19–47

“Телефонист” все–таки явился – уже около 7 вечер, сразу же после того, как мать дозвонилась мне по обычному номеру в барак и мы поговорили с ней. Дал еще раз свой номер и сказал, что если надо – мать может звонить ему, он ко мне придет. Цену этим обещаниям я уже знаю... :)

Только собрался ужинать – минут за 10–15 до традиционного времени, когда я начинаю готовить (2 [запись оборвана]

20.6.09. 7–00

Вчера, пока я писал про отключение света, его как раз включили, и я тут же пошел ставить чайник себе для ужина, – дописывать было уже некогда.

Шимпанзе, увы, никуда не делось, так и осталось в бараке. Между прочим, не успев появиться, произвело здесь одну крупную и совершенно безумную “реформу”: полностью сняло “обиженных” со стрема во дворе (“локалке”) барака, где они то слушали стремщиков 10–го (видящих “продол” в зеркальце, выставленном из их слухового окошка), то сами залезали на пожарную бочку у нашего забора, чтобы видеть приближающихся по “продолу” “мусоров”. В результате теперь стремщик сидит только у окна в “культяшке”, и когда он оттуда “пробивает” что–нибудь в большую секцию – в нашем ее конце, у выхода, его почти не слышно, особенно если стоит обычный шум от разговоров, тем паче – если в том конце у блатных играет музыка. Уже вчера днем, войдя к нам во двор на утреннюю проверку, “мусор”, увидев во дворе всего 3–4 человека (меня в том числе), удивленно спросил на ходу: “А где же проверка? Что, в бараке совсем народу нет?”. А весь народ в это время еще лежал по шконкам – потому что о приближении “мусора” никто не предупредил (единственный оставшийся стремщик мог элементарно “прохлопать”). Побежали на улицу уже только после того, как “мусор” зашел в барак.

Сегодня во время “зарядки” “мусора” вообще не ходили по баракам, не проверяли подъем – но и стрема во дворе не было никакого. Оставаться в бараке во время зарядки теперь стало поистине “стремно”, – надо, напрягаясь, прислушиваться, не крикнут ли из дальнего конца секции (точнее, даже из коридора), где “мусора”, чтобы успеть, если что, выскочить в дальнюю запасную дверь.

17–45

Блатная кодла, в основном кавказская, собралась с разных бараков в наш двор, вытащила на мощеный “плац” круглый стол, расставили жратву и питье, – что–то отмечают? Выход шимпанзе из ШИЗО, что ли? Такое ощущение, что собрались к нему. Целая толпа; причем среди них есть 1–2 колоритные кавказские рожи, которые я ни разу не видел за 2 года пребывания на этой зоне (хотя ясно, что они приехали сюда отнюдь не вчера). Пока мы все ходили на ужин, они тут отдыхали и развлекались...

21.6.09. 6–45

О, как описать, как передать эту обстановку, саму эту атмосферу 13–го барака лета–2009 так, чтобы ее вполне прочувствовал и никогда не бывавший здесь читатель?!. Утро. В 5 утра – уже полностью светло, никакие лампы не нужны. Кто–то уже встал, но большинство еще лежит в постелях. Играет довольно громкая музыка в конце секции. По проходу между шконками ходит туда–сюда блатной и громко, во весь голос, со смехом, разговаривает по телефону. Он ходит так уже минимум полчаса, если не больше, и его совершенно не смущает то, что время раннее и кто–то, возможно, еще спит. О–о, смущаться такими мелочами, как интересы окружающих их людей, они не привыкли!.. Несмотря на ранний час, все двери – и на улицу, и в секцию – открыты настежь, и тучи комаров лезут мне прямо в лицо, пока я лежу. Слава богу, самый омерзительный и тупорылый “эколог”, который с самого подъема открывал их даже в лютые морозы, послезавтра уходит домой. Выхожу на двор – как обычно с утра, посмотреть погоду (погода ясная, встает солнце), – там под окнами одиноко стоит шимпанзе, чуть ли не приплясывая под играющую веселую музыку. Потом народу прибавляется, и оно начинает в паре с кем–то прогуливаться по двору, оглушительно гогоча. Сука, кто ж тебя выпустил из ШИЗО?!. Я б того своими руками прикончил бы...

