Сейл стонал, продолжая сопротивляться.

— Тебя должны были заколоть, еще в те дни, когда жгли вашу речную деревеньку. Ты, наверное, решил, что фортуна сжалилась над тобой… Глупец! Ты просто обманул себя самого. Жизнь стала твоим наказанием, а не спасением. Судьба не терпит тех, кто пытается ее обмануть. Скажи, был ли в твоей жизни хоть один день, чтобы ты не думал об одиночестве?..

Скиталец застонал.

— Вот и я считаю, что нет, — кивнул Сквидли. — Тебя отвергали, как беспородного щенка… ты пытался быть услужливым, а вместо этого получал тычки и взбучки… заглядывал в окна домов и, наблюдая за счастливыми семьями в день благодарения, а потом… не ты ли пару раз пытался покинуть этот грешный мир? И хорошо было бы если попытка увенчалась успехом. Но, увы, ты и здесь оплошал. Вспомни, к чему привели все эти бесчисленные попытки найти себя в жизни: тебя били — а ты вставал; гнали прочь — а ты возвращался. К чему надо было терпеть такие мучения? Ни я, ни ты не ответим на такой простой вопрос. И сколь велика была твоя радость, когда в Бримсе тебя посчитали прокаженным и поселили подальше за городской стеной. Вот, где нашлось твое истинное место… Вдали ото всех. Там неслышна человеческая речь и несуществует лиц, наполненных злобой. И никто не желает тебе смерти. Они не плюют тебе в спину и не шарахаются как от иноверца…

Апогеем пламенной речи стал вопль. Отразившись от стен, он заставил Рика беспомощно уткнуться в пол.

— Ложь! От первого до последнего слова! И даже если бы это было правдой, то только в том мире, где правят твоя злость и корысть. Ты никчемный творец судеб — Сквидли. И если бы не мистер Лиджебай, ты давно стал бы обычным воспоминанием или, скорее всего, ночным кошмаром!

Голос Скитальца дрогнул. Накопленные силы истратились довольно быстро, и ему необходимо было передохнуть.

Пошатнувшись, Призрак недоверчиво уставился на пленника. Его совершенное искусство не действовало. Точное оружие, ударив в цель, промазало, лишь слегка зацепив крепкого противника.

— И дело совсем не в судьбе, — продолжил Сейл. Его неудачная попытка подняться и распрямить спину не увенчалась успехом. Но было очевидно — он набирается сил и преимущество командора тает на глазах.

Дернувшись, Сквидли уперся в стол и, зашарив по полированной поверхности, впопыхах схватил подсвечник и поднял его над головой. Комната стала медленно погружаться во мрак. Недавняя пышность убранства меркла на глазах. Позолота слетая, словно чешуя, открывала взору серые корабельные болячки. Глубокие порезы и трещины возникли на столешнице, как по мановению одного заклинания. Ржавая головка гвоздя, показавшись наружу, заставила стол протяжно застонать.

Сорванная с Призрака маска открыла его истинный вид. Мертвая хватка, сжав шею, заставила Скитальца взвыть.

— Нет, ты зря думаешь, что победил, — зашипел Сквидли, пахнув на пленника отвратным смрадом дыхания. С каждой секундой он все больше напоминал изъеденного временем и червями мертвеца. Ввалившиеся глаза, обвисшие, словно изношенная парусина, щеки и покрытые черным наростом источенные пеньки зубов — его лицо походило на разорванное поле сражений.

— Ты, наверное, позабыл, что помимо моих слов существуют и поступки, — продолжил Призрак.

Рик с трудом различил мрачные фигуры, возникшие из ниоткуда. Они словно отделились от стены, забрав с собой часть мрачного интерьера.

— Берегись, — крикнул юноша, но слова утонули в надрывном смехе Призрака.

Скиталец болтался, повиснув в воздухе, как беспомощная рыбешка в сетях ловчего. Откинув пленника в сторону, Сквидли обвел взглядом комнату.

Мерцающий свет свечей выдернул из темноты разбитый шкаф и разорванные в клочья карты. Творившийся вокруг хаос лишь подтверждал серьезные намерения командора.

— Ну, а теперь займемся тобой, маленький паршивец, — схватив Рика за плечо Призрак усадил его обратно в кресло. Собрав в себе остатки мужества, пленник плюнул ему в лицо. Кровавая слюна мелкими каплями покрыла лоб и щеки Сквидли.

