Прасковья Дидык

В тылу врага

Часть 1

ГРОЗНЫЕ ДНИ

В воздухе пахло гарью. По вечерам зарево большого пожара застилало еще недавно такое ласковое небо зловещими багровыми сполохами.

У ворот домов, на перекрестках улиц собирались группами озабоченные люди, тревожно прислушивались к глухим раскатам отдаленной артиллерийской стрельбы.

Не слышно было песен и шуток. Измученные налетами фашистской авиации, жители города делились невеселыми новостями.

Утром ушли на фронт квартировавшие в городке воинские части. Более сведущие говорили, что это пехотный полк; днем его место в старых казармах заняла новая войсковая часть, прибывшая из Кишинева.

В городе ходили слухи о том, что на побережье Днестра будут возведены неприступные для немцев укрепления, что город с прилегающими к нему в радиусе 25 километров селами превращается в “укрепрайон”, что отсюда Красная Армия начнет контрудар по фашистам…

Толком, однако, никто ничего не знал.

Местные “стратеги”, передавая друг другу новости “из самых верных источников”, строили, всяк на свой лад, планы разгрома фашистских орд.

Люди старшего поколения, ветераны первой империалистической, хорошо знавшие немцев, делали более точные прогнозы.

– Сунул рыло в чужой огород – пеняй на себя, – говорил сторож студенческого общежития дед Харлампий. Этот семидесятипятилетний с красивой бородой старикан встречался, как он говорил, с германцем не только в окопах четырнадцатого года.

– Я, брат, ихнего плена тоже хлебнул. Так что знаю этот характер. Это их собачья повадка нападать исподтишка. Но только в России они себе клыки обломают…

Жители маленького молдавского городка, как и весь советский народ, твердо верили в то, что наглые захватчики будут с позором изгнаны с советской земли. Они верили в победу над гитлеровцами и ковали эту победу. По призыву родной Ленинской партии коммунистов они уходили на фронт или в партизанские отряды, вставали за станки, заменяя ушедших на фронт, рыли окопы…

Молодежь осаждала райком комсомола, военкомат, требуя, настаивая, умоляя направить в действующую армию.

…Перед райвоенкомом стояла худенькая невысокая девушка с большими пушистыми косами.

– Я с утра ожидаю в вашей приемной…

Военный поднял утомленное лицо с покрасневшими от бессонных ночей веками.

– Слушаю вас.

Девушка, стоя навытяжку, неумело держала руки “по швам” и, запинаясь от волнения, говорила:

– Прошу зачислить меня добровольцем на фронт! Я студентка педтехникума… Флоря моя фамилия… На фронте могу быть полезна как медсестра… Недавно курсы окончила… Училась шесть месяцев, сейчас в санитарной дружине работаю, на нашем вокзале… Прошу, очень прошу не отказать!…

Она умолкла и замерла в ожидании ответа, который решал ее судьбу…

Комиссар не спешил с ответом. Он смотрел на юное лицо, непокорную светлую прядку на лбу, и в его взгляде можно было прочесть боль и обиду за разрушение счастье сотен вот таких же юных существ, как эта девушка. Мариана по-своему поняла его и встрепенулась: “Неужели откажет?”

– Садитесь! – комиссар жестом указал на стул. – Сколько же вам? Похоже – не очень много… – Глаза его, строго, по-военному подтянутого человека, потеплели в улыбке. – Не кажется ли тебе, что возраст твой для тяжелого воинского труда да еще на фронте, ну, как бы сказать,… маловат?

– Да нет же, – возразила девушка. – Не белоручка ж я. Дома всякую работу делаю. И потом не одна я. Много моих одногодков ушло на фронт… Не смотрите, что я ростом маленькая. Мне уже восемнадцать лет исполнилось, девятнадцатый пошел…

Комиссар вздохнул, устало потер пальцами седые виски.

