чего же вы, папаша, убегать надумали? — совсем уж благожелательно сказал Белов. И похлопал его по рукаву.

— Простите… Когда господь хочет человека наказать, он отнимает у него весь его разум. Знаете, когда стреляют, я… не могу. Растерялся, знаете ли… Вот и решил… подальше…

Белов еле заметно улыбнулся; по всему было видно, что чистенький старичок ему чем-то симпатичен. Но тут же посерьезнел глазами и спросил;

— Что еще скажете про этого самого человека, который на фото?

Старичок потер переносицу, подумал. Ответил с запинкой:

— Пожалуй, больше ничего я не могу о нем сказать. Сегодня я впервые увидел его здесь. Так что… Хотя, впрочем…

Он замолчал, поднял на Белова выцветшие, некогда голубые глаза.

— Знаете, товарищ начальник… Когда я читал каталог, к продавцу все время подходили люди. В основном… ну, все такие крепкие мужчины. И все они шли на какую-то консультацию по глицериновой мази. Меня это несколько удивляло. Они не производили впечатления больных. И они совсем не были похожи на специалистов по медикаментам. Знаете, дело это есть очень тонкое — фармацея…

Задумавшись, Белов словно забыл о собеседнике.

— Товарищ командир, — услышал он умоляющий голос старичка. — Вы разрешите мне уходить?

— Да-да, — рассеянно произнес Белов. — Конечно, идите. Только разрешите на ваш документик взглянуть… Запишу на всякий случай. Может, что уточнить придется.

— К вашим услугам, — с вежливейшим полупоклоном старик подал паспорт. — В любое время, Гюнтер Макс Иванович, проживаю на Соборной улице, в доме Загатовой. Всегда к вашим услугам.

— Макс Иванович Гюнтер, — старательно вспоминая, заморгал Белов. — Это не возле… нет, недалеко от вас нашли?.. Вы еще показания нам давали… Нашему товарищу.

— Да-да, — чуть ли не радостно подхватил Гюнтер. — По поводу одного смертельного эпизода на территории квартала, где я проживаю? Если не секрет, удалось ли что-нибудь выяснить?

— Секрет, Макс Иванович, — весело сказал Белов. — А за помощь вам спасибо от лица чрезвычайной комиссии.

Он протянул ладонь.

— Что вы, что вы… — бормотал Гюнтер, опасливо пожимая чекисту руку, — я так рад…

Когда он ушел, Белов сосредоточился, припоминая.

«Где же я еще слышал эту фамилию — Гюнтер? — Какое-то полустертое воспоминание так и разъедало мозг. — Немец, перец, колбаса… Что немец, так это по разговору слышно, а вот Гюнтер… Гюнтер, Гюнтер, Гюнтер…».

Он даже зажмурился, и тут вдруг так и вспыхнуло перед глазами: листок, исписанный почерком Михаила Ягунина, черновик донесения о фон Вакано, владельцах Жигулевского пивоваренного завода. Эту бумажонку он носил Павлу Павловичу Павлову на экспертизу, как же можно было забыть! Ну, конечно: там, среди лиц австрийской и немецкой национальности, приближенных к Вакано, была фамилия Гюнтер и, кажется… Так-так… Именно мастера-пивовара!..

«Частенько что-то он суется нам под ноги», — промелькнуло у Белова, но размышлять над этим было ему недосуг…

Вторник