Гретта подходит и нежно обнимает его за плечи. Хорст откладывает карандаш и медленно откидывается назад.
– Ты был очень уставший, когда пришел. Неужели тебе хватило несколько часов, чтобы выспаться?
– Не совсем. Я по-прежнему хочу спать. Просто мне сейчас необходимо заполнить дневник, пока из головы не выпали какие-нибудь важные детали. Но, если честно, разбудило меня чувство голода. Я не знаю, что ты приготовила к моему приходу, но в доме пахло очень вкусно.
Она целует его в щеку.
– Сейчас подогрею.
Тишина длится минуту. Гретта не спешит отпустить Хорста и не торопится на кухню.
– Расскажи! – наконец просит она. Взгляд застенчиво пробегает по написанным строчкам. Хорст позволяет ей читать свои записи, даже иногда просит перепечатать текст на машинке.
– Сегодня я был в Германии! С высоты наблюдал, во что её превратили бомбардировки союзников. Плачевное зрелище. Мы пролетали над Дрезденом, от него ничего не осталось. Бедные люди, как муравьи на сожжённом муравейнике, до сих пор копошатся по его руинам. Берлин, как мне показалось, пострадал меньше, но это только показалось – на самом деле, у редкого дома осталась крыша.
– Вам удалось спасти фюрера? – с дрожью в голосе спрашивает она.
– И фюрера, и его жену… несколько дней назад он женился на Еве Браун, – поясняет Хорст, чувствуя на себе удивленный взгляд. – Даже семейство Геббельсов теперь здесь. Правда, они пока далеко отсюда, на полуострове. Помнишь, я рассказывал тебе про станцию имени Мартина Бормана?
– Значит, теперь будет, как ты говорил? Нам даруют вечную жизнь?
– Не вечную, но долгую. Фюрер спасен, а это являлось главным условием продолжения существования нашей колонии.
– Тогда скажи мне, почему я не слышу в твоем голосе радостных нот?
Он на миг оборачивается.
– Мы потеряли Лабберта.
– Как потеряли?!
– Он не успел к отлету.
– Но…
– Рейхскомиссаром теперь, скорее всего, стану я.
– Никогда не узнавала и хорошую, и плохую новость одновременно, – озабоченно произносит Гретта. – Пойду разогревать.
– Я подойду через пять минут.
Хорст возвращается к дневнику:
«Мне очень грустно, что так вышло. Лабберт в последнее время был мне скорее другом, чем руководителем. Прискорбно осознавать, что фактически моего друга предали моими же руками. Я искренне сопротивлялся и желал оборвать управление своим телом, когда посредствам монитора видел, как он, вместе с Борманом и еще каким-то человеком, стоит на поляне и печально смотрит вверх. Но ничего поделать было нельзя. Я бессильно бился в стенках своего разума.
Только что я сказал жене, что, скорее всего, возглавлю полярные поселения. Конечно, только до того момента, пока сюда не вернется фюрер. Хотя он всегда был и будет руководителем всего рейха. Даже сейчас на северных станциях континента он полноправный диктатор.
Договор между нами и пришельцами (каковыми они на самом деле являются) выполнен. Адольф Гитлер вместе с нами. А согласно договору, как только это случится, нам всем (сорокатысячному населению) предоставят вакцину от старости. Плюс – последующая вакцинация нашего потомства по достижении ими тридцатилетнего возраста. Мысль, что я теперь буду жить долго, и мне не грозит ни одна болезнь, (включая старость, так как эту заразу я тоже считаю болезнью), кружит мне голову, волнует и радует.
События складываются интересно. Записи в дневнике буду продолжать, а сейчас иду ужинать»
Именно в этой части света зафиксированы самые минимальные температурные значения на Земле. В этих широтах один день и одна ночь делят год надвое. Здесь всегда дуют сухие ветра, бесконечно шлифуя корку снежного покрова. Человеком, живущим на здешних наземных станциях, овладевает хроническая тоска и уныние. Но если заглянуть глубоко вниз, провалиться на сотню-другую метров под тысячелетний панцирь, становится не так скучно. В древних, реликтовых, отчасти сотворенных разумными существами гигантских каменных проходах в этот тяжелый исторический момент кипит жизнь. В эти отдалённые районы Антарктиды эвакуировалось население рейха.
