Пишу очень коротко, т.к. комары совершенно одолели, от них нет никакого спасения, целый их рой атакует меня и жалит перманентно, пока пишу, – ежесекундно приходится отмахиваться от них. Только это слегка компенсирует горечь от лишения меня книг, – все равно как минимум пол–лета читать спокойно они бы тоже не дали, по опыту прошлого года.

11.6.09. 9–05

Вчера случилось замечательное во всей своей немудрящей простоте происшествие. На обед в столовке был совершенно омерзительный на вкус и по запаху “перловник”, как я его называю, – типа суп, ни щи, ни рассольник, намешаны одновременно перловка и капуста; короче, есть это невозможно, и я обычно не ем. А на второе было картофельное пюре, которое как раз есть можно. Суп я не съел совсем, а мой сосед по столу (он же по проходняку, – то самое старое, вшивое, постоянно курящее и следящее за мной тупое чмо) похлебал немного – и отодвинул тоже почти полную миску. Так вот, новый заготовщик, переведенный с 4–го (говорят, был заготовщиком и там), увидев, что миски заняты, просто не положил нам второго! Третьему за нашим столом (старый хрыч, каждое утро будящий ударами палки “обиженных”), у которого миска была свободна, он положил – и ушел. Я думал – за мисками, и еще несколько раз оглядывался в ту сторону, пока не увидел, что он идет себе преспокойно обратно – не только без мисок, но уже и без бачка! Он и думать про нас забыл!.. Наши, 13–го барака, заготовщики, по крайней мере, никогда себе такого не позволяли, – они шли за чистыми мисками и приносили их, даже когда их не хотели давать.

Почему я не напомнил ему, не возмутился, не потребовал свою картошку? Должно быть, потому, что на 4–м году заключения мне давно уже стало все настолько безразлично, что... Абсолютно пофигу, короче. Я просто смотрю со стороны и про себя усмехаюсь, отмечая подобные факты. “...Пусть фиксирует факты...” К тому же, мне вообще, по любому поводу, смертельно противно с ними разговаривать; этого типа я почти еще не знаю, но первое и естественное, наиболее вероятное, что можно услышать тут от любого – это какое–нибудь глумливое хамство. Брезгливость и отвращение к ним и ко всей этой их жизни пересилили желание поесть картошки, :) и я ушел без нее. Старый вшивый сосед тоже, еще раньше меня, молча встал и ушел.

Пошел я оттуда прямо в ларек. Еще по дороге главновымогающее по ларьку блатное чмо стало вымогать у меня на их “общее” чай и конфеты. Причем сообщение, что я вообще–то даю им и так 200 руб. каждый месяц, и на этот месяц уже отдал, – не произвело никакого впечатления: оно об этом не знало, разумеется, а узнав – и не подумало отказаться от своих требований. В конце концов я купил им 2 пачки чая и пачку карамели (на 64 рубля) – только потому, что – как я пытался оправдать это свое малодушие в собственных глазах – именно от этого чма персонально зависит сейчас моя связь, и злить его уж слишком, обострять отношения не хотелось. Другому я отказал бы без разговоров.

В ларьке опять не было хлеба, – оказалось, его сегодня (вчера) даже не завозили. Вот уже несколько дней ем на завтрак – с колбасой – черную столовскую кислятину (правда, сейчас она стала чуть посветлее и не такая кислая). Зато вместо недавнего апельсинового сока, который я не пью, был вишневый, и я взял его 2 пакета. Т.к. есть паштет (особенно хороший, чешский, из дома) со столовским хлебом не хотелось, то на обед на вчера и сегодня я взял 2 рулета (сладких; с шоколадом) по 27 рублей.

Пришел из ларька – и сразу же прозвонилась мать, а после нее я позвонил Алеткину. Оказалось, с этим подонком, увезшим (якобы) мои бумаги, он уже 2 раза назначал встречу – и ничего; видимо, тот обманывал; по крайней мере, ни одна встреча не состоялась. Бумаг по–прежнему нет. Я утешаю себя тем, что в начале 2008 г. по почте кусок дневника (за часть февраля 2008) шел отсюда к Е.С. 2 месяца (или больше?), и я уже тоже считал его потерянным навсегда (это ведь был оригинал, единственный экземпляр!), но все же он дошел. Но это лишь жалкие самоутешения; в душе я уже не сомневаюсь, что та отданная этому хмырю копия дневника за 7 месяцев 2008 г. пропала. Скорее всего, он здесь же отдал ее “мусорам” (хотя зачем человеку, уже освобождающемуся, делать такую подлость и работать на “мусоров”? Уму непостижимо... Постоянные мысли об этом и расстройство по поводу явной уже утраты рукописи даже перебило в последние дни в моей голове другое, тоже безумное по силе расстройство – по поводу готовящегося перевода на 1–й и потери связи с домом.

