Но Е.Н.Трубецкой, которого цитирует нынешний интеллигент (“интеллектуал” от “большой” политизированной газеты), жил в те же времена и не мог не знать прейскурантов тех лет, не мог не знать соотношения стоимостей содержания потребительских корзин батрака-крестьянина (каких в России было множество) и плохо правящей российской великосветской “элиты”.

Как жила беднота не на бедных почвах севера, а на щедрой земле Украины можно узнать из “Памятных записок” большевика Л.М.Кагановича (Москва, “Вагриус”, 1996, с. 22 - 24):

«Помню, как наши соседи Игнат Жовна и Терешко всю жизнь бились, чтобы обзавестись “хоч малэсэнькымы волыкамы” [52], но так им это и не удалось. «…»

В громадном большинстве население было неграмотным. Школа одноклассная (потом она стала двухклассной) была открыта в конце XIX века, но беднота, да и многие середняки не посылали своих детей в школу из-за бедности, отсутствия обуви, одежды, да и не все понимали необходимость овладевать грамотой. Между тем были способные с большими задатками ребята. «…»

Подробнее расскажу о двух наших соседях.

Вот кулак Максим Марченко (Марочка) - владелец примерно более 30 десятин земли, имел много скота - лошадей, волов, коров, овец, имел всегда большие запасы хлеба, давал беднякам взаймы хлеб на кабальных условиях, получая из нового урожая в полтора, а то и в два раза больше данного взаймы, либо на условиях отработки своим тяжким трудом в страдную пору на кабальных условиях. Максим Марочка даже корчил из себя “благодетеля” и иногда ласково похлопывал по плечу тех, кто покорно гнул спину перед ним.

Максим любил не только капитал, но и почести и власть. Он уже был один раз избран волостным старшиной, поставил крестьянам не одно ведро водки, и хотел быть вновь избранным. Поэтому его самоуверенность и высокомерная личина иногда излучала фальшивую ласку. Но зато он быстро менял свой “ласковый” взор на кулацко-звериное отношение к тем беднякам, которые не хотели быть рабами Максима. Таким был, например, наш сосед и ближайший друг моего отца Игнат Криленко - Жовна по прозвищу. Это был умный человек, очень бедный крестьянин, не имел рабочего скота, имел одну лишь коровенку, маялся, уходил часто на лесозаготовки, но не обращался к Максиму за помощью и открыто выражал свое критическое отношение к нему и даже властям повыше. Максим Марочка находил пути прижать гордого и умного Игната то недоимками по налогу и сборам, то найдет какую-либо другую провинность, за которую накладывался штраф, а Игнат терпеливо оспаривал, то добиваясь своего, то проигрывая, но всегда выступая против Максима.» Далее сообщается, что семьи Моисея Кагановича и Игната дружили: «Эта тесная дружба и близкие приятельские отношения - не изолированный, частный факт, а типовой, отражающий общие отношения моей семьи с окружающим бедняцким крестьянством.»

Из этого можно понять, что таких “людей”, как Максим Марочка, в России было в преизбытке, но им не всем хватило места в социальных ячейках российской “элиты”. Но если такого типа обучить “хорошим” манерам, великосветскому этикету, приодеть во фрак, то роскошное безделье пассажиров-люкс “Титаника” не будет обременительным для его совести. Но этот психологический тип не исчез и с завершением гражданской войны в России, вследствие чего и в процессе раскулачивания гибли не исключительно безвинные “крепкие хозяева”, как об этом нам расписывают писатели-деревенщики и неомонархисты 1960 - 80-х гг. Раскулачивание было направлено против таких мироедов. И такие мироеды гибли в ходе раскулачивания, но не одни, а вместе с семьями, включая их детей и внуков. “Крепкие хозяева” действительно были, но многие из них не брезговали ни чем в конкуренции с мироедами, желая их потеснить, и по своему психологическому типу мало от них отличались, всего лишь не успев достичь того же уровня достатка. А кроме того было и вредительство с целью вызвать крестьянское недовольство и восстания, что М.А.Шолохов в “Поднятой целине” вовсе не высосал из пальца, и сам едва не пал жертвой троцкистского вредительства в Ростовском управлении НКВД.