– Да, – сказал он, – армии сейчас нужны люди… Могут быть полезны и такие, как вы – молодые патриоты. – Он записал фамилию в блокнот. – Хорошо. Ждите повестку!…

Вышла Мариана Флоря из военкомата, как-то сразу повзрослев. Вот она уж не просто студентка-выпускница, а почти воин, медицинская сестра…

Вечерело. Пять раз в этот день бомбили фашисты мирный молдавский городок. Зенитки местного гарнизона не в состоянии были отразить мощные бомбовые удары противника. И вот сейчас догорали лесопильный склад, больница, несколько жилых домов.

В городе была введена светомаскировка. Улицы, покрытые копотью и обломками разрушенных зданий, опустели. В вечернем сумраке гулко раздавались шуги одиноких прохожих, спешивших после дежурства домой, да слышались тихие окрики патрулей.

Мариана подошла к старому парку. Отсюда совсем недалеко было до общежития. Девушка опустилась на скамейку.

Большой и тенистый, знакомый до мелочей, любимый парк обступил Мариану. Сколько счастливых часов проведено здесь, на берегу Днестра. Захватив с собой конспекты лекций, студенты веселой гурьбой приходили сюда по утрам готовиться к сдаче зачетов, экзаменов, обдумывали дипломные работы.

…Утренние лучи майского солнца ласково пригревали открытые головы. Трава, покрытая серебристым налетом ночной росы, переливалась в лучах солнца тысячами блестящих капелек. Здесь они занимались, спорили. А когда начинало припекать по-летнему – спускались к реке и бросались в быстрые, прохладные волны Днестра.

В старом парке хорошо было мечтать, делиться заветными думами с подругой, мысленно рисовать картины предстоящей работы в школе, встречи с первыми своими учениками…

Когда же спускались короткие сумерки, что греха таить, тень пушистых деревьев укрывала от посторонних взглядов не одну парочку влюбленных.

И вот чья-то злобная воля смяла светлые мечты, обуглила траву, замутила родной Днестр…

Мариана вскочила со скамьи, крепко сжала в кулаки маленькие руки:

– Никогда, никогда не хозяйничать вам на нашей земле, поганцы, – погрозила сна в сторону доносившегося с запада прерывистого гула самолетов. – Все пойдем, все. Стеной станем, а не пропустим, тебя, змея, в наш большой, чистый дом… – Мариана не замечала, что разговаривает вслух, а по ее щекам текут слезы.

Девушка не имела представления о фронте, не знала, как будет себя там чувствовать. И все же она радовалась, что у нее и ее подруг есть специальность, которая может принести пользу в эти тяжелые для Родины дни.

Студентки Молдавского педагогического техникума недавно окончили шестимесячные курсы по подготовке медицинских сестер и теперь были зачислены в местную санитарную дружину. Они ходили с повязкой на рукаве, с большой сумкой, украшенной ярким красным крестом. Никто из них не представлял, что их медицинские знания понадобятся так скоро. Уже на второй день войны пришлось дежурить на привокзальном пункте и в других местах.

На площади, примыкавшей к вокзалу, в ожидании поездов собрались, казалось, все жители города – женщины, старики, матери с грудными детьми, школьники…

Люди стояли и сидели под открытым небом, под палящими лучами солнца. Одни держали в руках узелки с продовольствием, другие сидели на чемоданах и мешках с тем немногим скарбом, что могли взять с собой.

Вслед за прибывавшими на станцию поездами налетали фашистские самолеты. Они обрушивали смертоносный груз на здание вокзала, расстреливали с бреющего полета ожидавших эвакуации жителей, представлявших заманчивую, безопасную цель…

Люди бросались в разные стороны. Матери прижимали детей к груди, пытались укрыть их от осколков бомб собственным телом. Старики хватали узлы, но не будучи в состоянии тащить их, бросали, чтобы тут же упасть сраженными вражеской пулей…

Грохот рвущихся бомб, вопли перепуганных насмерть людей, стоны раненых, надрывный плач детей – все смешалось в сплошной гул. Рушились здания. Пыль густой пеленой стояла над головами…

Мариана впервые увидела столько смертей, впервые ощутила всем существом страшную, нечеловеческую жестокость врага. В первое мгновение она растерялась и в страхе бросилась под защиту здания. Но чей-то спокойный, внушительный голос остановил ее: