Изменить стиль страницы

Нужно сказать, что Деммени и в повседневной жизни вел себя так же твердо, вовсе не собираясь приспосабливаться к окружающим, которые в массе своей опрощались с удивительной быстротой. Некоторые ленинградцы останавливались в удивлении, увидев на Невском проспекте идущего им навстречу представительного господина, несколько располневший стан которого сохранил прежнюю выправку и был облечен в безукоризненно сшитый костюм. Рука его опиралась на трость с рукояткой слоновой кости, поднимаемой и опускаемой в такт неторопливых, но верных шагов (у Деммени была дома целая коллекция таких тростей). На одном из пальцев небольшой, но изящной кисти поблескивал массивный перстень старинной работы (кисть артиста была так хороша, что с нее был сделан гипсовый слепок, помещенный для назидания потомства в хранилище Института имени Турнера). Холеное, полное лицо с орлиным носом и темными глазами приятно оживлялось при виде знакомых, рука почти рефлекторным жестом приподнимала элегантно сидевшую шляпу. «Все такой же, одинаковый, корректный, с тем же выражением встревоженно-надменным, встречается он то в театре, то на улице. Только здоровается он горловым и капризным своим тенором все более приветливо», – заметил в своем дневнике Е.Л.Шварц.

Мысленно возвращаясь ко встречам с Е.С.Деммени, я иногда задаю себе вопрос, сохранились ли в характере этого замечательного человека какие-либо черты, присущие душевному строю петербургских французов, и склонен отвечать на него положительно. Прежде всего, это – преданность правилам «хорошего тона» как в повседневной жизни, так и в творчестве. Полагаю, что Деммени с удовольствием принял бы роль «арбитра вкусов» – ему и на самом деле не раз доводилось ее играть – притом, что для миссии «учителя мудрости» у него не было никаких данных. Далее, Евгений Сергеевич был весьма коммуникабелен, если выражаться современным языком – в старину сказали бы, что он был скор на слова – однако при очень заметной внутренней отстраненности. Эту черту его характера мне помогло лучше понять беглое замечание, которое я нашел в одной из книг Эренбурга, коротко знавшего многих французов. Вспоминая о встречах с известным физиком Ф.Жолио-Кюри, советский писатель заметил: «У Жолио было лицо француза – с тонкими, хорошо вырисованными чертами, да и в характере его было много национальных черт – он радовался порой с легкой печалью, много говорил, но очень редко проговаривался, рассуждая, всегда был логичен, точен». Любопытно, что современники, менее знакомые с национальным французским характером, рассматривали эту черту характера как присущую коренным петербуржцам. К примеру, Д.Н.Журавлев, познакомившийся с Деммени в тридцатых годах, вспоминал: «Евгений Сергеевич – элегантный, красивый, породистый, сдержанный, по-ленинградски подтянутый и чуть-чуть с холодком – первое время смущал меня». Наконец, некоторые мемуаристы пеняют Евгению Сергеевичу за то, что в беседе он был порой чересчур ироничен, а в творчестве уделял слишком большое место пародии, иной раз не щадя самолюбия своих орденоносных коллег. Думается, что тут проявлялась отнюдь не природная злость, но вкус к иронии, даже насмешке, столь характерный для характера многих французов.

