– Почему?

– Почему, почему? Да разве это женское дело – на парашютах сигать? Как надуется юбка в воздухе – два парашюта получится, попробуй спуститься на землю. Не шутейное это дело. А тетя Марфа уж больно горазда на выдумки. Не зря ее муж бросил и сноха сбежала от нее. Всегда-то она больше всех знает, нос сует куда треба и куда не треба.

Дуня разошлась не на шутку. Она, видно, сильно недолюбливала болтливую Марфу и честила ее на чем свет стоит.

– И многие думают так, как вы? – спросила Мариана.

– У кого голова на плечах, тот так думает. А кто вроде тети Марфы, тому пусть бог простит. Впрочем, давай-ка лучше ужинать. Проголодалась я страшно. Целый день торчат над головой немецкие надсмотрщики, как будто мы железные. Еще и сейчас не могу разогнуть спину…

– Ой, Дунечка, расскажи еще про этот парашют. Пятнадцать платьев, подумать только.

– И ты туда же, как тетка Марфа. Смотри, не болтай. А то как бы не прицепились ищейки проклятые. И потом скажу тебе – интересуйся-не интересуйся, все равно мало чего поймешь. Я и то не во всем этом деле разобралась толком.

Дуня вытащила из печи чугунок с борщом, налила в миску, нарезала хлеб. Когда уселись за стол, Мариана опять спросила:

– А что же все-таки женщины ответили тете Марфе?

Дуня посмотрела на девушку, усмехнулась, а затем все же ответила:

– Посмеялись над ней, тай годи. А бабка Ирина аж перекрестилась: “Видано ли, – говорит, – чтобы женщин с неба сбрасывали на всяких шутах”.

Сразу после ужина легли спать. Глядя в темноту, Мариана думала, как начать трудный разговор.

– Дуня, ты не спишь? – тихонько окликнула она.

– Нет, а что?

– Скажи, как бы ты поступила, если бы сейчас этот парашютист зашел к тебе и попросил спрятать его?

– Да что это втемяшился тебе этот парашютист! Спи давай.

– А все-таки, что бы ты сделала?

Дуня долго молчала. Мариана с замиранием сердца ждала.

– Не знаю, что сделала бы. Может, и спрятала…

– Э-эх, Дуня, Дуня. В таких делах разве бывает “может быть”?…

– А что бывает?

– Да или нет. Тут же судьба человека решается.

– Пусть будет “да”, – ответила Дуня.

– А не боязно?

– Боязно, конечно, боязно. Не дай бог, дознаются немцы – замучают насмерть. А только и человека не спасти тоже нельзя. Наш же он… – вздохнула Дуня. – Нет, не пустила бы его на растерзание этим извергам…

Ночь была лунная, ясная. Дуня лежала, закинув руки за голову, уставившись широко открытыми глазами в потолок.

Мариана порывисто обняла ее. За эти несколько дней она успела привыкнуть к Дуне, полюбить ее за строгость, серьезность. Сейчас открывшаяся ей душевная красота этой простой женщины окончательно покорила Мариану.

– Так вот ты какая, Дуня! – горячо шептала Мариана.

– Какая же?

– Настоящая… Человек, одним словом. Человек с большой буквы, знаешь, Дуня, кто это говорил?

– Кто?

– Горький. Максим Горький. Слышала о нем?

– Ну, а как же? Учили в школе.

Взволнованная Мариана не могла сомкнуть глаз. Она встала и подошла к окну.

В черной выси, срываясь, падали далекие звезды.

– Смотри, Дуня, ночь-то какая…

– Сколько душ погибает, – проговорила Дуня, подходя и кутаясь в платок. – Не верила я раньше в это, а сейчас почему-то верится. Ведь правда, до войны меньше звезд падало? Не было такой погибели на народ, – глаза у нее наполнились слезами. – Целый божий день гнешь спину, а на кого, спрашивается? Только и слышишь “млеко, яйки”. Чтоб им подавиться нашим хлебом. Командуют, как батраками. “Шнель, шнель” – другого слова не знают. Ох, не послушалась я доброго совета, не уехала вовремя. Боялась с маленьким в дорогу пускаться… А вышло, что ни мужа ни ребенка нет. Глаза бы мои на этих фрицев не глядели. Издеваются над беззащитными людьми. А как услышат, что партизаны поблизости или десант спустился, то трясутся, как осиновый лист! Вояки!… – презрительно протянула она. – Хоть бы почаще на них Володя бомбы сбрасывал… – Дуня всхлипнула.

