Мне до сих пор еще кажется, что он провокатор, но сейчас уже меньше, чем вчера утром. Он так и не показал мне остальные – только те 2, что я уже видел, первые, из восьми. Но уж их–то, по крайней мере, он увез с собой точно, я сам видел, как он пошел их “закидывать”. Сказал, между прочим, что еле влезли – зачем бы такие подробности, если все это туфта? Да и зачем бы ему вообще делать мне подлость, работать на “мусоров”, предлагать мне заведомую провокацию – перед самым освобождением?.. Я еще понимаю, если б за это по УДО обещали отпустить... Странно все это как–то... Как я ни просил разбудить и показать (все 8, я думал и надеялся), – ни хрена!.. Он их, оказывается, “закидывал” частями – в 3 ночи, еще во сколько–то; и если бы я в 5 утра сам не встал, заслышав стук его палки в “фойе”, и не перехватил его, не увидел бы и этих 2–х, уже виденных. А закопаны (как он вчера сказал) были у него все 8 или только 6? И точно ли закопаны (и где??! Тут где закапывать–то?!), или же это была уловка, чтобы не показать мне, что текст не подготовлен к вывозу, а сдан “мусорам” или подготовлен к сдаче?
В общем, сегодня утром он ушел, пока что все тихо. Ждать и нервничать... Сегодня вечером – отзвониться, чтобы А. Там забрал, потом – ему же, чтобы узнать, было ли что забирать, или нет... Дня 3–4 еще мучительной, тягостной неизвестности. (А главное – очень, крайне просто, подозрительно было, когда подошел вдруг 1 апреля и сам предложил, ссылаясь на то, что слышал когда–то мой разговор с другим старым зэком (Полосатым), которого у нас на бараке нет уже больше года. А разговор с ним такой – да, был, я припомнил смутно, но сразу.)
16–15
Нельзя сказать, что беда пришла, откуда не ждали. Я ждал этого... Они таки начали раскидывать барак. Сегодня после проверки принесли список: 11 человек переводят на разные отряды. Услышав эти слухи, я пошел к завхозу, чтобы попытаться что–то узнать. В кабинете завхоза толпа блатных изучала список на маленьком листочке. Фамилии были написаны карандашом, а синей ручкой около них были проставлены цифры – номера отрядов, куда переводят. Моя фамилия в самом конце списка была той же синей ручкой вычеркнута, и цифра около нее не стояла. Той же ручкой ниже были вписаны еще 1 или 2 фамилии.
Итак, первый снаряд разорвался в нескольких шагах от меня, но не задел. Хотели перекинуть, но в последний момент кто–то не утвердил. Надолго ли? Через сколько дней (или, даст бог, недель) прилетит следующий снаряд, на этот раз смертоносный? Нутром, инстинктом я чую, что меня это коснется тоже, что эта беда приключится со мной обязательно. Впрочем, с постоянным ожиданием беды я жил сколько лет еще на воле... Вот такое чувство – смятения, кавардака в мыслях, невозможность сосредоточиться, ощущение, что все мысли и вся твоя как–то устоявшаяся, налаженная жизнь летит кувырком, к черту, – было у меня в тюрьме, на “пятерке”, когда сперва 27 марта 2007 г. с утра, на проверке, опер Загвоздкин сказал всем собираться с вещами, но отговорили; а потом, 27 апреля, ровно через месяц, все же перекинул меня и еще одного парня, таджика, на жуткую и омерзительную “1–ю сборку”... Но и тогда, наверное, смятение мое было меньшим, поскольку меньше, чем здесь, ломался быт и налаженная жизнь.
Я успел (ценой покупки в ларьке чая и конфет “телефонисту”, которого перевели на 7–й, так что, видимо, в последний раз) сообщить все это матери, с идеей, чтобы она звонила Большакову, м.б., этот неизбежный перевод удастся еще предотвратить с его помощью. Но это едва ли. Узнал ее новости: говорила с адвокатом Сидоровым насчет участия в кассационном производстве по последнему УДО; тот просит 10 тысяч и обещает встретиться для подписания договора, когда 26–го мать с Матвеевым и Шамилем Шиабетдиновым (сенсация!!.) будут проезжать ко мне через Нижний. 10 тысяч обещает дать Пономарев, которому мать тоже – специально по этому поводу – звонила.
Весь день сегодня лошадь с телегой в сопровождении “мусора” возят к нам землю. “Обиженные” лопатами ссыпают ее с телеги на землю и носилками переносят в самый конец продола, к перегораживающей его торцевой решетке у СДиПовской будки. Грядки внутри и сразу за “локалкой” несколько дней назад блатные уже засыпали вот так же привезенной землей.
