Сапог, говорят, уже подох, – и полгода не прожил после освобождения. Слух смутный, сомнительный, не знаю, правда ли это. Но – туда ему и дорога! Дай бог, чтобы правда. Туда вам всем и дорога, сиволапые тупари и быдляки по всей Руси, дай бог вам скорее спиться и подохнуть о вашей любимой водки (а еще лучше – попасть в ларьке на “паленую” вместо настоящей и сдохнуть от нее сразу же!..).

Вчера – очередной вопиющий идиотизм: на ужин ходили 2 раза! Т.к. был “праздничек” – “День России” (бывший день независимости РСФСР от СССР), то все было ясно: идти в столовку на ужин надо “по выходному”, т.е. на час раньше – в 16–00. Однако заготовщики то ли сами прохлопали, то ли им в столовке сказали: идти в 5, как обычно; я одного спросил об этом – он подтвердил. Пошли вдруг почему–то в 16–40, что сразу же меня насторожило: ни то, ни се! И точно: приходим – а там едят другие отряды, а заготовщики стоят уже на улице. Пришлось в 6 вечера, после всех бараков, идти опять, причем еще и сидеть не за своими столами, а у окна (слева, как входишь).

Тупорылый дебил стирмужик опять отвратно выстирал мне наволочку, все пятна крови (от убитых комаров) на ней побледнели, но остались. Я сказал ему, что он плохо, халтурно работает, когда он, как ни в чем не бывало, клянчил опять у меня сигареты. Между тем, благосостояние его в последнее время неожиданно повысилось. :) Получил, во–первых, денежный перевод от друга – и тут же накупил себе чаю, печенья, конфет и пр. в ларьке; причем, как благородный, взял даже чай в пакетиках, который такому дремучему сиволапому быдлу пить как–то совсем не идет. :) А во–вторых – пошел опять на временные работы при столовке (“шушарке”) – мыть (втроем с другими з/к) мегатонны пустых 3–хлетровых стеклянных банок из–под кислой капусты и т.п. гнусной столовской снеди. В день– из тысяч и тысяч, скопившихся на складе за столовкой, – они моют где–то 300–400 банок, за что с “общего” получают чай, карамельки и курево (но последнего, по его словам, сейчас дают меньше, чем прежде, так что он еще и у меня добирает). Но самое трагикомическое в этой истории – то, ЗАЧЕМ они моют эти банки. По словам стирмужика, постоянные столовские работники–зэки затем берут вымытые банки, кидают их в большую железную бочку и там бьют. Типа, хотят потом растолочь стекло вообще до порошка и из него на заводе, расплавив, делать новые банки или что–то еще. Ну, труд мойщиков, положим, для государства бесплатный, но перевозка сырья на завод и изготовление из него, допустим, банки ведь стоит денег, и немалых. Кто их вложит? Уничтожать и из сырья все делать заново, вместо того, чтобы научиться утилизировать и использовать повторно, – как это по–русски, ей–богу!. Воистину, страна идиотов!..

14.6.09. 8–40

Омерзительные новости. Какой все–таки падалью и мразью он оказался, этот ублюдок, сам предложивший вынести отсюда на волю мои бумаги! Тварь... Вчера исполнился ровно месяц, как он ушел – и вчера же я узнал наконец уже давно подозреваемую правду. Накануне, 123–го, мать звонила ему 2 раза, и вечером, где–то пол–11–го, когда трубку опять взяла его мать, – моя мать услышала, как он на том конце провода говорит своей матери: “Скажи, что меня нет дома”.

Т.е., так и есть: этот ублюдок скрывался весь месяц от Алеткина, не приходил на назначенные уже встречи, и т.п. – намеренно, как я и думал. А это означает лишь одно: что моих бумаг у него нет. Отдал ли он их прямо здесь (на вахте перед самым уходом, или раньше?), или же куда–то дел по дороге, – но их, увы, нет. Грандиозное мероприятие, успех которого так меня вдохновлял почти 2 месяца (потом уже появились подозрения), – провалилось! Обидно. Жалко. Не то что месяца с лишним каторжного труда (переписывать все это мелко–мелко) жаль, хотя и это тоже... Но безумно жаль, что вот еще один шанс упущен, еще один шаг сделан к тому, что эти – бесценные для меня – дневники так и погибнут здесь, на этой проклятой зоне, будут просто грубо отобраны при освобождении (если не еще раньше)...

Вчера весь день была дикая жарища, солнце палило с утра, “локалка” походила на пляж. Сегодняшнее утро – после завтрака, слава богу! – началось с грозы и сокрушительного ливня. Комаров вроде стало поменьше, но они все равно сильно донимают. Особенно мучительно, когда жалят в спину, ничем не прикрытую.

