В 1475 году он начал поход на Новгород, на сей раз мирный. Он воспользовался древним правом княжеского суда, приехал в город, объявил о цели своего визита, и к нему тут же потянулись жалобщики, которые, как этого и стоило ожидать, предъявили обвинения тем, кто являлся организатором прошлой кровавой смуты. В суде, скорее для проформы, участвовали посадники, представлявшие народ Господина Великого Новгорода, но рядил суд один человек: великий князь всея Руси. Он вынес строгий приговор. Шесть человек были арестованы и вскоре отправлены в Муром и Коломну в темницы. Все попытки смягчить приговор успехом не увенчались. Других обвиняемых Иван III отпустил на поруки, взяв с них в пользу истцов, а также в государственную казну по полторы тысячи рублей.
Затем великий князь знатно попировал, не отказываясь от многочисленных подношений и подарков, и вернулся в Москву. Вслед за ним явились в Кремль послы из Новгорода с богатыми подарками и просьбой смягчить приговор. Иван подарки принял, но просьбу не выполнил. В Москву бить челом, нарушая древний закон о том, что все суды новгородцев должны происходить в городе, начали прибывать другие истцы, искавшие у великого князя управы на произвол. Иван III внимательно выслушивал их и отправлял своих московских слуг за ответчиками, что тоже являлось грубейшим нарушением прав Господина Великого Новгорода.
Город взбунтовался. Вече казнило троих приставов Ивана III. И на этот раз ответ был суровым и последовал незамедлительно. Осенью 1476 года в Новгородскую землю, сильно пострадавшую шесть лет назад, ринулось войско великого князя, а также дружины других князей. Задача перед ними стояла простая: грабить поселения, убивать всех, кто окажет хоть малейшее неповиновение. Господин Великий Новгород, вечевая республика, скалой стоявшая на северо-западных рубежах Руси более шестисот лет, был обречен на гибель. Сопротивляться он не мог. Он выслал к великому князю послов, и после некоторых очень вялых попыток со стороны Господина отстоять хоть толику свободы, новгородцы согласились на все требования Москвы. «15 января они были приведены к присяге на полное повиновение великому князю. На этой присяге каждый новгородец был обязан доносить на своего брата новгородца, если услышит от него что-нибудь о великом князе хорошего или худого. В этот день был снят вечевой колокол и отвезен в Московский стан»[131].
Без вечевого колокола Великий Новгород и представить-то было трудно, он стоял теперь беззвучный, бессловесный… но все же русский, не польский и не литовский.
Все шестеро бояр, которые пировали несколько лет назад вместе с игуменом Соловецкого монастыря у Марфы Борецкой, были обезглавлены. Ее сын умер в муромской темнице, а сама она, закованная, была отправлена с внуком в Москву на погибель. Злое пророчество Зосимы сбылось. Узнав об этом, он жил недолго, несколько месяцев, и умер 17 апреля 1478 года в печали. Он будто бы предчувствовал, что беды Новгорода, уже не господина самому себе, еще не прошли.
Город вновь взбунтовался, рассчитывая на помощь Казимира. Тот, напуганный резким усилением Москвы, отхватившей громадный и богатейший клин между Балтикой, Белым морем и Уралом, пошел, как говорят сейчас, ва-банк: отправил в Орду послов с предложением напасть на Русь совместно — с юга и с запада. Бунт новгородцев пришелся Казимиру литовскому как раз кстати.
Иван Васильевич действовал в эти дни смело и молниеносно. Он собрал войско и объявил поход на немцев, осуществивших несколько дерзких налетов на Псковскую землю. Новгородцы совсем расхрабрились, восстановили вече, изгнали из города наместников Москвы. Войско Ивана быстро шло к Пскову и вдруг неожиданно для всех, даже для самых верных людей великого князя, повернуло к Новгороду, и вскоре республика содрогнулась от ужаса: дружины московские плотным кольцом окружили город, по стенам и домам которого били из пушек меткие снаряды Аристотеля. Это действительно был великий человек. Он одинаково хорошо строил и крушил. За десять рублей ежемесячно.