Масонство ХХ века

Переломным моментом в истории возрождения русского масонства следует считать весну 1905 года, когда стало очевидно, что волнения, сотрясавшие Россию, начали перерастать в революцию. В этих условиях, Совет Закона Великого Востока Франции принял решение образовать особую ложу, в которой объединились бы все подлежавшие юрисдикции этого ордена «вольные каменщики» русского происхождения. Новая ложа получила имя «Космос», в память другой, более старой ложи, основанной под тем же названием, специально для русских эмигрантов во Франции, еще в 1887 году, традицию которой она непосредственно продолжала. Как видим, предводители французского масонства решили заняться не окультуриванием «масонской акации», вполне одичавшей в России, но выращиванием в тепличных парижских условиях нового ее сорта. Показательным представляется заявление, с которым на заседании ложи «Космос» в 1905 году выступил А.В.Амфитеатров: «Масонство, как феномен более высокой цивилизации, установит свой моральный контроль над русской революцией и сыграет положительную роль в становлении будущей республиканской России». «Тепличный период» продлился всего около полутора лет. События в России развивались стемительно, медлить было нельзя. К тому же все русские эмигранты во Франции, склонные к деятельности этого рода, уже были собраны в ложе «Космос» (и ряде других лож: из них назовем ложу «Гора Синай», действовавшую в рамках системы «Великой ложи Франции»). Под руководством опытных французских наставников, они быстро установили достаточно много точек соприкосновения между своими общественно-политическими и культурными программами. Далее предстоятели масонства «французского обряда» пришли к тому выводу, что пришло время пересадить «масонскую акацию» из парижских теплиц в суровую русскую почву. В январе 1906 года один из ведущих деятелей нового русского масонства М.М.Ковалевский – кстати сказать, основатель парижской Высшей школы общественных наук – обратился к начальникам Великого Востока Франции с формальным прошением об открытии лож этой системы на территории России. По прошествии некоторого времени, он было получено. К концу 1906 года в обеих русских столицах уже работали две новоснованные «временные ложи». Первой была основана московская ложа «Возрождение», второй – петербургская ложа «Полярная звезда». Эмблемой в дальнейшем принято было изображение традиционных масонских «клейнодов» – циркуля и наугольника – вписанное в звезду о девяти лучах, которая была окружена ветвью цветущей акации. Таким образом, старинный масонский символ вновь осенил берега Невы, а Санкт-Петербург приобрел достоинство столицы отечественного масонства.

Весной 1908 года, приняв во внимание успехи в распространении масонского вероучения на территории Российской империи, предстоятели Великого Востока Франции почли за благо направить к нам двух чрезвычайных и полномочных эмиссаров, Ж.Буле и Б.Сеншоля, в задачу которых входила «официальная инсталляция» русских лож, то есть их преобразование из «временных» в «регулярные». Надо сказать, что для этого у французов были все основания. Ложи работали с соблюдением всех ритуалов «французского обряда», привлекали новых членов и понемногу расширялись. «Всего за период 1906–1909 гг. русскими „братьями“ было создано 9 масонских лож, из которых четыре („Полярная звезда“, „Северное сияние“, „Заря Петербурга“ и Военная ложа) работали в Петербурге… Общая численность мастерских французского обряда выросла за период 1908–1909 гг. по крайней мере вдвое. Общее же число масонов в России за 1907–1909 гг. определяется специалистами в 100 человек, причем имена 94 из них устанавливаются документально», – заметил петербургский исследователь истории российского масонства В.С.Брачев (в первой части приведенной цитаты, со ссылкой на подсчеты А.И.Серкова, во второй – В.И.Старцева). Приведенные цифры представляются, конечно, весьма скромными. Так, за период 1906–1910 годов, масонам удавалось проводить в состав каждой Думы не более 10–11 человек. Несмотря на это, действуя продуманно и сплоченно, им удавалось не раз направлять дебаты в нужную сторону и оказывать определенное влияние на общественно-политическую обстановку в стране. Впрочем, вернемся к посланцам французских масонов, приехавшим в Россию в 1908 году. Помимо всего прочего, в их задачи входило и поощрение особо отличившихся российских «братьев» путем их возведения в высшие степени масонской иерархии. Едва успев прибыть в Петербург и разместиться в гостинице «Англетер», приезжие поспешили направиться на Выборгскую сторону, в известную петербуржцам тюрьму «Кресты», где отбывал заключение за политические проступки один брат по ордену, некий М.С.Маргулиес. Вызвав его в помещение для свиданий, писала Н.Н.Берберова, «…в передниках и перчатках, с молотками в руках, Великие Мастера провели церемонию посвящения на глазах у, вероятно, совершенно обалдевших от этого зрелища тюремных сторожей. Тут же, немедленно, с еще большей торжественностью, Мануил Сергеевич был возведен в 18-ю степень»…