Новая коммунально–бытовая комедия на этой проклятой зоне: свет есть, а воды нет! Последнее время такие случаи участились. Оказывается, когда у них забивается канализационный колодец под бараком, они отключают воду! А забивается тут все время что–нибудь: то умывальник у нас на 13–м бараке, то туалет, а то – сразу целый канализационный колодец. И вот вчера вечером, около 9–ти – слава богу, я уже успел поужинать и выпить чаю! – воду опять отключили. Про то, что забиты все 3 колодца (под тремя корпусами бараков), мне сказал “обиженный” Юра, мой бывший сосед, который их и пробивает, как и все туалеты, и умывальники, и вообще – превратился тут уже в заправского сантехника. Сказал, что, м.б., часа через 3, как из колодцев уйдет вода, ее включат в кранах. Но – воды нет и до сих пор! Это было первое, что я проверил, встав сегодня с утра, – воды нет! Хорошо, что у меня был небольшой запасец – полбутылки, на кружку чая бы хватило. Но оказалось, что на других бараках вода есть, так что, вылив эту воду в чайник, я сразу после завтрака поперся с этой пустой бутылкой на 8–й барак – за водой.

15.6.09. 8–37

Дикая, изнуряющая жара и духота была вчера весь день после утреннего дождя и началась сегодня с самого подъема. В секции – буквально как в парилке, в бане; через полминуты я уже весь мокрый, пот ручьями течет по лицу; постоянно приходится бегать умываться. Кошмар...

Вчера перед самой вечерней проверкой на 12–й приходили их отрядник и Наумов, чего никогда раньше не бывало. Во время самой проверки кто–то сказал, что завтра оттуда переводят 12, что ли, человек. Куда – не было сказано, но кроме 13–го некуда. А тут и так все забито. Так что уже сегодня можно ожидать вполне реального перевода и отсюда, с 13–го. Меня – на 1–й, без связи... Суки!..

“Не верь, не бойся, не проси”, – вдруг вспомнилось мне вчера. Не верить, что переведут, и не бояться, что там будет хуже, что там не будет связи? Звучит, конечно, очень утешительно. :) Но к чему все это?.. Я выдержу, конечно, и это испытание выдержу, переживу, и мать, я очень надеюсь, тоже переживет, тем более, что не так уж много мне и осталось – 643 дня, 92 недели. Но чувство бессмысленности происходящего не покидает меня. Выйду отсюда – и буду чувствовать себя как побитая собака, особенно если не удастся вынести дневники. Обстоятельства оказались сильнее меня, я не смог одержать над ними победу, не смог даже извлечь пользу из того ужаса, который выпал мне на долю, не смог ничего, проиграл вчистую, – вот что будет самым мучительным на воле. Страдать по их вине – и так и не смочь им отомстить, родиться ягненком – и так и быть пущенным на шашлык, как тебе было предназначено, и не мочь ничего изменить в собственной судьбе – вот это самое ужасное. Проиграть, прожить зря отпущенную тебе жизнь, строить грандиозные планы – и видеть, как исчезает последняя надежда на их воплощение, и смириться с этим... Вот что самое ужасное. Я привык чувствовать себя победителем над судьбой, привык удачно выходить даже из самых тяжелых обстоятельств, не сдаваться, и все неудачи только разжигали во мне всегда азарт дальнейшей борьбы. Почему же вдруг сейчас такое мрачное уныние на душе, такое острое и горькое предчувствие, что освобождение в 2011 станет не победой, а поражением? Я заглядываю глубоко в свою душу, – видимо, это от позавчерашнего известия, что получить мои дневники из Казани от этого подонка больше нет никакой надежды. Это поражение, – еще не смертельное, но тяжелое.

Русские ужасы: в туалете – комары! Туча их набрасывается на тебя, как только заходишь (в секции вроде бы стало поменьше – обе двери из нее закрыты, но духота от этого усиливается) и не дают... Примитивный, брутальный, грубый быт, и символ его – вот эти сортиры повсюду на Руси, – без слива, грязные, железные или кирпичные, с вечным, с детства мне знакомым острым запахом хлорки, – на турбазах, на небольших станциях, в небольших городах, а теперь вот и здесь – на зоне... Символ русской провинции и провинциальной жизни. С комарами, крысами, вонью, грязью и пр. Страна, где никогда не будет на улице или на станции (кроме крупных вокзалов) нормального, чистого автоматизированного сливного туалета, а будет он даже не за деньги, а только в одном случае – для начальства, в высоких госучреждениях. Здесь, на зоне – другая, низшая крайность исторического падения этой страны, дно этой пропасти: здесь воду вручную бадьями сливают “обиженные” рабы...