Новгородцы, наивный люд, выслали к Ивану людей, они просили его о том, чтобы он гарантировал послам свободный проезд из города в стан князя. Иван даже слушать их не стал, сказал грубо: «Я государь вам. Я помилую лишь невинных. Отворяйте ворота. Войду — никого невиновного не оскорблю!»
Город открыл ворота. И началось привычное для подобных случаев: следствие, пытки, казни. Сто пятьдесят человек лишились жизни! Архиепископ попал в заточение в Чудов монастырь. Его имущество досталось казне, как и имения казненных. После этого из Новгорода по другим городам было расселено более тысячи детей купеческих и боярских. А еще через несколько дней в Москву отправилось победоносное войско с семью тысячами семей, переселяемых в Московскую землю. Их имущество тоже оказалось в казне, и это обстоятельство сыграло чуть позже не последнюю роль в строительстве Московского Кремля и других сооружений в стольном граде, да и в экономико-политическом состоянии Русского государства вообще, о чем прекрасно сказал Н. М. Карамзин: «Хотя сердцу человеческому свойственно доброжелательствовать республикам, основанным на коренных правах вольности, ему любезной; хотя самые опасности и беспокойства ее, питая великодушие, пленяют ум, в особенности юный, малоопытный; хотя новгородцы, имея правление народное, общий дух торговли и связь с образованнейшими немцами, без сомнения отличались благородными качествами от других россиян, униженных тиранством моголов; однако ж история должна прославить в сем случае ум Иоанна, ибо государственная мудрость предписывала ему усилить Россию твердым соединением частей в целое, чтобы она достигла независимости и величия, то есть чтобы не погибла от ударов нового Батыя или Витовта; тогда не уцелел бы и Новгород: взяв его владения, государь московский поставил одну грань своего царства на берегу Наровы, в угрозу немцам и шведам, а другую за Каменным Поясом, или хребтом Уральским, где баснословная древность воображала источники богатства и где они действительно находились в глубине земли, обильной металлами, и во тьме лесов, заполненных соболями. — Император Гальба сказал: «Я был бы достоин восстановить свободу Рима, если бы Рим мог пользоваться ею». Историк русский, любя и человеческие и государственные добродетели, может сказать: «Иоанн был достоин сокрушить утлую вольность новгородскую, ибо хотел твердого блага всей России»[132].
Стояние на Угре
Новгород был покорен. Вскоре у Ивана III Васильевича родился сын Василий. Наследник! Радость русского царя была велика. И вдруг ему доложили, что хан Золотой Орды Ахмат прислал к нему гонцов с басмой (своим изображением). Ранее великие князья всегда встречали ордынских послов в местечке на середине современной Новокузнецкой улицы и кланялись басме или болвану (изваянию). То ли София, как считают некоторые историки, уговорила прекратить эту унизительную процедуру, то ли сам Иван проявил инициативу, но уже несколько лет ордынским басмам и болванам поклоны не отбивались. Супруга русского повелителя, «жена хитрая, честолюбивая», властная, знала цену себе и своему мужу, к тому же почувствовала, что пришла пора покончить с ордынцами, и часто по-женски капризно повторяла: «Долго ли мне быть рабыней ханскою?»
Софию оскорблял сам факт расположения ордынского дома на территории Кремля, оскорбляли ордынцы, беспокойно снующие туда-сюда, следящие за каждым движением царственной четы.
Иоанн III Васильевич
Великая княгиня недаром была родом из семьи византийских императоров, умела добиваться своего дипломатическими хитростями. Она написала письмо жене Ахмата, в котором убедительно просила ханшу перенести Ордынское подворье из Кремля в другое место, за его стены, здесь ей очень хотелось бы, сообщала доверительно София, построить церковь Николы Гостунского — покровителя гостей. Сделка эта состоялась. София одержала, если верить легендам, первую территориальную победу над ордынцами, она дипломатично попросила их из Кремля.