Так что, чтобы не погибнуть в 1930 при коллективизации и раскулачивании, не следовало быть мироедом в 1900 г. [53] и не следовало завидовать и подражать мироедам в жизни.

Если же смотреть по жизни, то надо думать, что у православного Игната было гораздо больше общих проблем и интересов с иудеем Моисеем, отцом Л.М.Кагановича, таким же обездоленным, как и он сам, чем с православным Максимом Марочкой и той государственной властью, которая подавляла жизнь бедноты, опираясь на местах (Максим - волостной старшина) на таких мерзавцев, которые защищали потребительский достаток своей семьи ростовщичеством и закабалением, а не помощью в инвестициях в производство беднякам, просвещением и распространением более высокой производственной культуры вокруг себя.

Так что знаменитая уваровская триада “Православие, самодержавие (по умолчанию имперской “элиты”), народность” к концу XIX века в России была обворожительным мыльным пузырем, который закономерно и лопнул в 1917 г.

Именно в таких общественных условиях большевизм провозглашал идеалы искоренения угнетения человека человеком в жизни общества, что находило отклик в душах не только люмпена, но и наиболее здравомыслящих тружеников; то что в исторически реальных условиях России большевизму трудящегося большинства сопутствовала лживая марксистская доктрина, занесенная в страну интеллигенцией[54], а не “чернью”, не обеляет общественных отношений Российской империи и Запада, породившего марксизм, ориентированный на уничтожение национальных культур и государств.

Угнетение одних другими (среди всего прочего) финансово выражается в обществе как его расслоение по стоимости и содержанию потребительских корзин, вопреки примерно одинаковому уровню стоимости обеспечения физиологических и личных культурных потребностей всех людей. То есть Е.Н.Трубецкой, отождествляя большевизм и империализм, выражает тем самым свою принадлежность к числу людей со спокойно спящей совестью в предкризисной и бедственной обстановке. Правящая “элита” России довела страну до гражданской войны именно своей бессовестностью, препятствуя деятельности общественных сил, которые работали на понижение этого тысячекратного разброса стоимостей потребительских корзин разных общественных групп. А когда превознесшийся над трудовым народом паразитизм стал гибнуть в гражданской войне, тогда, такие как Е.Н.Трубецкой (а ныне их наследники: по плоти и по духу), заголосили о бессовестности большевизма.

Естественно, что правящую “элиту” передовых стран Запада, как и правящую “элиту” России подпирало недовольство угнетенных классов; а люмпену, склонному к безделью и паразитизму на чужом труде, который в толпо-”элитарных” обществах присутствует среди всех классов (а в составе интеллигенции люмпен преобладает в процентном отношении по сравнению с другими группами), была свойственна зависть к более преуспевающим в потребительстве паразитам. И для правящей “элиты” в таких общественных условиях один из вариантов снятия реакции социальных низов на угнетение их жизни паразитизмом - действительно вынести агрессию “элитарного” безоглядного потребительства за рубеж своей страны; вынести во вне, чтобы хапнув на стороне, часть награбленного перераспределить своим угнетенным классам, предварительно одурманив их же какой-нибудь теорией о расе господ, миссии белого человека, марксизмом, либерализмом и т.п. наукообразным вздором, который производит в обществе никто иной, как интеллигенция, читающая книги, не видящая жизни, живущая на всём готовом, производимом другими - “чернью” - в общественном объединении труда.

Этот конкретный исторический анализ показывает, что “большие” политизированные газеты по существу тиражируют заведомую ложь, чему примером является приведенный и проанализированный фрагмент статьи профессионального “интеллигента” А.Панарина.