Вскоре меня, наконец, разморило, и я даже не заметил этого. Боль в голове тут же улетучилась и её наполнили светлые и чистые мысли. Душой я всё ещё был на Земле и во сне даже не вспомнил про Давурион и своё незавидное положение. Вот оно, проклятие снов: Когда наяву плохо — там тебе хорошо, но только до поры. До момента пробуждения. Так уж лучше и не спать вовсе, но от этого можно умереть.

***

Утром я даже удивился, почему, это, мне не приснилось ничего на тему моего заточения? И ведь точно знал, что ничего плохого во сне не увидел. Ни корабля, ни Давуриона.

Неожиданная бодрость пробрала меня, и непонятно, почему. Сразу возникла мысль о том, чтобы спросить какого-нибудь пирата про Вадиса, и её я держал, наверное, несколько часов перед тем, как кто-то спустился в трюм.

Это оказался молодой человек, лет двадцати с небольшим, довольно необычной внешности для своей профессии. Как-то не вязались его добрые глаза с пиратством, хотя общий внешний вид подтвержал его род деятельности. Во взгляде не разглядеть какой-то неуверенности, как у юнги, о чём я в начале подумал, прикинув его возраст. Около входа он осмотрелся, и линии наших взглядов пересеклись. Он изучал меня, я — его, и так несколько секунд. Пират сдался первым: он отвёл взгляд, подошёл к клетке и спросил:

— Как тебя зовут?

— Ахэм, не помню, — после паузы и бесполезного вертения головой в разные стороны, ответил я. При этом я пытался изобразить боль от попытки поработать головой. Лицо пирата переменись, но не стало злее или наоборот. Просто переменилось выражение. Тут, скорее, преобладало какое-то разочарование.

"Когда же мы, наконец, приплывём? Вот выберу момент и уйду. Навсегда уйду. Заведу семью, буду зарабатывать честным трудом и не нужно будет тут с пленниками возиться" — Промелькнули у меня в голове мысли, мне не принадлежащие. Меня удивил уже не тот факт, что я снова влез к кому-то в голову, а то, что я там нашёл. Это полностью подтвердило моё первое мнение о человеке с первого на него взгляда.

— Скажи, ты не знаешь, плывёт ли с нами один старик? Низенький такой, с лицом морщинистым и в бледно зелёной одежде, — спросил я. Пират удивился и сам спросил:

— Значит, про старика помнишь, а собственного имени — нет?

— Иногда друзья важнее имени, — ответил я. — У меня, похоже, частичная амнезия. Даже его-то имени я вспомнить не могу. — Пират, судя по всему, поверил, а я для пущего виду взялся за голову рукой и тихо начал подвывать, будто она вдруг снова заболела.

— Плывёт такой на корабле, — ответил парень, но не договорил, потому что я его перебил:

— Он жив?! Как он, где… — теперь же пират перебил меня:

— Ему сейчас очень плохо и неизвестно, доплывёт-ли он до берега с нами.

"Врёшь, мальчишка! Всё по лицу вижу! Непонятно только, зачем" — Подумал я, но скривил такую рожу, будто сильно волнуюсь за жизнь своего друга. Впрочем, на самом деле, это так.

— А долго до берега-то? — волнение в моём голосе нарастало, и я этого больше не контролировал.

— Два дня плыть. Корабль у нас не самый быстрый.

— А что будет на берегу? — начал развивать тему я.

— У вас появится новый хозяин, — ответил пират и добавил, протянув мне в руки какой-то свёрток, на порядок тяжелее вчерашнего. — Вот, продержись до конца плавания.

— Спасибо… — тихо ответил я и принял подаяние. Пират направился к выходу, но прежде чем исчезнуть за дверью, повернул голову и грустно добавил:

— Не повезло тебе. Лучше бы в море ушёл.

От этих слов мне стало себя по-настоящему жалко, потому что пират сказал их искренне. Он, видимо, знал, на что я иду, а вот мне в рабстве побывать ещё не доводилось, и если в ближайшее время не случится чего-нибудь серьёзного, придётся мне последовать совету и пойти на берег, чтобы…

Хороший такой, плотный кусок мяса и какой-то маленький гладкий сосуд из камня, в котором плескалась вода — от этого свёрток и казался тяжелым. Есть пришлось руками, но мне в данной ситуации жаловаться вообще бессмысленно. Уверен, в ближайшее время не удастся попробовать чего получше, а это даже в обычном случае далеко не худшее кушанье. Видать, пираты взялись за запасы, спёртые с нашего корабля.

Единственное, что меня сейчас не устраивало совсем — это отсутствие туалета. Под себя ходить не хотелось, но и держать (пока ещё легкий груз) становилось всё неприятнее.

"Блин, скоро там хоть кто-нибудь спустится?" — думал я и пытался терпеть. Ещё меня одолевали идеи о том, чтобы "выстрелить" как можно дальше между прутьями клетки. Ну, это в крайнем случае.

Повезло. К моему счастью люк в трюм приоткрылся и зачем-то спустился ещё один пират. Пока он с удивлённым лицом ставил новые свечи, мне удалось убедить его в том, что чистота — это хорошо. Выпустили на "балкон" в корме корабля — я сделал своё грязное дело — меня отвели обратно. Наружу мы не выходили, тут всё в соседней комнате трюма.