Из блатоты, кроме “телефониста”, переводят еще одного – весьма омерзительного. Переводят также подонка – моего бывшего соседа по бывшему проходняку в 2007 г., главного спеца по браге и эксперта по вшам.
14.5.09. 9–05
По дороге в столовую, на “большом продоле”, от будки “нулевого поста” и до открытой, с обвалившимися краями, пожарной ямы с водой (открыта она со времен пожара в ЛПУ 2–3 апреля) вчера к вечеру сварили забор. Зачем? Да только затем, чтобы – по словам одного блатного, которому, видимо, сказали “мусора”, – там, за этим (теперь) забором, в конце дорожки вдоль столовой, не собирался 13–й отряд. Он там привычно собирается уже 2–е лето, выходя из столовки. Теперь идти этой дорогой в барак будет нельзя – она перегорожена забором. Но весной, в самую распутицу и грязь, ВСЕ отряды, выходя из ворот, идут в столовую ТОЛЬКО по этой дороге, т.к. там асфальт, сворачивают сразу налево за СДиПовскую будку. Теперь, следующей весной, да и осенью тоже, в грязь и дожди – у них этой возможности не будет, и придется трижды в день (ну ладно, утром и вечером, бывает, подмораживает, но в обед–то точно) переть по непролазной топи и лужам “большого продола”, сроду не мощеного...
Тоска и апатия зашкаливают выше всякой нормы. Началась, по сути, жизнь на чемоданах – в ожидании неизбежного, это уже ясно, перевода на другой барак. Обдумываю, куда засовывать быстро все барахло, когда объявят, куда переводят, и не забыть бы чего. М.б., это будет уже сегодня, после проверки... Вчера, когда узналась эта новость, один из (полу)блатных из “маленькой секции” вдруг спросил, правда ли, что меня переводят на 1–й. Я спросил, откуда он это взял, но ответа не получил. Однако откуда–то же просочилась ведь эта информация, вряд ли он сам это придумал. А на 1–м – рассказал “телефонист” в ответ на мое упоминание, а сегодня по дороге с завтрака подтвердил полностью знакомый с 1–го (Полосатый), – на 1–м полные “вилы” со связью. Там всего 3 “трубы”, и то с них не дают звонить, – ну, м.б., раз в неделю ты оттуда позвонишь, сказал “телефонист”. Знакомый – в предвидении возможного моего туда перевода – обещал поговорить с владельцем одной из “труб”, но – я давно его знаю, и психологически никакого доверия он и его обещания не вызывают. И здесь, на 13–м, 2010–й год наверняка был бы для меня “годом без связи” или с крайней ограниченной связью, но теперь, видимо, он начнется для меня уже сейчас, летом 2009. На 1–м, например, “мусора” просто могут приказать не давать мне “трубу” вообще, как это уже было в 2007 в “транзите” Нижегородского централа. И не дадут ведь... А уходить с 1–го на другие бараки – и даже просто “продолы”, т.к. у него свой отдельный вход – будет очень сложно. А с января 2010 и не к кому будет ходить...
Сейчас, в 10 утра, надо идти в санчасть, ловить Демина, – мать вчера узнала, что вроде бы он сегодня с 9–ти должен быть на работе. Как раз пригодится этот “свободный ход”, если Демин мне его даст, при всех этих переездах и перетрясках...
10–15
Сходил, блин, в санчасть!.. “Козлы” все спят, кроме одного, который играет во дворе в нарды. Вести никто никого не собирается, – не записан, что ли, никто сегодня к врачу на прием... А когда этого Демина поймаешь в следующий раз – бог весть... Человек предполагает (сегодняшний визит в санчасть, к примеру), а бог располагает...
Блатной, переведенный вчера на другой барак, но пришедший сегодня с утра, уверенно говорит по телефону, что сегодня ожидаются еще переводы. Что ж, ждем–с... Правда, говорит он, его самого и других перевели “по оперативным соображениям”, но это вряд ли...
15.5.09. 6–21
Жить постоянно в ожидании разгона, перевода, встречать с этой мыслью каждый наступающий день, – совершенно невозможно. Ненависть. Ярость. Остервенение... Нервы взвинчены до предела. Безумно хочется убивать их – это тупое быдло, которое легко могло бы изменить ситуацию – не в зоне, в стране! – но не хочет; а хочет только пить и воровать, жить за чужой счет. Отплатить им за все!..