Полк прибыл на отдых и пополнение. Все, что осталось от личного состава, квартирьеры без хлопот разместили в трехэтажном доме поместья с разбитым северным крылом.
Как бы солдат ни устал, он всегда устроит себе ночлег и хоть малый, да уют. Все суетились как новоселы: переставляли и носили из комнаты в комнату уцелевшую мебель, выбрасывали на улицу осколки посуды, солому, бинты с бурыми пятнами крови...
Помощнику начштаба полка по разведке Воронину и его замполиту досталась небольшая комната с окнами по фасаду; одно окно каким-то чудом уцелело, второе забили фанерой.
Высокий, худощавый капитан Воронин подошел к этажерке, где лежали детские учебники и тетради, раскрыл альбом для рисования.
— Смотри-ка, Яков Николаевич, здорово рисуют!
Замполит поднес альбом к близоруким глазам.
Он увидел картину сражения: из пушки еще только вылетал снаряд, а танк уже горел. Из люка высовывались бородатые люди со звездочками на шлемах и поднимали руки с растопыренными пальцами. Немецкий солдат держал в руках автоматище — больше, чем сам, а перед ним с поднятыми руками стояло столько солдат с красными звездочками, сколько уместилось на листе альбома.
Воронин вздохнул:
— М-да, рисунки остались, а что стало с художником?..
После бритья оба капитана, раздетые до пояса, с наслаждением мылись во дворе поместья, под колючим дождем. Чистую воду здесь можно было достать только из воронок.
Румяный после бритья и умывания, Воронин чуть посветлел лицом, но тем резче проступили морщины-полукружья вокруг рта. Тоска и усталость старили его прищуренные глаза, а ведь ему сегодня исполнилось только тридцать.
Оба капитана уселись пить чай. В печке по-домашнему трещали дрова, и в комнате стало теплее... Когда-то давным-давно, — вспомнилось Воронину, — он сидел в комнате, где так же вот потрескивали дрова.
Воронин усмехнулся: так же, да не совсем. Ну что общего между пронизанной солнцем комнатой там, в колхозе под Невелем, и этой полутемной детской здесь, в Восточной Пруссии; и разве есть что-то схожее между смешливым агрономом и угрюмым не по возрасту разведчиком?.. Там весенними вечерами стекла звенели, когда мимо домика шли тракторы; здесь под окном тоже грохотало: по шоссе проносились танки.
— Чем займемся теперь, Яков Николаевич? — спросил Воронин замполита.
— Отдыхать будем, Паша! — Замполит с наслаждением зевнул и раскинул руки с пухлыми ладошками. — Праздновать будем.
Постучали в дверь. На пороге появился молоденький незнакомый офицер, лихо взял под козырек и обратился:
— Товарищ капитан, разрешите доложить. Младший лейтенант Воробьев прибыл для прохождения дальнейшей службы.
Изящный поворот гибкой талии, скупой щелчок замка планшета и — вот документы.
Воронин внимательно оглядел младшего лейтенанта.
— Прямо из училища?
— Так точно, товарищ капитан.
— В боях еще не были?
— Никак нет, товарищ капитан. Хочу исправить этот недостаток.
— Так-так. Хорошо. — Капитан еще раз оглядел молодого офицера. Тот был в новом обмундировании, а пуговицы блестели так, будто младший лейтенант Воробьев готовился к параду на Красной площади, а не к охоте за «языком». Воронин еще раз взглянул на румяный подбородок юноши и подумал: «Да у тебя, сынок, даже борода еще не растет».
— Вас направили командиром взвода разведчиков?— спросил он, упирая на последнее слово.
— Так точно, товарищ капитан.
— А вы представляете, что значит командовать разведчиками в Восточной Пруссии?
— Готов оправдать доверие, товарищ капитан.
— Вольно, товарищ младший лейтенант, — наконец сказал капитан Воронин, возвращая документы.
— Когда прикажете принять взвод, товарищ капитан?
Воронин молчал, и под его взглядом младший лейтенант почувствовал себя неловко: будто провинился, а в чем именно — и сам не знает.
