«Скажи на милость… А ты-то почем знаешь?..» — «А я корову стерег на задах и все видел. Корова у меня заболела. Четыре дня в стадо не ходила…»
Считай все лето, после работы, председатель копается в огороде. То картошку окучивает, то свеклу прорывает, то помидоры. А то взял привычку босиком ходить. Закатает штаны и — поливает капусту. На селе это испокон веку — бабье дело. Спрашивают его: ты что же это, Павел Филиппович, сам поливаешь? А я, отвечает, щи густые люблю. Никто, кроме меня, не любит такие густые…
«А председатель-то наш того…» — замечали одни. «Ни рыбак, ни охотник, а кулик-болотник… Живая натура», — говорили другие.
Возвращался однажды под вечер Павел Филиппович с дальних полей. И надо же было такому случиться, что, не доезжая до спуска ко второй лесополосе, заглох мотор. Шофер залез под капот, стал копаться в старом драндулете, а председатель вышел на дорогу — размяться. Видит, с горы в наметившихся сумерках по дороге, прямо на него стог сена катит. Пахарев оторопел даже. Что такое? Автомашина с сеном? Не похоже. Слишком мала. Подвода? Быстро катит. Привидение, да и только. Между тем привидение остановилось. И вылазит откуда-то из-под стога Сеня Ткач, учетчик второй бригады.
— Здорово, Сеня.
— Здрасте, Павел Филиппович, — растерянно отвечал Ткач.
А Пахареву не то диво: откуда везет учетчик сено, а то — как везет. Обошел вокруг, потрогал рукой — легкие деревянные стойки, соединенные алюминиевой в карандаш толщиной проволокой. И все это сооружение ладно установлено и укреплено на мотоцикле с коляской. Всего-то и места свободного, где руль да через седло ногу продвинуть.
— Ин-те-рес-но! А сенцо-то, сенцо-то, что твой чай…
— Я это… тово… — заволновался Ткач, — подбил кое-где по окрайкам, над дорогой…
Ничего не сказал председатель, только еще раз сено похвалил да удивился рационализаторским способностям Ткача.
В тот вечер Пахарев еще двоих таких же рационализаторов повстречал.
А на следующий день всех троих вызывают в правление. Ну, думают мужики, пропали. Не то что сено — мотоциклы конфисковать могут. У Егора Спицына в прошлом году отобрали: мешок ячменя вез поросенку…
Входят, а Пахарев словно ни в чем не бывало приглашает садиться, улыбается и спрашивает:
— По скольку вы сена на покосе по процентовке заработали?
— По возу, — отвечает за всех расторопный Ткач.
— А надо сколько, чтобы хватило на корову?
— Ну, еще б с воз…
Председатель почесал висок карандашом, кивнул на дверь посыльному:
— Позовите, мол, агронома и зоотехника.
И пошел веселый разговор. Уточнили, сколько частных коров в селе. Прикидывали, какой клин добавить, чтобы на проценты по два воза выходило. Зоотехник заметил, что фермы от этого пострадать могут. Председатель как будто только и ждал этого. Прикиньте, говорит, на сколько надо увеличить посев многолетних трав, чтобы возместить убыток. Столько-то, отвечают ему. Ну и добро.
— Так вот, — повернулся Павел Филиппович к Ткачу, — по два воза достаточно будет?..
— Знамо дело, — оживился Ткач, — два воза да воз просянки для мешанки, да былье с огорода, да свекла, да картошка, тыква там… Вполне…
— Ну и добре, ну и ладно. Будем снимать отаву, по возу и доберете.
— Спасибо…
— Все. Будьте здоровы. Да, вот что, — добавил председатель, когда посетители направились было к выходу. — Будем считать, что я вас вчера вечером не видел. Все беру на себя. Но впредь договор: ночную заготовку сена забудем. Порядочные люди сена днем метают…
— Вот тебе и да-а! — неопределенно произнес Ткач, когда все вышли из председательского кабинета.
В тракторную бригаду к Петру Протасову Пахарев ехал, чтобы посмотреть, как вспахан небольшой солончак у поворота дороги, что ведет к Данильскому нагорью. Местечко это уже давно было предметом особых забот председателя, агронома и бригадира тракторной бригады. Они решили «подлечить» этот солончак. Определенные результаты были налицо. А это имело принципиальное значение, солончаков в поле немало, и если бы удалось избавиться от одного, то и другие вывести не составило бы особого труда.
