15.10.09. 10–00

Весь вчерашний день и все сегодняшнее утро, пока уже шел из бани, – над зоной густой туман. Тепло, сыро, лужи, туман, жухлые листья на мокрой земле и мокрые, черные, голые уже деревья. Осень 2009 года...

Самым ярким событием вчерашнего дня был разговор с вышедшим накануне из отпуска отрядником 11–го – Палычем, как его тут все называют. Еще когда шли на обед, он встретился нам у ворот “продола” и сказал, что вечером отдаст мне письмо. И действительно – вызвал где–то после 4–х часов.

Я знаю его давно, он был еще на моем первом суде по УДО в феврале 2008. Знаю по коротким встречам, мимоходом, где–нибудь возле столовой или в штабе, как этакого грубоватого балагура и остряка, любителя пошутить и похохмить. Но злобным, жестоким человеком он при этом мне никогда не казался, – помню, когда еще на 13–м нас кто–то из “мусоров” строил по трое, чтобы идти из столовки “домой”, – он, стоя рядом, сказал вслух, негромко, – не нам, а как бы про себя, – что вообще не понимает, как инвалиды могут ходить строем...

Лицо грубое, и проще всего представить его себе красным от алкоголя; обычно навеселе такие люди начинают уже не просто балагурить, а буянить. М.б., и в самом деле он пьет, – не знаю, но предположить можно. Лет за 40 уже, но 50–ти явно еще нет. Майор внутренней службы, – по–моему, самое высокое звание среди местных отрядников. Заочно учится на каком–то юридическом факультете, и часто упоминал полученные там сведения и преподавателей. Спросил, что закончил я.

Он вручил мне письмо из Финляндии, от Лены Маглеванной, что есть радость само по себе, – и проговорили мы с ним больше часа, почти до ужина. Он был, во–первых, поражен, что я попал к нему на 11–й, и не знал, что со мной делать. :) Во–вторых, его живо интересовало мое дело, и какую именно “рознь” я “разжигал” (он обо мне из всего слышанного, видимо, запомнил именно это). Ну и так, вообще, о политике и происходящем в стране.

Как ни странно, он оказался в целом весьма недоволен происходящим в стране. Начал с “суперпрезидентской республики” и права президента де–факто отменять решение суда (помилование). Я сказал, что самое мягкое из более–менее точных определений существующего режима – “полицейское государство”. Он достаточно критики высказал и по поводу законов об “экстремизме” (полез сперва за УК, чтобы там посмотреть юридическое значение этого термина, но УК не нашел), и новыми законопроектами о борьбе с коррупцией, и моим делом – тем, что посадили просто за высказывание своего мнения, за слова. Я видел, что и в моем деле, и в происходящем в стране он не все понимает, но то, что понимает – ему явно не нравится. Про меня он с улыбкой – не иронической, а скорее даже сочувственной – сказал: “политический” и, по–моему, “вольнодумец”, или как–то так, – в отличие от всех этих сатрапов, от Милютина и до Казиева, отрядника 13–го, – которые упорно и нагло, вопреки очевидности, отрицали всегда, что я политзаключенный. Поговорили мы с ним и о проблемах наркомании и легализации (последнее – с моей подачи :), коснулись и выборов – как получаются немыслимые проценты у “Единой России”, я припомнил еще выборы в Мосгордуму 2005 г. – последние, которые я застал на воле, – когда наблюдателей, пытавшихся протестовать, со всех участков тут же увозила вызванная избиркомовцами милиция... И еще много о чем, сейчас все не упомню. О диссидентском движении, например, об истории его подъемов, спадов и разгрома в начале 80–х...

Я видел, что ему интересно со мной говорить обо всем этом, – настолько, что он все не прерывает уже сильно затянувшуюся беседу и одного за другим выставляет из кабинета заходящих со всякими пустяковыми делами. Я видел, что он – наедине, по крайней мере, – вполне сочувствует мне, возмущается, что посадили не за кражу, грабеж или убийство, а за слова и мысли...

Я не знаю, насколько искренен он был (хочется верить, что полностью). Не знаю, во что выльется в дальнейшем, за эти оставшиеся мне год и 5 месяцев, его отношение – не будет ли он вдруг меня “прессовать” и сажать в ШИЗО, чего не делал даже Казиев, – но ведь всякое бывает...