Иосиф был доставлен сюда и, пользуясь протекцией Хорста, попал в командный бункер, откуда идет мониторинг всех событий, происходящих как в Антарктиде, так и по всей планете.
Он сидит в сторонке и наблюдает, как Хорсту ежеминутно докладывают обстановку.
– Последний звездолет вышел на орбиту, – рапортует человек в стильной военной форме. – Это был последний взлет технического средства синфальшей: через сорок секунд запустится глобальная система блокировки всего транспорта.
Руки нескольких мужчин и женщин, сидящих возле мониторов, забегали по устройствам ввода. Они сидят здесь часами, как бездушные автоматы, но теперь, в преддверии победы, их лица приобретают человечески-уставший вид.
– В данную минуту с нами еще кто-нибудь воюет? – громко спрашивает Хорст.
– Идет запрос, господин фельдмаршал…
Персонал военного штаба доселе никогда не испытывал вязкость времени – кажется, минута превратилась в год.
– С нами еще кто-нибудь воюет? – повторяет Хорст.
– Никак нет, господин фельдмаршал. На территории Антарктиды боевых действий нет. Сила локальных столкновений на других континентах резко идет на спад.
– Даю минуту на повторный запрос. – Сердце Хорста сжимается, он не верит, что война кончилась. Не верит, ибо это война не только отдельного командующего, генерального штаба или фюрера, это война целого народа! Война, победы в которой ждали почти три сотни лет. Немцы, несмотря на воинственность, часто терпели поражение, и вот теперь, когда настал момент истины, в победу сложно поверить.
Оптоволоконная паутина – как нейронная сеть человеческого мозга. Из глубины континента к прибрежным антенным станциям летят тревожные запросы. Пролетают секунды; каждый гарнизон, каждая единица техники, каждый солдат объединены единой системой мониторинга. Каждую тысячную долю секунды сюда поступают массивы информации. Где-то за стенами слышится нарастающий гул. Иосиф засовывает пальцы в уши, но это не помогает: процессоры военных компьютеров работают на пределе возможностей. На пульт оператора безопасности приходит сообщение: не выдерживает система охлаждения. И это здесь, в Антарктиде! Что там оборудование – даже люди, как спички, разбросанные возле печной дверцы, вот-вот загорятся.
– Огласите время до Большого Отбытия.
– Три минуты.
– Двести лет ждали – три минуты подождем, – тихо говорит Хорст, затем громко добавляет: – Сейчас следите в оба, в качестве прощального жеста они могут подкинуть сюрприз. Прошу вас, продержитесь эти минуты, потом все прекратится.
Большой круглый стол, поверхность которого напоминает черное непрозрачное стекло, пульсирует таинственной синевой. Здесь собралась вся управленческая элита. Способ общения привычный: путем коллективного мышления.
«Ужасно! Кажется, нам не хватило времени выиграть войну, – вещает один из участников экстренной конференции. – Давайте подумаем, что можно сделать?»
«А ничего нельзя! – вклинивается координатор. – Я же говорил, нужно было идти на крайние меры, нужно было бомбить их ядерными бомбами, травить химическим оружием! Мы упустили шанс, когда имелась возможность выкурить их из лабиринтов»
«Но ведь несколько суток назад от нашей разведки поступали утешительные сведения, что мы разгромили их армии! Все были уверены, что это так. Какой смысл бомбить пустую территорию? Почему разведка так плохо сработала? Откуда в наших базах данных появилась дезинформация о якобы полном их разгроме?»
За столом сидит глава информационной безопасности, он немедленно включается в разговор.
«Это блестяще спланированная акция! Классический пример ведения информационной войны!»