— Мы теперь на отдыхе, товарищ младший лейтенант,— неторопливо начал Воронин. — Отсыпайтесь с дороги, подышите воздухом. Потом видно будет.
— Я готов принять взвод, товарищ капитан...
— Скажите разведчикам, чтобы устроили вас, накормили. А после ужина, часам к девяти, прошу ко мне.
— Есть явиться к девяти ноль-ноль!
Младший лейтенант лихо повернулся и строевым шагом направился к двери.
— А ведь парень обиделся, — сказал замполит.— Зачем ты так сухо? Решил не брать его?
— Не я же решаю, — уклончиво ответил Воронин.
Безмолвно вошел старшина хозяйственного взвода, расставил на полу под окном ящик, чемодан, бидон и тихо исчез. Следом явился старшина Карху — временно исполняющий обязанности командира взвода разведчиков.
— Ну как? — спросил помощник начальника штаба. — Устроились?
— А как же, товарищ капитан, — тепло, просторно.
— Чем занимаетесь?
— Да чем тут?.. Отдыхаем. Помылись, побрились. Кто письма пишет, кто в карты режется.
Замполит нахмурился.
— Больше нечем время убить?
Старшина — высоченный неуклюжий детина, — не говоря ни слова, пожал плечами и снова обратился к Воронину:
— А как же насчет взвода, товарищ капитан? Приказ будет?
— Какой приказ?
— Да ведь... Чтобы все законно... Новый же командир прибыл...
Капитан прервал его:
— Будет приказ, тогда и исполняйте. А пока устройте его, накормите.
— Хорошо, товарищ капитан.
— По Уставу, между прочим, отвечают: «Есть», — поправил замполит.
— Так точно, товарищ капитан.
Старшина не успел повернуться, как его опять остановили. На этот раз Воронин:
— Не забудьте — к девяти часам сюда. Вместе с младшим лейтенантом.
— Спасибо, товарищ капитан. Мы кое-что раздобыли...
— Не надо, — оборвал капитан. — Хозяйственники уже притащили. А что достали, раздайте ребятам. Но чтобы порядок...
— Ясно, товарищ капитан!
Карху, выходя, задел плечом дверь и чуть не снес ее с петель.
— Вот медведь! — усмехнулся замполит, когда старшина выскочил за дверь.
— А Карху в переводе на русский и есть — медведь. Побольше бы таких медведей!..
...Вечером офицеры штаба полка и батальонов собрались в одной комнате. Младший лейтенант Воробьев сидел на краю дивана. К нему подсел командир полка, седой, невысокого роста майор.
— Из Москвы, значит? — спросил майор.
— Так точно, товарищ майор! — встал младший лейтенант.
— Сидите, сидите. Сегодня вы гость. — Майор кивнул на стол, на котором были расставлены стаканы, кружки, а в тарелках и мисках лежала нехитрая фронтовая закуска. — Угощайтесь и расскажите, как там наша столица?
— А вы, товарищ майор, когда последний раз видели Москву?
— В декабре сорок первого. Проездом.
— Ой, товарищ майор, в Москве теперь почти мирная жизнь. И кино и цирк открыты, магазины... И затемнение сняли!
— Молодежь гуляет вечерами?
— Да... кажется... Нам редко давали увольнительные.
— Кто у вас дома, Володя? Позвольте назвать вас так. Родители где?
— Мать и сестренка в Москве, отец на фронте.
— Жены нет еще?
— Что вы, товарищ майор! Мне же... Прямо из школы — в армию, потом училище.
— И на примете никого нет?
Воробьев покраснел так, что лицо, шея — до самого подворотничка — стали розовыми. Потом поборол смущение, спросил доверительно:
— Скажите, пожалуйста, товарищ майор, успеем дойти до Берлина или здесь придется кончать войну?
— До моря осталось шестнадцать километров.
— Всего-то?..
Майор задумчиво посмотрел на юношу. Кто-то тихо запел.
— Да, только шестнадцать, Володя. Но это будут тяжелые километры, очень трудные... Вы должны это знать. Видите, сколько осталось офицеров? — Майор кивнул на сидящих. — Здесь почти весь комсостав полка. Вот так, Володя. Давайте послушаем, как поют!