— Что ж, гнев вполне достойная почва для меня, — раздалось в ответ.

— Я не раб и никогда не буду рабом!

— Разве? А кем же ты жил всю свою жизнь, мальчик? Уж не бесконечными 'нельзя' и 'не положено'! — удивился Сквидли. — Первое, что делают с рабом, если хочешь знать — загоняют в жестокие рамки действительности. У него не должно быть собственного мнения, а поступки ограничиваются тысячами табу. Пойми, отец заранее знал, что ты станешь служить мне. Ты напишешь для меня сотни страниц, где я, собственной персоной, будто несокрушимая волна, смою с людишек грязь и черноту их безумных поступков. Ты с самого детства предназначался именно для этого…

— Не правда! Ни единого слова правды! — вымученно протянул юноша, желая, чтобы разговор закончился как можно скорее.

Сомнение. Вот, что поглощало его изнутри. Он слышал слова Призрака и не хотел в них верить, но неоспоримые факты говорили сами за себя. Отец мог поступить именно так, как говорил Сквидли. Невзирая на его редкие проявления чувств, Лиджебай все же испытывал неописуемый страх перед своим прошлым. Всю свою жизнь он пытался убежать от собственной тени. И со временем стал лишь подобием человека. Он стал Призраком. Порождением желанных ему историй. И в тот момент он отринул человеческую добродетель…

— В моих словах нет лжи. Смирись, и открой книгу, пока еще есть время, — смягчив тон, почти ласково произнес Сквидли.

Призрак слышал его мысли. Все до единой. Нисколько не сомневаясь в правильности выбранной тактики. Гнев, породивший сомнения, был лучшей подкормкой, для появления на свет вечного раба — Джейсона- единственного.

Поджав губы, Рик едва сдержал накатившие слезы. Он не сможет больше бороться. Он не такой сильный как Скиталец. Да и какой толк сражаться, когда каждое слово Призрака — правда. Исключительная правда, не дающая право на сомнение.

Он с самого детства не принадлежит себе. Его с рождения растили для одной цели. Жуткой работы, наполненной смертоубийством не только тела, но и души. Но как не прискорбно — это сущая истина…

— Ты на верном пути, сынок, — почти по — отечески произнес Сквидли.

В углу что‑то забилось, замычало. Рик нехотя повернул голову. Скованный сотней серых веревок, Скиталец висел прямо над потолком, пытаясь произнести хотя бы одно слово. Но на его губах виднелся угольный отпечаток черной метки, которая позволяла ему лишь безвольно стонать.

— Не обращай на него внимания. Он уже давно сделал свой выбор. Свой неправильный выбор. — Теперь голос Призрака как две капли воды был похож на Лиджебая.

— Да, верно, — закрыв глаза, ответил Рик. Его голова наполнялась знакомым туманом.

Кабинет, чистые листы книги и аккуратно заточенные перья. Все повторялось. Как жесткое правило, которое необходимо неукоснительно выполнять каждый день.

— Тогда, пожалуй, начнем. У нас не так много времени, — словно в детстве, готовясь к ученическим заданиям, он услышал голос сестры. Клер снова была рядом с ним. Больше она не бросит его. Никогда не бросит. И защитит от любой неприятности.

Рик извлек книгу и открыл ее на новой странице.

— Замечательно. Бери перо, макни в чернильницу и записывай, — ее голос: такой ласковый и нежный нельзя было ослушаться.

Рик открыл глаза. Он снова очутился в своей комнате: совсем крохотной, плохо освещенной, но все же родной, где даже стены разговаривали с ним на одном языке.

Рядом сидела Клер и улыбалась ему в ответ.

Опустив взгляд на дубовую поверхность, Рик заметил под книгой старую испещренную рытвинами столешницу — один в один как его столярный столик. Лишь единственное отличие бросилось в глаза: справа у края отсутствовал гвоздь. Он всегда вылезал наружу, когда стол двигали или пытались выпрямить кривую столешницу. Сейчас на его месте виднелась глубокая, черная дыра.

— Итак, начнем… — наставительно произнес голос.

— Начнем, — повторил Рик, вновь покосившись на темное отверстие.

Перо коснулось страницы, вывело красивый вензель новой строки, и… Юноша в очередной раз отвлекся. Неужели он и раньше никогда не видел этого гвоздя? Или это ни его дом? Чужая комната?..