Великий князь Михаил пожаловался на московского князя хану, тот потребовал слишком энергичного политика в Орду и оставил его там на целых три года. Великий князь за это время сумел справиться с крупным войском новгородцев в битве близ Торжка 10 февраля 1316 года и заключить с ними выгодный для себя договор. Жители Новгорода не преминули отправить в Орду послов с жалобой на Михаила. Узнав об этом, он приказал послов поймать, а сам собрал войско и двинул его на Новгород.

Но ему не повезло на этот раз. Новгородцы подготовились к войне основательно: укрепили стены крепости, призвали на помощь многочисленных союзников, собрались на шумное вече и решили стоять насмерть. Михаил испугался, драться с огромным войском защитников города не рискнул, повернул рать назад, в Тверь. Но вот незадача — заблудился, привел войско в болотистые дремучие леса. Коварна русская природа, не раз учила она людей, наказывала за непочтение к ней. Войско Михаила оказалось в родных лесах в ловушке, — что может быть нелепей и нравоучительней? Потеряв конницу, обозы, побросав оружие, горстка самых сильных людей вернулась в Тверь.

Беды великого князя, однако, на этом не закончились. Из Орды приехал Юрий, да не один, а с женой — сестрой юного хана Узбека, Кончакой, получившей в крещении имя Агафия, и с сильным войском ордынцев, и с монгольским князем Кавгадыем.

Михаил не стал больше испытывать судьбу и отправил послов к Юрию. Те объявили в Москве, что князь тверской признает Юрия Даниловича великим князем и желает только одного — мирно княжить в Твери.

Юрий же, понимая, что победа эта зыбкая и все может вновь измениться, решил окончательно обезопасить свое положение — и пошел на Тверь. Он был уверен в победе.

Михаил действительно не смог быстро восстановить свою дружину после трагического похода на Новгород, но бой принимать было нужно. В сорока километрах от Твери близ селения Бартенево войско Юрия и Кавгадыя 22 декабря 1318 года вступило в сражение с тверчанами, возглавлял которых обреченный Михаил. В том неравном сражении он бился так отчаянно и смело, будто искал смерти, будто жизнь была ему не в радость. Он бросался на самые опасные участки битвы, отражал с горсткой воинов атаки превосходящих сил неприятеля, и в результате постепенно инициатива ведения боя перешла к тверчанам.

Воины Юрия, пораженные удачливостью вездесущего Михаила, подались назад. Сначала чуть-чуть отступили, на полшага всего. И если бы в тот миг какая-нибудь стрела сразила Михаила, то эти полшага ничего бы не изменили, москвичи победили бы в том бою. Но тверской князь носился по полю боя как заколдованный: стрелы, копья и мечи не достигали его мужественного сердца. И рать Юрия и Кавгадыя не выдержала, побежала от врага сломя голову.

Тверчане взяли в плен Кавгадыя, захватили огромный обоз, жену Юрия, Агафию. Как уверен был Юрий перед походом в победе, даже юную жену взял с собой. Постыдное бегство, поучительная история. Позабыв все на свете, он бежал в Торжок, а оттуда — в Новгород. Жители города встретили бывшего защитника своего хорошо, помощь военную обещали, послали к Михаилу людей с требованием «сделать все угодное Юрию».

Победитель, побаиваясь гнева хана Узбека и не желая осложнений с новгородцами, пошел на уступки. Он отпустил из плена Кавгадыя, но, на беду, Агафия по неизвестным причинам скончалась в Твери. Ордынский князь и князь московский пожаловались хану на тверского князя, который «не давал царевой дани, бился против царского посла и уморил княгиню жену Юриеву». Серьезные обвинения. Узбек, суровый человек, вызвал в ставку жалобщиков. Те быстро явились в Сарай. Хан призвал к себе и Михаила. Зная крутой нрав Узбека, тот отослал к повелителю Орды своего двенадцатилетнего сына Константина.

Но Узбек потребовал к себе самого князя. Михаил понял, что дела его плохи, и стал собираться в далекий путь. Получив благословение епископа, простившись с близкими, с родной Тверью, он отбыл в Сарай. До берегов Нерли его сопровождала верная жена Анна. Здесь они простились. Здесь же тверской князь исповедался своему духовнику: «Я всегда любил отечество, но не мог прекратить наших злобных междоусобий; по крайней мере, буду доволен, если хотя бы смерть моя успокоит его». Жене своей он горестных слов не говорил, улыбался ей, обещал привезти из Орды подарки. Анна верила ему. Но от хана она ждала любых козней и потому провожала мужа в большой печали.