И ехал он опять же не потому, что не доверял бригадиру. Нет, он довольно хорошо знал этого человека, умевшего любить землю. Просто председатель привык собственными глазами видеть работу. Он как те мастеровые люди, которые любят своими руками потрогать добротно сработанную вещь.
В поле долго ходили вокруг солончака. Пахарев щурил серые глаза, любовался пахотой. Плотными рядами, словно выложенные руками, лоснились на солнце борозды.
— Кто пахал? — бросил председатель.
— Шаповалов, — ответил бригадир.
— Добре. Удобрений ни мало ни много?
— Все по науке, как велел агроном…
Только поздно вечером возвращался с поля Пахарев. Он успел побывать на уборке сахарной свеклы, завернуть на ферму, заглянуть на строящийся механизированный ток. А на другой день, рано утром, видавший виды «газик» мчал председателя вместе с секретарем партийной организации колхоза в областной центр. Обком созывал совещание передовиков сельского хозяйства.
— Вот случай насчет грузовика поговорить, — сказал секретарь Павлу Филипповичу.
— А-а, с Крыловым, — понимающе отозвался тот. — Да, с машинами у нас туговато. Надо напомнить Игорю Васильевичу…
…Пахарева с Крыловым связывала давняя дружба. В грозовом сорок первом их дороги сошлись на Юго-Западном фронте. Горечь первых поражений, тяжелые утраты — многое пережито вместе. А потом — боевой путь до самого Берлина. Победное возвращение в родные края. После войны Крылов был на партийной работе, а Пахарев уже руководил колхозом. Переезд Павла Филипповича в село не только не отдалил их друг от друга, а наоборот — сблизил. Пахарев часто бывал в обкоме у Игоря Васильевича, заведующего сельскохозяйственным отделом.
Зная честность и душевную чистоту Пахарева, Крылов ни разу ничем не поступился ради дружбы, хотя, конечно, кое-что и мог сделать. А Пахарев, в свою очередь, уверовав в принципиальность и партийную безупречность Крылова, не мог и думать о каком-либо преимуществе для себя. Так они и строили свои отношения, как друзья, — открыто, честно и непринужденно. О грузовике же Пахарев вел разговор еще раньше, и не только с Крыловым, но и с первым секретарем обкома.
До начала совещания оставалось время, и Павел Филиппович зашел в кабинет Крылова.
— Привет, Игорь!
— Здорово, Павел, дорогой!
Они обменялись новостями. Пахарев рассказал о делах колхоза, о семье. Поделился, как успевает в учебе сын. Игорь Васильевич поведал о своих делах-заботах. Вспомнили годы войны.
— Стареем, брат, — улыбаясь, сказал Крылов, глядя на седые виски товарища.
— Что делать, время…
— Да! С тебя, брат, причитается. — Глаза Крылова загорелись веселым огоньком.
— Это за что же? — насторожился Пахарев.
— По условиям соцсоревнования «Победу» получаешь. — Он протянул руку.
Пахарев оторопело посмотрел на Крылова, рука которого повисла в воздухе. Секунду-другую Павел Филиппович как будто что-то прикидывал в уме, а потом с силой пожал протянутую руку.
— Грузовик вместо «Победы»!
— Как? — не разобрал Крылов.
— А так, на что мне эта «Победа», — горячо стал доказывать Пахарев. — У меня «газик», на худой конец Цыган есть. Подумаешь, барина нашли. Хозяйству нужны грузовые машины, а не эти драндулеты по полям кататься.
— Да не горячись ты, — улыбнулся Крылов. — Не я один решаю эти вопросы. Я, по сути дела, и говорить-то тебе раньше времени не имел права. Как другу сказал, а ты шум поднял.
— Ладно, — примирительно произнес Пахарев, — хоть и не ты один решаешь, а все-таки помоги.
Крылов посмотрел в глаза своему другу. Посмотрел и убедился: этот человек от своего не отступит. Такие не отступают.
Но то, что произошло весной прошлого года, окончательно упрочило председателя среди поселян, возвысило его в глазах у всех и сблизило еще крепче с людьми самого разного толка, возраста и характера.