Мне почти не приходилось с ним спорить, – он казался если не единомышленником моим, с моей остротой выводов и практических рецептов, то, по крайней мере, понимающим человеком, с которым можно говорить, которого можно убеждать дальше. Не таким тупым и упертым, как они все... Он сказал мне, что если я буду что–то – о политике, об этой стране и пр. – пытаться объяснить окружающим меня здесь, то 99% “спецконтингента” меня просто не поймет (как будто я сам этого не знаю!..). Он упоминал свободно по ходу разговора имена, которые здесь ни от кого не услышишь, – то Фрейда, то вдруг Старовойтову, то – когда зашла речь о чеченской войне – Дудаева. У меня было странное, слегка растерянное какое–то ощущение, что впервые за долгое время (как привезли сюда) я разговариваю с интеллигентным человеком. Не знаю, конечно, можно ли назвать вполне интеллигентным русского майора–тюремщика с лицом алкоголика и дебошира; но глубокое и серьезное отношение к своей заочной учебе на юриста, как и свободное упоминание в разговоре таких имен, как и глубоко критическое – в пользу свободы слова, честных выборов и пр.! – отношение к сложившейся путинско–медведевской действительности в России 2009 г., – говорят скорее в его пользу. (Хотя мимоходом, говоря о Ельцине, попытке импичмента 1999 г. и пр., пытался сказать эту банальнейшую глупость, – что, мол, Ельцин совершил преступление, “развалив” СССР...) Чувствовалось, что и ему интересно говорить со мной обо всем этом, ибо – как и они все, как и Казиев любил со мной в свое время покалякать у себя в кабинете, – с кем еще ему тут поговорить об этом, вообще о чем–то серьезном? Не с этим же примитивным алкогольным быдлом, которое тут сидит; да и коллеги не демонстрируют особого интеллектуального развития...

Словом, не знаю, не знаю. Только ли это видимость, обманчивая и смутная, или и вправду среди них есть еще более–менее нормальные, думающие, критически настроенные к действительности люди? Даже среди майоров внутренней службы... Вот она, беспощадная логика гражданской войны: ведь я знаю твердо, что он мой враг, какой бы он лично, в душе ни был критически мыслящий и вольнодумный; и когда я теоретически обосновываю необходимость их всех, без разбора, убивать – для того, чтобы разрушить это государство, из них состоящее, и выиграть эту гражданскую войну, – то в этом ведь нет ровным счетом ничего личного!!. Лично абсолютное большинство из них ничего плохого мне не сделали, а некоторые, как вот этот вот Палыч, еще и смущают сознание, испытывают на прочность мои убеждения и сложившуюся четкую картину мира. Критически мыслящий интеллигент, тоже мне, в камуфляже и с майорскими погонами!.. Лично, по итогам вчерашнего долгого разговора, я к нему склонен относиться скорее неплохо; но в случае необходимости и представившейся возможности – моя рука не дрогнула бы... Так что самый лучший, самый дружеский совет, который я не дал ему вчера, но, м.б., дам в следующий раз, – снять к черту этот мундир с погонами, уйти с госслужбы, найти для себя в этой жизни другое место и другое занятие...

16.10.09 8–42

Вчера опять отдал 200 руб. ларьком мерзавцу “телефонисту” – выкружил–таки, гад! Сперва, еще на днях, врал, что кому–то там, с их барака, “на выход” из ШИЗО, но брал–то – я стоял сзади его и видел – майонез, лапшу б/п, лимон и т.п. Просто себе на прокорм 200 р., какой там, к черту, “выход”!..

Еще перед обедом вчера его дружок–сосед зашел ко мне напомнить, что тот ждет меня в 14 часов в ларьке. Прихожу – еще закрыто, перед калиткой стоит толпа. Ищу – нету! Что за чудеса?! За жратвой – и не пришел!!. Захожу, стою в кассу, выбиваю, покупаю, ухожу, –нету! Пришел в барак, снял телогрейку и один башмак, развязываю второй, – бежит, запыхавшись! Спрашиваю, откуда, где бегал, – оказывается, только что разбудили! И на проверку даже не встает, дрыхнет по полдня... Пришлось тащиться с ним в ларек 2–й раз – под клятвенное его обещание прийти вечером с “трубой”.