Во Владимире сыновья его, Дмитрий и Александр, пытались убедить отца не ездить к хану, но решение его было твердо: «Если я ослушаюсь хана, то он приведет войско на Тверь, и много наших соотечественников погибнет. Лучше я один умру».

Он приехал в Орду. Через шесть недель Узбек устроил в огромном шатре суд над ним. Юрий и Кавгадый подготовились к делу основательно, но Михаил до поры до времени отметал все обвинения. Однако тверскому князю не удалось убедить Узбека в своей невиновности. Его заковали в цепи, на шею положили тяжелую колоду, но казнить сразу не стали: то ли поленились, то ли хан хотел потянуть время, помучить пленника, да и Юрия Даниловича подержать в неизвестности.

Как обычно, по осени Узбек готовился к походу за Терек на ловлю зверей. Любил он эту забаву. На месяц, а то и больше бросал он дела, созывал воинов, вождей, князей, бояр, послов, жен, детей и с большим обозом уходил на юг, в Персию. Там было раздолье для ловких людей!

Юрий Данилович боялся, как бы охота не изменила настроение хана, как бы тот не отменил приговор, не простил Михаила. Бывало такое в Орде, и нередко. Ко всему прочему, князь московский знал о том, что жена повелителя Орды и многие знатные ордынцы хорошо относятся к пленнику, и некоторые из этих покровителей, а жена особенно, имели большое влияние на хана. Нельзя было пускать дело на самотек. Михаил, если бы он остался в живых, не простил бы Юрию судилища.

Войско Узбека с большим обозом расположилось на перекрестке торговых дорог. В стане ордынцев открылся торг. Веселое дело — большой базар. Но только не для приговоренного к смерти, вынужденного стоять с колодой на шее на самом солнцепеке на виду у снующего туда-сюда люда.

Юрий и Кавгадый подошли к Михаилу. Ордынский князь облегчил колоду, сказал: «У нашего царя такой обычай: если он рассердится на кого-нибудь, хоть и на племянника, то приказывает надеть на него колоду. А как пройдет гнев, так и почести вернет и наградит. У нас хан добрый. Он и с тобой так поступит. Не волнуйся, жди!»

Кто его просил говорить эти слова, для кого он сказал их — для Михаила или для Юрия? Зачем он сказал это? Чтобы вселить в душу несчастного надежду? А может быть, для того, чтобы поторопить Юрия? После этого эпизода Кавгадый, хитрая бестия, стал проявлять заботу о Михаиле. Юрию такое отношение своего союзника к своему врагу не понравилось, и он при каждом удобном случае говорил Узбеку, что пора бы разделаться с пленным губителем невинной Кончаки-Агафии. Хан хитро отмалчивался. Молчание — знак согласия. Но не приказ. Разница большая, потому Юрий нервничал еще больше. Ждал. Двадцать шесть дней ждал. И наконец дождался! Узбек утвердил приговор. И тут же, боясь, как бы хан не передумал, враги князя тверского послали в шатер пленника убийц. Те быстро исполнили приказ.

Узнав о гибели Михаила, Юрий и Кавгадый пришли к месту казни. Ордынский князь был спокоен. В этом деле он себя не запятнал, не нажил себе врагов. Русский князь взволнованно смотрел на казненного врага и не чувствовал себя счастливым победителем. Кавгадый пренебрежительно ухмыльнулся: «Это же твой старший родственник, дядя! Разве можно оставлять труп на поругание?!»

Юрий молча снес обидные слова. Слуга накрыл погибшего одеждой.

В этот миг русский князь увидел стоявшего в шатре Константина. Хрупкий отрок зло смотрел на него. В лице юноши, в глазах, во всей мальчишеской еще фигуре князь увидел гнев, вызов, нескрываемую жажду мести.

Тело тверского князя везли на родину люди Юрия Даниловича. Он запретил им ставить гроб в церквах, приказал ставить гроб в хлевах. Похоронили Михаила в Спасском монастыре.