А со связью все оказалось не так плохо, как я думал. На 8–м выгребли только 23 или 25, но не все, так что можно опять ходить и звонить, – я вчера после ужина уже и ходил. Узнал, что Е.С. все же едет в Нижний на сегодняшний мой суд.

7–55

Большие шмоны – чуть не еженедельно, а “малые” шмоны – чуть не каждый день. Прихожу сейчас в барак с завтрака (один и чуть пораньше остальной толпы), – 3 “контролера”, отодвинув от окна одну “обиженскую” шконку и соседнюю с ней, уже роются, шмонают. Потом полезли и в баул одного “обиженного”, стали все вынимать оттуда, чего при мне до сих пор не бывало. Вроде что–то нашли, но что – я не понял, и минут через 5 убрались.

27.4.08. 6–15

У них у всех праздничек – “пасха”. Как же, как же... С утра друг другу, на полном серьезе: “Христос воскресе!”. Как будто всерьез верующие, как будто XIX век, блин!.. Провалиться бы вам всем, вместе с вашим Христом! Если б вы только знали, как я вас всех ненавижу!..

28.4.08. 11–53

Тоска безумная вот уже 2–й день. К вечеру еще ничего (вчера), а утром просто не хочется жить, до такой степени тошно, до такой степени надоело тут сидеть, опостылело это пустое, бессмысленное существование... Хоть, действительно, в петлю лезь... Завтра свидание короткое, уже едут ко мне на машине мать, Карамьян и Матвеев, – но меня это не радует нисколько. Что толку?! – ведь забрать меня отсюда, увезти с собой они все равно не смогут...

19–10

Дрянной анекдот: свалил сегодня побыстрее с ужина, из столовой, – одним из первых, – чтобы на 8–й, звонить, побыстрее и не на глазах у всех. А эта мразь, отрядник, оказывается, уже после меня явился в столовку и всех, кто там был, переписал. Сейчас, только что вот, приперся в барак – и тут же мне вопрос, был ли я на ужине; типа, он меня там не видел. Захочет – влепит выговор, и с “облегченки” снимут, и прощая свидания каждый месяц, да и призрачное УДО – тоже, хоть на него и так нет абсолютно никакой надежды...

Мать и ребята, когда я дозвонился уже подъезжали к Шахунье. По крайней мере, я надеюсь, завтра свиданка состоится, передачу примут и все будет ОК.

19–55

В этой проклятой стране идиотов возможно действительно все!.. Оказывается, отрядник теперь вызывает по списку вообще всех, кого не застал на ужине, а т.к. люди уходят не все вместе строем, как “положено”, а по одному, – он не застал там большинство отряда. Было, говорят, человек 20, кого он переписал; остальным теперь грозят неприятности. Мое имя тоже есть в длиннющем списке вызываемых к нему в кабинет (но без ПЕРСОНАЛЬНОГО вызова я, конечно, не пойду). Да плюс, в довершение, только собрался готовить себе ужин, – вырубили свет, а с ним вместе и воду... Страна идиотов.

20–30

Вызвал сейчас лично, мразь этакая, и пообещал, что будет на меня рапорт. Видимо, с “облегченкой” и впрямь придется расстаться...

29.4.08. 21–55

Прошла утром короткая свиданка. Разболелась в результате у меня голова, и мать устроила очередную истерику, когда я ей сказал, что она забыла привезти мне часы (вечно что–то забудет). Пустили зато обоих ребят – и Карамьяна, и Матвеева. Матвеев, со своим вечным юмором и остроумием, особой даже манерой говорить (так, что нельзя не смеяться) был неподражаем. Хотя говорили оба больше о том, какие перспективы у путинско–медведевского тандема, перегрызутся они или нет, о войне “сечинских” и “газпромовских” и т.д. Думают, что когда Медведеву в этой войне понадобится “общественная поддержка” либералов, интеллигенции, даже “экстремистов” (?!) – то меня и выпустят. Крайне сомнительная и неправдоподобная перспектива, на мой взгляд.

Под конец всего – эти мрази в форме прошмонали всех и все баулы на выходе со свиданки, – раздели догола, все вынули и перещупали из баула (только что перещупанное, когда сдавали передачу). Собирать, естественно, сам. Шмонал один “мусор”, в их домике для шмонов возле вахты. Такую ненависть и омерзение он во мне вызывал, – так и хотелось убить его тут же, на месте, раскроить череп сзади чем–нибудь тяжелым. Да и вообще, когда шел утром на свиданку, ненависть такая лютая была в душе, – так и сжег бы напалмом, тоннами адского пламени с небес, весь этот лагерь с его 2000 зэков и сотней “мусоров”...