– Дунечка? – схватила ее за плечи Мариана. – Слышишь?

– Слышу, но не знаю, чей, – ответила хозяйка, вытирая сорочкой слезы.

Гул мотора приближался.

– “Иван” летит! – радостно вскрикнула Дуня.

“Иваном” жители оккупированной территории называли советские самолеты.

Обе замерли, прислушиваясь. Гул мотора постепенно затихал. Мариана отошла от окна и присела у стола.

– Дуня, я должна с тобой очень серьезно поговорить. Поклянись, что об этом никто ничего не узнает.

– Что ты, Мариана, я ведь не маленькая.

– Слушай же внимательно. Мы уже несколько дней смеете, а ты даже не поинтересовалась как следует, кто я и откуда.

– Да хиба ж и так не видно? Как все мы, бедняжка.

– А может, я и есть тот парашютист, о котором говорила тетя Марфа?

Дуня засмеялась.

– Еще чего выдумаешь… Какой из тебя парашютист?

– Ну, если так?

Она отошла от двери, недоверчиво склонила голову и вдруг всплеснула руками:

– Та невже ж правда? Ото було б гарно…

– Дуня, хочешь узнать о своем муже? Хочешь быть полезной Родине? Хочешь помогать советским людям, которые сражаются с коварным врагом, которые борются и за твое счастье?

Хозяйка наклонилась к Мариане, посмотрела ей в глаза и тихо, но убежденно сказала:

– Хочу. Дуже хочу. Кажи зразу, що робыть?

– Дуня! Я та парашютистка, о которой говорят люди, которую разыскивают немцы. Хочешь доказательства? Вот! – Мариана быстро достала из-под подушки маленький браунинг и показала Дуне. – Предлагаю тебе боевую дружбу. Будем работать вместе. Но помни, если кто-нибудь узнает о нашем разговоре, немцы уничтожат и тебя, и меня, и всех твоих близких…

Дуня поняла, что Мариана говорит правду. Слезы брызнули у нее из глаз, она бросилась обнимать девушку, но задела рукой холодную сталь браунинга и испуганно отстранилась.

– Не бойся. Это оружие для врагов, – успокоила ее Мариана. – У нас такой порядок, без оружия – ни шагу.

– Теперь я вижу, что ты и вправду тот самый парашютист. Ну кто бы мог подумать? Прямо не верится. Ой, как я рада, если б ты знала. Сам бог тебя послал. Ой, спасибо Ване. А он, наверно, и не подозревает ничего. Скажу тебе одно – положись на меня. Если можно, передай нашим от меня привет. Глядишь и Володя мой от меня весточку получит…

С этой ночи Дуня стала надежным помощником разведчицы Теперь ежедневно, выходя на работу – то на копку свеклы, то на рытье окопов, она внимательно прислушивалась к разговорам, запоминала, что где делается и вечером выкладывала новости Мариане:

– Через несколько дней в город Н. прибудут новые воинские части из тех, что череп носят на рукавах. Ночью была облава на молодежь для отправки в Германию…

Однажды она рассказала, что неподалеку от города строится новый аэродром. Это сообщение было очень важным. И хотя Мариана уже располагала этими сведениями, сообщение Дуни подтверждало еще раз факт строительства аэродрома.

– Могла бы ты, Дуняша, пойти работать на строительство этого аэродрома? – спросила Мариана.

– Да. Только скажи, что там надо делать.

– Ты должна будешь узнать марки самолетов, изучить посадочную площадку, выяснить, как она защищена. Неплохо было бы узнать калибр зенитных орудий, сколько их?

– Посчитать-то я их посчитаю, а вот с калибром этим не знаю как быть, – развела руками Дуня.

Она понятия не имела об орудиях. Разобраться в калибрах помогли, как это ни странно, кувшины, из-под молока. Дуня их расставила на печи и, тыкая пальцем в пустые крынки, приговаривала:

– Ты только не смейся надо мной! Так я лучше разберусь.

– Большой калибр, средний, малый…

Потом она уже каждый день докладывала: больших крынок семь, средних три и так далее. Дуня оказалась очень способной ученицей.

Наконец- то, после всего пережитого в связи с дядей Петей, Мариана приобрела хороших помощников. Она вздохнула с облегчением. Чаще начала выходить в город, встречаться с “Тополем”.