– Крейсер? Четыре линкора? Я думал, речь идет максимум о двух линкорах, – говорит Лабберт. – Для чего такое мощное сопровождение?

– А вы разве не в курсе? С нами идут еще пять грузовых и три промысловых судна, включая одно китобойное. Такой компании просто необходимо хорошее прикрытие.

– Видимо, у меня в последнее время было слишком много дел, – кивает в сторону Лабберт. – Приходится узнавать важные вещи в последний момент.

Капитан пожимает плечами.

– Господа, я жду вас на судне, – говорит он, и через секунду подошвы его сапог стучат по деревянному мостику-трапу.

– Зачем туда единовременно направляется столько кораблей? – обращается Хорст к начальнику.

– Пять грузовых… – Лабберт осматривает причал в поисках судов под погрузкой. – Что-то мне подсказывает, на них повезут материалы для строительства, оборудование, припасы.

Лабберт еще не знает, что поставки в Антарктиду растут с каждым месяцем, даже несмотря на войну. Похоже, фюрер затеял на шестом континенте нечто грандиозное.

– Видимо, у тебя и у меня действительно было много дел, раз интересные вещи опередили нас, – говорит Лабберт. – Ну, что ж, Хорст, мой славный адъютант Хорст, пора и нам включиться в игру.

Лабберту достается неплохая одноместная каюта. В ней, как и во всем порту, пахнет сыростью и коррозирующим металлом; пожалуй, так пахнет в каютах всех кораблей, за исключением дорогих круизных лайнеров. Лабберт вполне доволен своей временной опочивальней, которая почти на два месяца станет домом, пока корабль штурмует океанские воды. При нем два чемодана и портфель. Последний он сразу запирает в сейф, а ключ убирает в карман.

Канаты отвязаны. Корабль дает гудок, корпус оживляется высокочастотной вибрацией. Через иллюминатор можно увидеть, как уползают в сторону портовые постройки и пришвартованные у причала корабли.

Разложив вещи, Лабберт ложится на кровать и, закрывая глаза, погружается в мирный сон.

Проснувшись спустя час после захода солнца, он отправляется в кают-компанию в надежде на поздний ужин. С собой прихватывает бутылку излюбленного напитка. По дороге пересекается с Хорстом – тот как раз направляется к шефу, позвать на ужин.

Судовая кухня сегодня не запускалась – кок чуть не проворонил отбытие в одном из портовых борделей – а посему ужин весьма скуден. Но удача явно берет верх: в большом котелке супруга Хорста приносит приготовленный дома гуляш. Лабберт тут же дает распоряжение нерасторопному коку затопить плиту и подогреть ароматное блюдо.

– Нет ничего лучше, чем отменный гуляш с рисом под вкус коньяка, – говорит Лабберт, подливая в рюмки себе и Гретте. Только поглотив половину тарелки, он понимает, насколько все-таки был голоден.

– Кушайте-кушайте, – улыбается Гретта. – Про пирожки не забывайте. Эти с капустой, а вот эти с яблоками, – она пододвигает Лабберту фарфоровое блюдо.

– Какая заботливая у тебя жена, Хорст. А самое главное – отважная. Не каждая женщина согласится ехать на край света.

– А ведь он не говорил, куда именно мы отправимся, – признается Гретта, кивая в сторону мужа. – Сказал, что это государственная тайна, раскрыть которую можно только в день отъезда. Я переживала. Были мысли, что речь идет о планах фюрера заселить немцами часть восточной Европы. Но, признаться, я не очень хотела в восточную Европу. А когда он сказал, что нужно брать преимущественно теплые вещи, я и вовсе перепугалась, предположив, что нас отправят в Россию! Но потом думаю: зачем отправлять немцев в Россию? Тайна открылась, когда мы сошли с самолета в аэродроме Гамбурга, – смеется Гретта. – Я поняла, о какой «секретной земле» идет речь. Признаться, я была обескуражена, но это быстро прошло.

Милая светловолосая Гретта с острым носиком и бирюзовыми глазками не признается начальнику мужа, что догадалась об этом гораздо раньше, когда за два дня до отъезда обнаружила на письменном столе несколько географических карт шестого континента. Но штандартенфюрер и не заметил бы такой оплошности своего адъютанта: сейчас он лишь на четверть сознания находится здесь, на камбузе. Остальная часть разума кружит у берегов Антарктиды.

