— Не понимаю, что это такое, — сказала тетя Джули, воздев руки к небу, — говорить о таких вещах!

— А она развелась с ним? — спросила Имоджин уже в дверях.

— Ну конечно нет! — воскликнула тетя Джули. — То есть... конечно нет.

У дальних дверей послышался какой-то шум. Тимоти снова вошел в гостиную.

— Я пришел за картой, — сказал он. — Кто с кем развелся?

— Никто, дядя, — совершенно правдиво ответила Фрэнси.

Тимоти взял карту с рояля.

— Не доводите до этого, — сказал он, — чтобы не было подобных историй в нашей семье. Все это волонтерство уже достаточно скверно. Страна приходит в упадок. Я не знаю, до чего мы дойдем. — Он погрозил в гостиную толстым пальцем. — Слишком много женщин у нас теперь, и они сами не знают, чего им нужно.

И с этими словами он крепко ухватил карту обеими руками и вышел, точно опасаясь, как бы ему кто-нибудь не ответил.

Семь женщин, которым это было адресовано, все сразу заговорили шепотом; прорывался только голос Фрэнси: «Нет, в самом деле, Форсайты...» и тети Джули: «Ему надо сегодня на ночь поставить ноги в горячую воду с горчицей, непременно. Эстер, ты скажешь Джэйн? Боюсь, что ему опять бросилась кровь в голову...»

Вечером, когда они с Эстер сидели одни после обеда, она спустила петлю на своем вязанье и подняла глаза.

— Эстер, я что-то не могу вспомнить, от кого это я слышала, что милый Сомс хочет, чтобы Ирэн вернулась к нему. Кто-то рассказывал, что Джордж нарисовал такую смешную картинку и подписал: «Счастлив не будет, пока не добьется своего».

— Юстас, — ответила тетя Эстер, не отрываясь от «Таймса». — Она у него была с собой в кармане, но он не захотел нам показать.

Тетя Джули промолчала, о чем-то задумавшись. Тикали часы, хрустели страницы «Таймса», потрескивал огонь в камине. Тетя Джули опять спустила петлю.

— Эстер, — сказала она, — какая мне ужасная мысль пришла в голову.

— Тогда лучше не говори мне, — живо отозвалась тетя Эстер.

— Ах, нет, я не могу не сказать. Ты даже представить себе не можешь, до чего это ужасно. — Голос ее перешел в шепот: — Джолион... у Джолиона, говорят, теперь светлая бородка.

XII. ОХОТА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Спустя два дня после обеда у Джемса мистер Полтид доставил Сомсу обильную пищу для размышлений.

— Некий джентльмен, — сказал он, заглядывая в ключ к шифру, спрятанный у него в левой руке, — 47, как мы называем его, весь этот месяц оказывал усиленное внимание 17 в Париже. Но в настоящее время нет еще ничего определенного. Встречи происходили в общественных местах, совершенно открыто, в ресторанах, в Опере, в Лувре, в Люксембургском саду, в гостиной отеля и т.п. Ни она не встречалась с ним у него в номере, ни наоборот. Они ездили в Фонтенебло, но ничего существенного. Короче говоря, положение вещей сулит надежды, но требует терпения. — И, внезапно подняв глаза на Сомса, он прибавил: — Одна довольно любопытная подробность: 47 носит ту же фамилию, что... и... мм... 31.

«Эта скотина знает, что я ее муж», — подумал Сомс.

— Зовут его — странное имя! — Джолион, — продолжал мистер Полтид. Нам известен его адрес в Париже и его местожительство здесь. Нам, разумеется, было бы нежелательно идти по ложному следу.

— Продолжайте в этом направлении, но будьте осторожны, — упрямо сказал Сомс.

Инстинктивная уверенность, что этот профессионалсыщик проник в его тайну, заставляла его держаться еще более скрытно.

— Простите, — сказал мистер Полтид, — я сейчас узнаю, нет ли чего-нибудь новенького.

Он вернулся, держа в руках несколько писем. Заперев за собой дверь, он бегло просмотрел конверты.

— Вот, есть письмо лично мне от 19.

— Да? — сказал Сомс.

