Изменить стиль страницы

22–25

Все время вспоминается эта знаменитая цитата из Булгакова (неточно): “Никогда ничего не просите – сами предложат и сами все дадут”. Мать дозвонилась уже около 9–ти вечера “телефонисту”, который – ну прямо сама любезность! :)) – пришел сразу же (по его словам) ко мне и дал возможность коротко переговорить с матерью. Разумеется, пришел он не просто так: требования угощения начались сразу же, еще до разговора по телефону, а после него достигли кульминации. Шоколадку, 2 конфетки, 2 пакетика чаю, и т.д. и т.п. Явно и четко подтвердился мой (отчасти умозрительный до сих пор) тезис, что стоит проявить слабость и уступить хотя бы только 1 раз, – вся эта наглая уголовная нечисть тут же наглеет, привыкает, садится на шею и начинает требовать все больше и больше.

Мать сказала, что говорила с Гефтером, – по его словам, 25 мая был некий концерт в поддержку всех политзаключенных, и Гефтер дал туда “заявку” на меня. Собрано вроде бы 250 тыс. рублей, и он должен в обозримом будущем, видимо, встретиться с матерью и отдать ей “мою” часть этих денег. А завтра они встречаются тоже, – 10 книжек обо мне Гефтер хочет взять для своей правозащитной тусовки.

Одновременно, по глупости, мать рассказала “телефонисту” и о том, как я не хочу и опасаюсь неизбежного перевода. Тот, не будь дурак, начал – якобы с кем–то обо мне “говорил” – убеждать меня, что меня: а) никуда не переведут; б) переведут, скорее всего, к нему на 7–й, где тамошний главный блатной будет сидеть в ШИЗО, если я буду “х...вертить”; на мой вопрос, означает ли это, что он по требованию “мусоров” отрежет меня от связи, я получил и радостное подтверждение "телефониста", и – тут же – обещание, что он “поговорит” с тамошним блатным фюрером обо мне (после чего потребует много чаю, конфет, шоколадок и пр., разумеется). Ну и в) он заявил мне, что и здесь, на 13–м, я в ближайшие же дни буду отрезан от связи и с местных “труб” позвонить не смогу вообще. По словам же матери, номер, на который она обычно звонит сюда, сегодня весь день недоступен, – видимо, “симка” вынута из аппарата и кто–то звонит со своих “симок”.

Единственное, что вспоминается в связи со всей этой его демагогией, попрошайничеством, угрозами и шантажом, – это “не верь, не бойся, не проси”. Угощать эту тварь я отказался наотрез, и она ушла, с плохо скрываемой яростью пообещав мне, что больше “х... зайдет”. Хотя – к своим блатным друзьям, не ко мне – заходит регулярно.

ИЮНЬ 2009

2.6.09. 9–06

Начало лета. Шикарная погода, – солнце, небо почти что безоблачное, ясное и синее; днем жара, с утра – еще нет 7 часов, а на улице уже не холодно в одной футболке. Запах нагретого дерева, точно как на даче, шум деревьев, вокруг свежая молодая зелень...

Тем ужаснее положение (еще удивительно, как это я вообще замечаю лето и пр.). Переезд на другой барак обсуждается и ожидается уже вот–вот, – один, “всезнайка”, говорил, что на этой неделе (сегодня вторник). М.б., и сегодня. Я очень нервничал вчера, от проверки до обеда, но обошлось.

Плюс еще одна странная пакость. Телефон в бараке, по которому мать дозванивалась мне все последние месяцы (особенно после перевода “телефониста”), вчера и позавчера был целые дни напролет выключен. До этого, когда мать ехала на свиданку, она и Шамиль из машины набирали этот номер, – обоим было сказано, что номер набран неверно. Теперь вот он отключен... М.б., поменяли как часто здесь меняют через оператора сети, номера на той же “симке”. Другого варианта я не могу придумать, а тем временем связь в бараке для меня исчезла. И единственный выход – пойти и спросить у владельца номера, но мне это – даже одна мысль об этом – омерзительна до дрожи...

Вчера успел поужинать – только поесть, – выключили вдруг свет, и чай пришлось пить уже после проверки (благо, считал отрядник, и не в 21–30 даже, как по их же “ПВР” положено, а в 21–25. В 21–30, как только закончилась проверка, свет зажегся.