Вчера целый день было яркое солнце и жара; сегодня – облачно, солнца нет, но не холодно. Комары вчера и на улице, и (особенно) в бараке атаковали целый день нещадно, всем этим комариным, осатаневшим, яростно жалящим и лезущим прямо в лицо роем. Руки и ноги все изъедены и чешутся безумно. Сегодня взялся написать все это только потому, что, ища вшей в одежде, заметил: вроде бы комаров стало поменьше, уже не так посекундно отбиваюсь от них...

12.6.09. 15–35

Началась адская жара. Пекло. На улице под прямым солнцем находиться невозможно. Ходили сегодня в баню, – “лейка” (другая, не та, что обычно) еле–еле текла. За одну только вот такую баню (окна, “лейки”, и пр. и пр.) начальника зоны и всех его замов стоило бы публично расстрелять на площади, перед столовой.

“Поднимают” и “поднимают” этапников–“второходов”. Уже кончаются свободные места в секции, коих одно время стало полно.

Вчера ночью, после 12–ти, была сильная гроза, а на 10–м (над нами) в это время был Агроном. До нас не дошел. Жара, ночные грозы, комары, – все повторяется на свете, повторяется и прошлое буреполомское лето, 2008 года.

Комары совершенно измотали и измучили меня. Они буквально атакуют, облепляют с головы до ног, целыми тучами, в бараке, а вечером – и во дворе. Ноги и руки у меня, как и год назад в это время, жутко чешутся, сплошь покрыты расчесанными до крови укусами. Пишу сегодня опять очень коротко, т.к. писать и отбиваться ежесекундно от комаров нет сил. Да и писать пока особо не о чем.

13.6.09. 9–14

Эту ночь опять почти не спал. С вечера была страшная духота и комары. Ждали ночной грозы, как накануне, но ее, по–моему, так и не случилось. Проснулся в 1–м часу ночи – комаров вдруг не было почти совсем; я хотел было даже что–нибудь записать, но было слишком темно, еле–еле падал свет из двери в “фойе”. А потом, следующий раз, проснулся уже в четверть четвертого, – их было полно! Весь воздух звенел от них. М.б., я и задремывал на какие–то минуты после этого, но по–настоящему уже не спал. Комары не давали покоя, под толстым шерстяным одеялом было жарко (а вылезти – они вообще сожрут!..), проклятая шконка, узкая, проваленная с одной стороны, подвязанная резинками... Я ворочался с боку на бок, отбиваясь от постоянно звенящих над ухом комаров, думал о своем идиотском положении – 5 лет торчать здесь, черт знает с кем, неизвестно за что и без всяких перспектив! – и не мог уснуть, т.к. уже близился подъем.

Вокруг опять набито народу, все пустые места заняты. В наш проходняк положили этапника из Уреня. 45 лет, уже далеко не 1–й раз сидящего. Вроде бы ничего плохого о нем и не скажешь, спокойный, в Москве работал (грузчиком, что ли? Я точно не понял...) в Южном порту. Но – тупорылый примитив, быдло быдлом.

О, мерзкое сиволапое простонародье!.. Тупые, примитивные, грубые, неотесанные, невежественные просто до изумления... Из всей высшей культуры прилипло к ним только – в совершенно гипертрофированном, карикатурном, смехотворном виде – только личная гигиена, привычка ежедневно (и не по разу) до исступления полировать щеткой зубы, спать непременно на простынях, да совершенно комическое отвращение к неприятным запахам, – можно подумать, что это быдло сиволапое в своих селах и городишках не бензин да навоз всю жизнь нюхало, а самые изысканные благовония!..

О, тупое, примитивное, сиволапое простонародье, быдло, чернь! Как же я вас ненавижу! Вы мешаете мне жить одним своим существованием, а уж тем паче – своей грубостью и хамством, своими наглыми бесцеремонными попытками отобрать у меня то, что есть у меня, а у вас нету, а вам хочется... Страна стихийных коммуняк. “Россия – левая страна”, по Зюганову. Особенно я ненавижу это быдло по утрам, просыпаясь здесь, в неволе, в бараке, вставая еще до подъема и видя первые эти тупые хари, вставшие еще раньше меня.