— Гм! — пробормотал мистер Полтид. — Она пишет: «47 сегодня уехал в Англию, адрес на его багаже — РобинХилл. Расстался с 17 в Лувре в 3.30. Ничего заслуживающего внимания. Остаюсь продолжать наблюдение за 17. Вы можете проследить за 47 в Англии, если найдете нужным». — И мистер Полтид поднял на Сомса взгляд, лишенный профессионального выражения, точно он собирал материал для книги о человеческой природе, которую решил написать, когда оставит свое дело. — Очень умная женщина 19 и замечательно гримируется. Недешево обходится, но есть за что платить. До сих пор они не подозревают, что за ними следят, но по прошествии некоторого времени, знаете, случается иногда, что впечатлительные люди начинают чувствовать это, хотя бы у них и не было никаких подозрений. Я бы посоветовал сейчас оставить 17 в покое и понаблюдать за 47. Следить за перепиской, знаете, очень рискованно. Я не очень бы советовал делать это при настоящем положении вещей. Но вы можете передать вашему клиенту, что дела идут успешно.

И снова его прищуренные глаза блеснули на безмолвствующего посетителя.

— Нет, — внезапно сказал Сомс. — Я предпочитаю, чтобы вы, соблюдая всяческую осторожность, продолжали слежку в Париже и не занимались этим объектом здесь.

— Отлично, — сказал мистер Полтид. — Будет сделано.

— Каковы... как они себя держат друг с другом?

— Я вам прочту, что она пишет, — сказал мистер Полтид, открывая ящик стола и вынимая оттуда пачку бумаг. — Она излагает это весьма конфиденциально. Да, вот оно! «17 весьма привлекательна... что касается 47, то клыки стерты (жаргон для определения возраста, знаете ли) ... явно неравнодушен... выжидает время, — 17, вероятно, уклоняется от объяснения, — сказать ничего нельзя, не ознакомившись ближе с делом. Но в общем можно предположить, что она находится в нерешительности — способна в один прекрасный день поддаться импульсу. Оба выдерживают стиль».

— Что это значит? — спросил Сомс, не разжимая губ.

— Это, — улыбнулся мистер Полтид, показывая два ряда белых зубов, это такое специальное выражение. Другими словами, это история не на два дня: они или столкуются всерьез, или совсем не столкуются.

— Гм! — пробормотал Сомс. — Это все?

— Да, — сказал мистер Полтид, — но это сулит надежды.

«Паук!» — подумал Сомс.

— До свидания.

Он направился к Грин-парку, чтобы выйти к вокзалу Виктория и поехать подземкой в Сити. Погода стояла теплая для последних дней января. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь туман, горели на подернутой инеем траве, точно сверкающая паутина.

Маленькие паучки — большие пауки! И самый большой паук — это его собственное упорство, запутывающее все больше и больше своими нитями все пути к выходу. С какой целью этот тип увивается около Ирэн? Неужели это действительно так, как предполагает Полтид? Или, может быть, Джолион сочувствует ей в ее одиночестве, как он однажды выразился, — ведь он всегда был такой сентиментальный радикал? А что, если это на самом деле так, как говорит Полтид? Сомс остановился. Этого не может быть! Этот субъект старше его на семь лет, ни внешностью он не лучше, ни богаче! Что же в нем может быть привлекательного?

«К тому же он вернулся, — подумал он, — не похоже, чтобы... Поеду-ка повидаться с ним!» И, вынув визитную карточку. Сомс написал:

"Не могли бы Вы уделить мне полчаса как-нибудь на этой неделе — я буду ждать Вас в любой день в «Клубе знатоков» от 5.30 до 6 или, если это Вам удобнее, мог бы зайти во «Всякую всячину». Мне нужно Вас видеть.

С. Ф."

Он свернул на Сент-Джемс-стрит и передал карточку швейцару клуба «Всякой всячины».

— Передайте это мистеру Джолиону Форсайту, как только он придет, сказал он и, окликнув один из этих недавно вошедших в моду таксомоторов, сел и поехал в Сити...

Джолион получил эту записку в тот же день и отправился в «Клуб знатоков». Что нужно от него Сомсу? Не узнал ли он чего-нибудь о Париже? Переходя Сент-Джемсстрит, Джолион решил не делать тайны из своей поездки. «Но, во всяком случае, — подумал он, — не следует ставить его в известность, что она там, если он только уже не осведомлен». В таком сложном состоянии духа он вошел в клуб, и его провели наверх, где у небольшого окна с выступом сидел Сомс и пил чай.