Но среди претендентов встречались люди разные, попадались и подверженные чрезмерно светским суетным влияниям.
В 1305 году игумен Геронтий при поддержке тверского князя Михаила Ярославича завладел незаконно, по мнению некоторых ученых, митрополичьей кафедрой и отправился в Царьград (Константинополь), чтобы получить там официальное признание патриарха Православной церкви Афанасия. В столицу Византийской империи поехал и ратский игумен Петр, посланный галицким князем Юрием Львовичем, который мечтал создать в своих владениях Галицко-Волынскую митрополию и тем самым обособиться от Руси. Князь галицкий очень надеялся на игумена Петра, прославившегося своим ревностным отношением к пастырским обязанностям. Не знал Юрий Львович, что сама мысль дробить Русскую землю претила натуре ратского игумена, что мысли и идеи у него были совсем другие: Петр мечтал о единении страны.
На первом этапе пути — до Черного моря — Геронтий заметно опередил своего конкурента. Но вмешалась сама природа, море вдруг всколыхнуло крутую волну на маршруте следования корабля, на палубе которого находился посланник князя тверского. Судно же с игуменом Петром пролетело на быстрой волне в Константинополь без заминки.
Император Византии и патриарх Афанасий приняли гостя очень хорошо. После беседы с ним они поняли, что слухи об этом служителе церкви были верны — Петра не зря уважали и ценили церковнослужители. Патриарх Афанасий рукоположил Петра в сан митрополита Киевского и всея Руси, и тот в прекрасном расположении духа отбыл на родину.
В Киеве, однако, митрополит находился недолго. Он понимал, что важнейшие для страны события будут теперь проходить в другом месте, а значит, и он должен быть там.
Вскоре Петр приехал во Владимир. Но и здесь он не успокоился, будто чувствовала его душа, что и Владимир, в те времена уже большой стольный град, в скором времени уступит первенство другим городам.
Хотя духовенство северо-восточной Руси «единогласно благословило его высокую добродетель», некоторые игумены и епископы попытались очернить митрополита в глазах византийского начальства.
Они сочинили на Петра грязный донос и, видно, переусердствовали. Патриарх Афанасий прочитал донос тверского епископа, приходившегося сыном литовскому князю Герденю, и был потрясен злобным духом письма. Он тут же послал в Восточную Европу известного канониста с заданием самым тщательным образом разобраться во всех пунктах предъявленного обвинения.
В 1311 году в Переяславле-Залесском состоялся Собор князей. Сюда приехали священнослужители, князья и бояре из Твери, Ростова, Владимира и других городов, а также посол константинопольского патриарха. На Соборе присутствовал Иван Данилович Калита, который княжил в это время в Переяславле-Залесском. Он, единственный из собравшихся, безоговорочно поддержал Петра, и эта активная позиция напористого молодого князя сыграла не последнюю роль в судьбе незаслуженно обвиненного митрополита Киевского и всея Руси. Византийский канонист, хотя и испытывал на съезде мощное давление со стороны противников Петра, особенно со стороны тверских князей, но благодаря поддержке Петра Иваном Даниловичем сумел разобраться во всем.
Собор полностью оправдал митрополита всея Руси, снял с него все обвинения. А встреча в Переяславле-Залесском, родном городе Александра Невского, двух выдающихся людей — митрополита Петра и князя Ивана Даниловича — сыграла немалую роль в истории Москвы.
Новый высший сановник Русской православной церкви был человеколюбив и незлопамятен, а когда затрагивались его личные интересы, отличался поразительной беззащитностью, как то было в случае с оклеветавшим его тверским епископом. Он не обвинил ни в чем клеветника, а лишь сказал ему: «Мир тебе! Отныне остерегайся лжи…» Но когда дело касалось преступлений против церкви, Петр являл собой яркий пример непреклонности и строгости. Он мог снять епископский сан с преступившего законы и предать его анафеме. Но к мирянам был снисходителен, противостоял как мог неугасающей распре, тушил пожар вражды между московскими и тверскими князьями.