Лабберт расходует коньяк за двоих, но почти не пьянеет. Тем и хороши наваристые мясные блюда.

Раздумья относительно будущей судьбы не оставляют его ни на миг. Все решит один маленький конверт, который в эту минуту покоится в сейфе рядом с машиной времени.

– Итак, – Лабберт поднимается, – спасибо за превосходный ужин. Ты замечательная женщина, Гретта. Только на таких женщинах и зиждется будущее нашей отчизны! Куда бы эта отчизна временно не переместилась, в Антарктиду или на Северный полюс.

– Спасибо, – приподнимается Гретта. – Я очень рада нашему знакомству.

– Штандартенфюрер, – встает и Хорст, – какие на сегодня будут распоряжения?

– Отдыхайте, мои хорошие. Если что-нибудь понадобится, я непременно дам знать.

Лабберт поднимается на капитанский мостик, где при лунном свете рулевой вращает штурвал, а капитан, попыхивая папиросой, вглядывается в морскую бездну.

– Что-то уж больно темно у вас, братцы, – заявляет Лабберт.

– Пока есть возможность идти незамеченными, лучше оставаться в тени, – отвечает капитан. Его сухой резонирующий голос в сочетании с лунным отражением в стеклах рубки придает моменту особый мистицизм.

– Проклятые британцы, – говорит Лабберт. – Несмотря на все наши потуги, у них все равно самый лучший флот в мире.

Позади штурвала белеет портрет гросс-адмирала Эриха Редера. Капитан делает глубокую затяжку и оборачивается.

– Вы правы, – наконец, говорит он, высвобождая дым.

Капитан не выдает беспокойства. Сохраняет внешнее хладнокровие, хотя внутри у него все дрожит. Морской волк знает, чем может обернуться поход вдоль Британских островов в дни, когда разгорается война.

Лабберт покидает мостик и выходит на палубу. Попутный ветер, ночь, Луна, звезды. Борт штурмуют соленые воды Северного моря. Со всех сторон темными призраками идут остальные суда. До тех пор, пока сохраняется опасность быть опознанными флотом Соединенного Королевства, капитаны кораблей не брезгуют соблюдать превентивную светомаскировку. Даже военные линкоры идут в полной тьме.

Из нагрудного кармана Лабберт извлекает серебряную фляжку – давний подарок любимой женщины, которой нет на этом свете. С тех самых пор как её не стало, у него не было дня, когда бы он не вспомнил о ней хотя бы раз.

«А ведь я даже не навестил детей, – думает он. – Хелена! Луи! Почему я не нашел каких-то несколько дней перед тем, как отправится в далекое путешествие? Какой я кретин! С другой стороны, что я им мог сказать? Ваш горемычный отец уезжает и никогда не вернется? Нет, я бы не смог. Заглядывая в их глаза, зная свою перед ними ответственность, я был бы не в силах произнести эти слова. Я виновен в смерти их матери. Я был за рулем в ту дождливую ночь».

Из фляжки на язык падают последние капли спиртного. Хочется курить. Спички уже почуяли влажность морского воздуха: Лабберт чиркает – и лишь третья по счету дает огонь.

«Теперь, когда в моих руках ключи от времени, смотреть в глаза оставшимся без матери детям очень опасно. Мое мягкосердечие подтолкнет к тому, чтобы вернуть их в прошлое. Но делать это категорически нельзя! Из-за личных проблем я подведу Германию. А самое главное, я почти не знаю, на каких принципах основывается взаимосвязь между временами! Надеюсь, что с теми двумя я поступил правильно. Пока все идет как прежде: планета не сместилась, Солнце не погасло… фюрер не умер. Просто пара людей из будущего погибла в Юрском периоде. Если даже времена имеют материальную взаимосвязь, их останки все равно не найдут. За такой срок два черепа и груда косточек распадутся и бесследно исчезнут».

Придерживаясь бортов, он бредет в каюту. Там ляжет на койку, будет слушать море и глухой рокот моторов. А вскоре провалится в сон.

Хорст, довольный и сытый, вернется с женой в каюту, и, слившись в объятьях, они будут заниматься любовью. После чего он возьмет тетрадь, прихватит фонарик и пойдет в укромное место. С сегодняшнего дня он решит вести дневник. На это его подтолкнет странное внезапно возникшее чувство, что он, именно он(!) станет значимым для истории человеком.