Опять они колобродили всю ночь, а я почти не спал, просыпался раз 5 за ночь. Только перед подъемом удалось вроде бы поспать подольше, поосновательней, – час, не меньше, как мне показалось. Накануне вечером вышел после проверки чуть–чуть погулять по двору – и ко мне с разговором пристал блатной, который сейчас дает мне “трубу”, а до этого все пытался внаглую пристроиться здесь питаться за мой счет. Поговорили о жалобах, о судах, о том, как судили его и меня, о наркотиках (он сидит по 228) и кампании за их легализацию, о том, чем он занимался на воле (ничем, собственно), о прошлогоднем “бунте” в зоне (которого он, как оказалось, был одним из зачинщиков, пусть и невольных), и т.д. и т.п. Шлялись по двору туда–сюда и говорили долго, минут 40, наверное, но – ни к чему все это, и никаких выводов не последует, и никаких надежд, никакой пользы даже такое вот откровенное и углубленное общение с ними, увы, не даст. Частенько вспоминается мне совет Лимонова, четко и настоятельно сформулированный в “Другой России” – искать революционеров “на краю общества”, среди всевозможных отбросов, люмпенов, маргиналов, словом – вне не только респектабельной, но и классово–сознательной, упорядоченной среды. Что ж, я честно пробовал искать их здесь, и совесть моя чиста. Как минимум, пару таких попыток, с тайной надеждой на возможный успех, я сделал за 2 года пребывания здесь. Увы, результат был настолько отрицательным, люди (?) эти – настолько безнадежно–тупыми, наглыми и алчными, настолько откровенно озабоченными лишь тем, чтобы стрясти с меня курево, чай и пр., – что я давно бросил эти жалкие, смешные свои надежды. Говоря вчера с блатным о жизни, о судах, о легализации, о борьбе с Системой и пр. – я уже ясно понимал: нет, революционера, сознательного борца из него не выйдет, нечего и рассчитывать. Разве что сырье для производства мыла...

Бани в пятницу не было, и наглый стирмужик, подонок (к тому же имеющий теперь отмазку в виде ежедневного мытья банок по целому дню на столовском складе), даже и не подумал меня спросить, не нужно ли постирать мне вещи, – хотя свои он стирал, а сегодня утром специально грел (моим кипятильником!) воду и стирал свое полотенце. Тем не менее, с вопросом, не дам ли я “штук 5” сигарет, эта тварь утром ко мне обратилась. Типа, если всего 5 штук, то можно и на халяву, – не зарабатывать, а просто выклянчить за так...

22.6.09. 8–39

Эту ночь спал вроде получше. Первый раз проснулся, как обычно, около 12–ти ночи сам по себе, а вот 2–й – где–то в час или в начале 2–го, – похоже, что от истошного крика, от которого, без сомнения, должен был проснуться весь барак – но все молчали, никто не протестовал. В темноте и ночной тишине разъяренное шимпанзе тоном оглушительного, истошного крика читало кому–то лекцию о том, что он (распекаемый, оставшийся мне неизвестным) – вовсе не “мужик” и не “порядочный”, как он сам о себе думает, а так – “мужичок”, “тракторист”, “пехота” и т.п. Да и вообще в бараке ни одного “порядочного”, кроме, естественно, самого шимпанзе, нет. В обоснование приводились, во–первых, цифры собираемых блатными в бараке денег и их распределение (6000 руб. в месяц, из них 1500 – на “воровское”, 4000 – вроде бы на “общее”, а уж куда еще 500 руб. – я не понял). Во–вторых, утверждалось, что “порядочный” “мужик” должен был бы после выхода шимпанзе из ШИЗО спросить у него, в какой “хате” он там сидел, сколько в ней человек, и пр.; кроме того, “порядочные” встретили бы шимпанзе в бараке (по выходе из ШИЗО) не пачкой “Винстона”, а – раз “дорога с волей есть” – анашой, гашишем, героином и пр., не говоря уж о кофе, шоколаде и т.д. (“А бабу резиновую не хочешь?” – говорят здесь в случае такого рода претензий, – но, ясное дело, бешеной обезьяне сказать это в лицо никто не посмеет.) Еще было любопытное утверждение: мол, в бараке все наркоманы (т.е., вся “братва” :) были очень довольны, что шимпанзе сидит в ШИЗО и хотели бы, чтобы оно и дальше там сидело, а они бы тут отлично жили без него (типа, он, как он утверждает, против наркотиков категорически и не дает наркоманам колоться). В сопоставлении с фразой о том, что его должны были бы встречать анашой, гашишем и героином, – звучит все это просто уморительно...