В 1313 году Петр ездил вместе с Михаилом — тверским князем — в Орду, привез оттуда для русской церкви очень важную льготную грамоту, которая подтверждала уже установленные ранее выгоды для церковнослужителей. В этой грамоте в частности говорилось: «Узбеково слово ко всем князьям великим, средним и нижним, воеводам, книжникам, баскакам, писцам… во всех улусах и странах, где Бога бессмертного силою наша власть держит и слово наше владеет. Да никто не обидит в Руси церковь соборную, Петра митрополита и людей его, архимандритов, игуменов, и проч. Их грады, волости, села, земли, ловли, борти, луга, леса, винограды, сады, мельницы, хутора свободны от всякой дани и пошлины: ибо все то есть Божие; ибо сии люди молитвою своею блюдут нас и наше воинство укрепляют. Да будут они подсудны единому митрополиту, согласно с древним законом их и грамотами прежних царей ордынских… Кто возьмет что-нибудь у духовных, заплатит втрое. Кто дерзнет порицать веру русскую, кто обидит церковь, монастырь, часовню, да умрет!..»[42]
Из этой грамоты видно, как важно было для возвышения власти какого-то отдельного княжества и князя над другими единство и единомыслие светской и религиозной властей.
Роль Петра в развитии Русского государства на этом не ограничилась. Он жил во Владимире. Но по долгу службы и по неспокойному характеру в своей резиденции митрополит всея Руси долго не сидел, много путешествовал по стране. Поставленные им перед самим собой задачи вынуждали его вести неспокойную жизнь «бродячего митрополита». Часто ездил он по удельным княжествам, встречался со священнослужителями, подолгу разговаривал с ними, стараясь убедить всех в необходимости единения Руси.
Но с какого-то момента «Петр полюбил Москву, ее князей и их политику, направленную к единству Руси, подолгу оставался у них»[43]. Знал ли Петр наверняка, какое будущее ожидает городок, раскинувшийся вокруг Боровицкого холма, куда он стал заезжать все чаще? Трудно ответить на этот вопрос определенно.
Москва к началу XIV века представляла собой значительный по тем временам город, но предрекать ему, затерянному в огромной лесной чаше, изрезанной ветвистыми реками, оврагами, великое будущее мог в те десятилетия воистину великий человек. Это сейчас, на рубеже XX–XXI веков, любому школьнику, знакомому с картой Подмосковья и Москвы, ясно, что только Москва могла стать центром крупнейшего государства. От Боровицкого холма разбегаются во все стороны Восточной Европы автомобильные и железные дороги, скрепленные кольцами-орбитами: кольцо вокруг Кремля, Бульварное, Садовое, кольцевая линия метро, МКАД… Древнейшие русские города нанизаны на пояс вокруг Москвы, Золотое кольцо. Системой каналов столица соединена с крупнейшими реками Европы, доплыть по которым можно к пяти морям. Город-солнце. Город-сердце. Город-мозг. Уникальное месторасположение. Великое будущее.
Уже в первые годы своей деятельности первосвященник Петр старался поставить Москву даже выше Владимира. «Он лишил Владимир значения церковной столицы всея Руси. Формального и торжественного переноса Всероссийской кафедры в Москву не было; а просто во время частых своих объездов русских областей все реже приезжал во Владимир, все долее гостил в Москве»[44].
Перенос в Москву митрополичьей кафедры чуть позже осуществит Иван Калита.
Иван Данилович Калита (? — 1340)
Год рождения второго сына Даниила Александровича неизвестен. Но уже на Соборе князей в Переяславле-Залесском, который упоминался в рассказе о митрополите Петре, Иван Данилович предстает перед князьями и священнослужителями как опытный политик, способный отстаивать свои убеждения и интересы единомышленников.