И не зря, как оказалось, и как подтверждается каждый день. После ужина – опять дрянная комедия: маленький, плюгавый, омерзительный, клоп вонючий – Наумов, местный офицерик, мелкий начальничек чего–то там – не выпускал вообще по одному из столовой, пока все не поедят. Я столкнулся с ним лоб в лоб, и он прицепился ко мне. До сих пор жалею, простить не могу себе, что не ответил ему так резко, как следовало: “мне ПЛЕВАТЬ, видели Вы меня, или нет”, – в ответ на его замечание, что, мол, он меня вчера на ужине не видел. “Глаза, мол, разуйте!” – надо было сказать этой твари в лицо, да поздно сообразил...

Потом эта мелкая мразь еще пыталась строить 13–й отряд по трое в колонну в “локалке” столовой, а отряд упорно не строился, и Наумов его не выпускал. Пугал шмоном в бараке, проверкой по карточкам здесь же, у столовой, еще черт знает чем. Но потом, под предлогом шмона, все же ушел, а пришедший вместо него другой “мусор”, подобрее, хоть и грубоватый, – сумел–таки быстро построить, и ушли в барак.

30.4.08. 11–00

Опять был шмон, только что кончился. Суки!!! Чуть не каждую неделю стали шмонать... На этот раз, правда, обошлось "малой кровью”: я забрал с собой в пакете все основные бумаги, тетради, письма, фотоальбом и пр. бумаги (их, конечно, тоже прошмонали, но при мне, на столике в раздевалке, и гораздо корректнее, не рассыпая по листочку); закинул матрасы у себя и у соседа по проходняку, слегка раскидал книги под изголовьем. Как ни странно это сработало: у меня они совсем или почти совсем не шмонали. Зато в телогрейке без бирки, вывешенной в раздевалку, прощупывая все подряд “телаги”, “мусор”, сволочь, нашел–таки открывалку с острым концом. Но он положил ее тут же, рядом, на лавку, вскоре ушел из раздевалки, и я закинул ее тайком за ящик для обуви, чтобы потом достать, и достал, как только ушли “мусора”. А по баулам они, слава богу, в отличие от тюремных шмонов, не лазят. Так что на этот раз – без потерь.

МАЙ 2008

1.5.08. 8–45

1 мая, утро. “Праздничек”... Настроение с утра, как ни странно, неплохое, бодрое. М.б., это потому, что есть реальное дело, реальная возможность, – переписать сейчас набело (начал вчера) уже готовый текст и отправить на волю, благо канал, вроде бы, работает. Опубликует ли его К–Ц, – неизвестно, но “надежда умирает последней”. Да, конечно, надо ответить на кучу писем, притом немаленьких, особенно от Е.С. Надо прочитать кучу книг и прессы, привезенной на свиданку. Книг на месяц точно должно хватить; а вот писать (м.б., мой ответ “Свободному слову” там опубликуют), – мучительно лень, нет сил, тяжело (физически тяжело сидеть, даже без опоры спине, и писать), но надо...

2.5.08. 6–30

Еще один день, и не хочется жить, и на душе тоска, и вокруг, и в самом сердце твоем – неволя... Тоска. Май, все вокруг зеленеет и расцветает, днем уже жарко, – а ты все сидишь здесь, в этом бараке, на этом опостылевшем дворе, без смысла и цели, и конца–краю не видно твоему сидению...

“Стёпышев 8–й прошел!”, “Стёпышев на 10–м!”, – кричат стрёмщики. Нет, всякая революция должна начинаться именно так, как описывает Солженицын в “Марте 17–го”, – с убийств офицеров, “мусоров”, городовых, любого начальства в форме. Этот Стёпышев вчера проходил мимо нас, когда мы (13–й отряд) шли на обед. Сперва долго “воспитывал” 8–й в воротах их барака, потом пошел куда–то в нашу сторону, мимо нас. Вот он поравнялся с отрядом, он идет рядышком совсем, вплотную, – вот тут–то взять его сразу 2–3–мя десятками рук, схватить надежно, чтоб не вырвался, – и тут же, на месте, убить! Всей толпой забить насмерть ногами, запинать, не прекращать бить, пока не испустит дух здесь же, на дорожке. И пусть будет потом, что будет!..