Комары одолели совершенно, – точно такая же напасть, как и год назад я описывал в это же время, в июне. (“Погода – бомба!” – так формулируют свое отношение к ней окружающие высокоинтеллектуальные зэки. :) Кошмар просто. Все ноги на открытых участках между брюками и ботинками (тапочками) у меня уже покрыты сплошным, дико зудящим слоем укусов, особенно сзади. Руки пока еще не до такой степени, как было в том году (в 3 слоя, кошмар, даже на глаз), но, видимо, это еще впереди.

Мать виделась вчера с Гефтером, он взял 15 книжек обо мне, – видимо, для своей “правозащитной” среды. Что ж, и то хорошо, раз уж ни нормальный тираж, ни нормальную презентацию и рекламу никто из них сделать не сподобился...

13–00

Опять проверка под ливнем, – как и 7 июля прошлого года. С утра была идеальная летняя погода, но уже к 12–ти, к проверке, потемнело, – появилась большая, во все небо, туча. Я думал, успеем, но мелкий дождь полил почти сразу, через пару минут превратившись в сплошной ливень. Пока ждали в холодном предбаннике, он вроде стих, потом опять стал сильнее; тут пришел “контролер”, пришлось выходить строиться, и как построились – опять полил вовсю, мощными крупными каплями, в пару минут промачивающими всю одежду насквозь. А пока стояли – оказалось, что кто–то из блатных договорился с “мусором”, что он посчитает в “культяшке” (телевизионной), и уже в мокром виде пришлось заходить туда!.. Там додумались строить по 10 человек (но в той последней, с краю, колонне, куда встал я, оказалось только 6 человек). Посчитали и разошлись . Новая синтетическая роба, привезенная матерью всего месяц назад, к счастью, еще сохранила свои изначальные водоотталкивающие свойства и не промокла совсем уж насквозь, – я заглянул, с изнанки она, как ни странно, оказалась почти везде сухой.

К владельцу “трубы” и “симки” я все же подошел после проверки – оказалось, действительно, его “симка” была вне аппарата последние дни, потому мать и не могла дозвониться.

13–25

Пока писал предыдущее – прервали громким зовом из конца секции: дозвонилась наконец–то мать. Все нормально. Маня просит 5 брошюр обо мне в Питер. Но на сайт обо мне сообщение о выходе этой книжки никто и не подумал повесить. Большакову и Демину (нач. больницы) мать дозвониться так и не может уже 2 дня.

Пока писал эту запись – вошло 4 (!) новых хмыря – с карантина, все в казенном. Набивают, набивают сюда людей, – но барак ведь не резиновый, это вообще самый маленький по жилой площади барак из всех. Значит, кого–то (меня!!) должны отсюда и перекинуть. Пока об этом еще не слышно, но – могут буквально в любой момент...

18–23

Сюрпризы продолжаются Явившийся перед ужином отрядник вернул мне доверенность на имя Глеба Эделева, отданную вчера на подпись Милютину. Сказал, что подписать ему отказались; долго и упорно разъяснял мне, что адвокат и так, без всяких доверенностей, имеет право в любое время ко мне приехать (а не адвоката, мол, с любыми доверенностями все равно не пустят, – по этому не произносимому вслух, но четко подразумеваемому я понял, что отказ в доверенности Эделеву – явное эхо прошлогодней неудачной поездки Шаклеина и последующего его иска в суд). Так же настойчиво советовал он мне и пойти на прием к их юристу в штаб, – просто чтобы услышать еще раз тот же довод насчет адвокатов и пр., т.к. уж конечно юрист их мне эту бумагу не заверит печатью ФБУ ИК–4. И под конец, как еще одна жалкая попытка аргументировать – смех да и только! – было сказано, что в рукописном виде заверять доверенность нельзя, а только напечатанную на компьютере! :))) В общем, не знали уже, что и сказать. Мои ссылки на то, что 2 (на самом деле 3 – Е.С., матери и Шаклеину) были и в рукописном виде прекрасно заверены и отосланы, были проигнорированы полностью. Только лишь один и тот же настойчивый совет сходить на прием в штаб к их юристу...

А перед возвратом доверенности вручил он мне очень странное письмо из Донецка – только какой–то рисунок, что–то типа солнца с лучами и буквы “А” на нем. Он как–то несколько ехидно, пожалуй, просил объяснить, что это значит, но я понятия не имел. В Донецке я не знаю никого. Очень возможно, что вместе с этим странным рисунком было и письмо, но они забрали его и отдали мне один рисунок, – с них станется!..