Кроме всего прочего эта отлучка подарила мне возможность изучить строение клетки досконально (времени дали предостаточно, ибо верёвки пирату не очень-то получалось завязывать) Оказалось, петли, на которых держалась решётка, почти насквозь проржавели, но так, что это видно только изнутри. Чтобы убедиться в этом, я уже в заточении полчаса пялился в то место магическим зрением и даже немного постукивал. Это открытие приподняло мне настроение, и голову заполнили приятные мысли о побеге. Как бы тут ударить, чтобы хотя бы верхнюю петлю раздолбать? Там с нижней, может, и снял бы.

После изучения клетки мне снова захотелось мысленно позвать Вадиса, но мои попытки снова не увенчались успехом. То ли что-то мешало, то ли у меня ещё не было возможности, хотя я даже представил себе, как мой разум отрывается от тела и ищет разум Вадиса.

Итак, что в наличии? Шишки на голове — две штуки; надежда на освобождение — один экземпляр; занозы… партия и оружие, то есть, его полное отсутствие. Прекрасный расклад, врагу не пожелаешь. Не хватало ещё одного пункта, который хоть чуть-чуть разбавил бы общую картину.

К вечеру на море стало тревожно, и это я почувствовал из-за усилившейся качки и ещё более сильному скрипу, чем обычно, корабельных досок, да балок. Меня не укачивало, но всё-равно неприятно и даже немного страшно. Кому знать, что у нас за корабль и на какой помойке его собрали. К тому же, из команды я не видел ни одного более менее взрослого человека, когда меня хотели утопить. Только сейчас, путём несложных размышлений пришёл к выводу, что даже если капитан — старик, набрал он молодняк не просто так. Видать, старая команда ушла вместе с прошлым кораблём. Мог быть и вариант похуже. Он заключался в том, что все, включая капитана — дети и им сбагрили эту посудину по "сходной цене", лишь бы избавиться от мусора. И всё-таки, какой бы ни был корабль, новый или старый, достаточно мощный шторм способен любой уничтожить.

Отягощённый такими мыслями, я всё-таки достаточно легко заснул, но несколько раз просыпался от сильного скрипа, а на утро следующего дня, если верить моим биологическим часам, чувствовал себя прескверно. Сильно болела голова, вдовесок, ещё и тело ныло от тесноты. Без малейшего движения я лежал, свернувшись калачиком на полу клетки и ни о чём не думал. Кроме того, желудок готов отправлять обратно всё, что мне не вздумается съесть. Так прошло утро. Пират, который принёс мне что-то поесть, даже не стал разговаривать, а просто оставил очередной свёрток и быстро ушёл.

Темнота, которую не могли рассеять слабые качающиеся огоньки свечек, становилась почти кромешной, пока я не начинал двигать глазами. Когда же я переставал это делать, она снова сгущалась, и мне проще было просто закрыть их веками, чтобы не напрягать. Скрип усиливался, и к нему прибавлялся уже какой-то треск. Он меня встревожил и заставил в дальнейшем резко оглядываться на малейшие звуки. Головная боль уже давно ушла на второй план. Мне отчаянно хотелось оказаться где-нибудь в тепле и тишине. Чёрт с ним, просто на твёрдой поверхности, пусть даже в темноте.

Мысли роились в черепной коробке, и я не мог сосредоточиться на одной больше чем на несколько секунд. И тут пролетела одна. Вадис сейчас чувствовал ровно то же, что и я. Может, ему сейчас гораздо хуже, чем мне. Старику-то и лет… стоп, а сколько ему? Так сразу и не скажешь, семьдесят ему или сто пятьдесят. Так или иначе, но даже то, что он прыгал, как сайгак тогда во время нападения, не отнимало его годы. Надо бы потом спросить его по возможности.

С этими мыслями я снова провалился в сон и на этот раз меня разбудил тот молодой человек, который расспрашивал об имени. Ото сна я и не понял сразу, что всё так же находился на корабле и только через несколько секунд до меня дошло. Голова больше не болела и, следовательно, тело не ныло. Видать, я проспал те минуты, которых не добрал ночью, и полностью отдохнул. Больше смыкать глаз не хотелось, да и голод, наконец, одолел меня. Тот свёрток, который принёс "утренний" пират всё ещё лежал в клетке и теперь я имел к нему самый, что ни на есть, настоящий интерес.

До тех пор, пока я не съел его содержимое, я не заметил пирата, который меня разбудил. А он терпеливо сидел и глядел на выход.

— И снова здрасте, — обратил я на себя внимание.

— Ты что, утром не ел? — удивлённо спросил пират.

— Голова болела, — коротко и ясно ответил я. — Не хочу сидеть в содержимом собственного желудка.

— Понятно.

— Кстати, что там наверху происходит? — взгляд непроизвольно упёрся в потолок.

— Всё идёт к шторму. Если так и продолжится, к завтрему корабль пойдёт ко дну.

— А что с Ва… то есть, со стариком-марном? — спросил я, вспомнив про Вадиса.

— С ним всё так же, хотя сегодня утром ему стало гораздо легче.

— Ну, хоть кому-то, — сказал я и глянул на руки пирата.

— Скажи, почему ты так похож на одного человека? — спросил он, чем поставил меня в тупик. На кого я так похож?