Фич молча крутит пустой стакан.

Неожиданно, словно догадавшись о чем-то архиважном, Иосиф и Лотар переглядываются.

– Всё это вы можете сделать без нас, ведь так? – спрашивает Иосиф.

– Послать десяток гренадеров, которые справятся куда эффективнее! – подхватывает Лотар.

Фич продолжает покручивать стакан.

– Операция не состоится, пока мы не внедримся в ряды врага! – восклицает Иосиф. – Вот для чего нужно наше сходство с людьми прошлого! Это не разведка, не прорыв, это целевое внедрение!

Стакан под пальцами Фича крошится с характерным звуком. Он ждал, когда они сами это озвучат.

Глава 13

Белый автомобиль на электротяге движется по дугообразному бетонному тоннелю. По потолку одной узкой линией проложены продолговатые лампы дневного освещения. Каждые пятьдесят метров в стенах встречаются стальные серые двери, ведущие в технологические отделения. Над каждой такой дверью предусмотрена оранжевая лампочка, забранная в водонепроницаемый стеклянный кожух. Каждая дверь имеет червячный отпорный винт, ударостойкое иллюминаторное окошечко и закругленные края. В этом можно узнать шлюзовые гермодвери подводных лодок.

Шины автомобиля соприкасаются с гладкой поверхностью непрозрачного кварцевого стекла. Езда как по льду – машина при неосторожном движении легко срывается в занос, но водитель считает себя опытным и на скорости восемьдесят километров в час спешит к пункту назначения.

В пассажирском кресле, тоскливо уставившись в наружное зеркало, сидит некто с морщинистым лицом. Ладони лежат на коленях. Под белыми кожаными перчатками, внахлест соприкасающимися с рукавами шинели, невозможно разглядеть сухощавость и дряблость рук. В нагрудном кармане находится медицинский прибор, поддерживающий работоспособность сердца этого старика. Лысая голова прикрыта черной фуражкой СС. Волос у этого человека нет уже давно. Какая-то часть выпала, какая-то была выбрита перед хирургическими операциями. А теперь вовсе ничего не растет. Только с лица иной раз приходится сбривать жиденькие бесцветные ростки.

Сейчас он меньше всего походит на человека, облеченного властью; скорее, на безнадежного старика, который зачем-то облачился в военную форму.

Он здесь, но мысли его далеки. Иногда он проваливается в глубокое детство, солнечное, шумное, туда, где его руки тянутся к материнским рукам. Он не понимает, отчего в последнее время в воображении выстраиваются столь отдаленные фрагменты жизни, и от этого только сильнее тревожится.

– Скоро исполнится шесть лет, как нас забрала подлодка и мы с тобой впервые ступили на эти земли, – хриплым голосом говорит старик. Его глаза по-прежнему смотрят в наружное зеркало.

– Не вычеркнуть из памяти тех очаровательных чувств, когда я познал величие этого континента! – говорит водитель.

– Близок тот день, когда я умру, Хорст, – помолчав, изрекает старик. – Знаешь, какие бы испытания ни подсовывала жизнь, у нее для нас всегда припасен подарок. Даже у мучений есть предел. Для меня отход в иной мир станет праздником и освобождением.

– Весьма по-философски. Но разве вы прошли весь этот путь для того, чтобы сдаться? Стоит ли так делать, когда до решения ваших проблем остался один шаг?

– Глупости говоришь, я не намерен сдаваться. Но организму не прикажешь. У истоков причин смерти стоят физиологические особенности. Существуют необратимые процессы, которыми человек не в состоянии распоряжаться.

– Мы оба знаем, что ждать осталось недолго, – говорит Хорст. – Лекарство, останавливающее старение, Они скоро выдадут каждому.

Лабберт кисло усмехается.

– А ты допускаешь, что Их условие будет выполнено? – Воцаряется молчание. – Нет, фюрер не покинет Берлин, ни за что! – утверждает старик Лабберт.

– Пока об этом трудно судить, – парирует Хорст. – План спасения уже разрабатывается. В нужный момент останется только получить согласие.

– Говорю, не даст он никакого согласия! – слабым голосом протестует Лабберт. – Этот человек скорее покончит с собой.

– Вы мне однажды признались, что история предначертана, что крах Германии – это только начало национал-социализма, и что Гитлер заранее знал о грядущих событиях. Знал об Антарктиде, о тех, кто живет здесь. Что на этом месте будет основан плацдарм для будущего восстания, он тоже знал. Но как, скажите на милость, после всего этого он может допустить собственную гибель?!

– Поражение Германии действительно задумано как величайшая авантюра, – говорит Лабберт. – И в этом есть смысл. Однажды, спустя годы после ноябрьского путча 1923-го, Гитлер сказал: «Величайшая удача в том, что переворот не состоялся: в политическом плане нам нечего было предложить взамен». Эти слова можно переложить на Вторую мировую: уничтожив мироустройство планеты, мы не сможем возместить его чем-то более достойным. Национал-социализм пока не готов стать главенствующей мировой идеологией. Но его время наступит. Крах обличит недостатки. А что касается Гитлера, может, я и не прав. Но какого черта он выжидает, сидя в своем подземном бункере? Берлин окружен со всех сторон. С каждым днем выбраться оттуда все сложнее.

– Скажите, а зачем Им так сильно нужен именно Гитлер? Весь научный состав уже здесь. Политический – прибывает почти каждый день. К ним можно прибавить пять тысяч отборных мужчин и женщин, которые уже приступили к культивации будущего населения Антарктического Рейха. Все эти люди – чистокровные немцы. Мне даже становится стыдно за свою не совсем арийскую внешность, когда вижу их белокурые волосы и лучезарные лица. – Хорст добавляет обороты электродвигателя. – Между нами говоря, сам Гитлер – уже вчерашний день. Здесь найдутся более сильные, молодые и энергичные лидеры.

– Только он сможет объединить нацию.

– Слишком просто, чтобы быть правдой.

– На этот счет у меня есть собственные домыслы.

Лабберт закрывает глаза и уносится в Берлинскую ночь 1939 года. В тот кабинет, где он в последний раз разговаривал с Гитлером, когда среди пляшущих языков пламени в его глазах предстало нечто.

– Думаю, у этого человека есть то, чего нет у других, – после паузы добавляет старик. – Я бы хотел рассказать о том, что видел, но боюсь, после таких рассказов кто-то… а скорее, что-то меня уничтожит. Помнишь ночь в рейхсканцелярии, когда я встречался с Гитлером?

Хорст кивает.

– После той встречи меня преследуют какие-то темные силы.

Хорст на секунду поворачивается к Лабберту. Его лицо полно изумления.

– Считаешь, я из ума выжил? Сидит старикан, басни сочиняет? Но тот, кого я вижу, вполне материален, и действия его материальны. Он мне спать не дает. Бывает, встанет возле дверей и разговаривает своим скрипучим голосом. Я не знаю, о чем – слова непонятны. Одно знаю: это зло. – Голос Лабберта становится тихим. – Полагаешь, войну начал Гитлер? Как бы не так!

Автомобиль встречает на пути несколько блокпостов и въезжает в порт-причал. Это подледный купол. Его размеры оценить трудно, поскольку они гигантские. Если взглянуть наверх, где концентрируется бирюза искусственного свечения, у человека непривыкшего может закружиться голова. Зенит полусферы находится на высоте сто пятьдесят, может быть, даже двести метров. Диаметр пропорционален. Помещение имеет естественное происхождение, но по большей части оно доработано инженерами, проживавшими здесь задолго до появления людей из Германии.

С первого взгляда трудно понять, откуда под куполом свет. Наружную поверхность, занесенную снегом, от внутренней вершины отделяют десятки метров прочного, непроницаемого для солнца льда. Тем не менее, по всей внутренней поверхности равномерно распределяется свет, будто бы купол из стекла и находится под солнечным небом. Такого эффекта удалось добиться, используя специальные пластины, которые по отдельности напоминают экраны плазменных мониторов.