Но что бы я ни делала, ничего не менялось. Когда мама в первый раз приехала в детский дом, я была так рада, что бросилась ей на шею. Долго плакала, прижимаясь мокрой от слез щекой к ее руке, говорила, что больше никуда ее не отпущу, что она должна забрать меня отсюда. И она забрала. Из жалости и непонятного мне тогда желания оправдаться перед собой. Много позже она призналась, что приезжала к матери несколько раз, хотела увести меня, но бабушка не дала.

- Она сказала, что я плохая мать. Но это не так, Женя. Я всегда любила тебя. Я работала, как проклятая, чтобы обеспечить вам безбедное существование. А она… она считала меня пропащей. Бросала мне в лицо, что я нагуляла тебя, что сама во всем виновата. Но это не так… Я оступилась. По глупости, Женя. Мы поссорились с Максимом, он уехал, а я… с его другом… Олег давно ухаживал за мной, никак смириться не мог, что я Макса выбрала. И в тот вечер я сама пришла к нему. Пожалела обо всем уже наутро, но ведь сделанного не воротишь. Олег, узнав, что я беременна, струсил. Пришел ко мне и просил, чтобы я аборт сделала. Боялся, как бы Максим не узнал, что между нами было. Я его за дверь выставила, а сама… матери обо всем рассказала. Думала, пожалеет, совет даст, а она меня по щекам отхлестала и заявила, чтобы я сама расхлебывала то, что заварила. Это уже потом, когда Максим ушел, она смягчилась, даже согласилась забрать тебя. А я в город уехала. Поначалу я тебя ненавидела и даже сейчас, Женя… Ты не виновата ни в чем, но и я поделать с собой ничего не могу. Презираю себя, ругаю последними словами, но как вспомню, что ты жизнь мне искалечила…

Я отпрянула от нее. Но она, ухватив меня за руки, притянула к себе.

- Дурочка ты еще, маленькая. Ничего не понимаешь в жизни.

- А что я должна понять? – закричала я. – Что?..

- Каждый человек стремится быть счастливым и готов заплатить любую цену только за то, чтобы его просто любили.

И только сейчас, потеряв Лешку, я поняла, насколько она была права. Я готова была смириться с его изменой, простить ложь и предательство, только бы он был рядом. Насилие перевернуло мою жизнь, сломало, вывернуло с корнем все, во что я верила, к чему стремилась. Я утратила опору под ногами. И если я раньше я держалась за обиду, то сейчас она превратилась в ничто. Я хотела лишь одного, вернуться в привычный, знакомый для меня мир, забыв обо всем, что произошло. Начать все сначала. Но как?.. Я сжала виски. Боль стучала в голове сотней молоточков. Мне представился заваленный бумагами стол, зажженная лампа под абажуром, спинка черного кожаного кресла, поверх которой небрежно брошен пиджак. Алексей хмурится, просматривая контракты. Поднимает голову, ловит мой взгляд, улыбается и снова склоняется над бумагами. На краю стола лежит телефон. Я вздрогнула. Небо прорезала очередная молния, громыхнул гром. Бросившись к прикроватному столику, я выдвинула ящички и принялась лихорадочно выбрасывать все, что попадалось под руку. Бумажные салфетки, книги, карандаши. С тихим стуком посыпались на пол баночки с таблетками. Спустя минуту я сжимала в руках телефон. Все эти месяцы я не решалась, а сейчас… Одеревеневшими пальцами с трудом нажала на список вызовов. Прокрутила вниз. Буквы расплывались перед глазами. Двенадцатое апреля. Пропущенный вызов от Алексея. Еще один и еще. Внутри все свернулось в тугой узел. Хотелось кричать, плакать. Сердце лихорадочно стучало в груди. Я не отдавала себе отчет в том, что делаю. Мне просто нужно было услышать его голос, сказать, что люблю его, что он нужен мне. Я нажала на «вызов». Время для меня остановилось. Обратившись в слух, я ловила длинные гудки. Считала их, как приговоренный к казни, считает ступени до эшафота. Один, второй, третий. И следом, резко оборвавшись, короткие, как морзянка. Я набирала снова и снова, но длинные гудки всякий раз сменялись короткими. Я бросила сотовый на кровать. Экран засветился ядовито-зеленым светом, на котором отчетливо проступило «Алексей». Пересилив страх, я взяла телефон и открыла сообщение: «Наш развод был оформлен неделю назад. Не звони мне больше». В глазах потемнело. Ухватившись за спинку кровати, я медленно сползла на пол. Вот и все. Точка поставлена. Без моего ведома и участия. Никто не спросил моего мнения, не учел того, что мне может быть нестерпимо больно. Я знала, что Алексей подал на развод, но и подумать не могла, что все закончится именно так. Меня лишь ставили перед фактом. Рвали сердце на живую, вынимая его из груди. Я прижала ладонь к животу. Он ничего не знает о тебе, хороший мой. Не знает о том, через что нам пришлось пройти. Боль, унижение, страх. А если бы и знал? Если бы я набралась смелости и рассказала ему обо всем? Я сдавленно охнула, почувствовав легкий толчок. Потом еще один, и еще. Маленький мой. Я улыбнулась, впервые за эти месяцы, больше напоминавшие кошмарный сон, нежели явь. Радость вытеснила на время остальные чувства. Я была не одна. В голове замелькали картинки. Темноволосая девочка с пухлыми щечками тянет ко мне руки, я целую ее в макушку и прижимаю к себе, замирая от счастья. Она крутит головой, смеется, и я смеюсь вместе с ней. Маленькая ладошка доверчиво скользит в мою. Я подношу ее пальчики к губам и бережно целую один за другим.

К глазам подступили слезы. Я прошла этот путь, чтобы обрести тебя, малыш. Я ошибалась, падала и поднималась. Цена ошибки всегда высока, и что бы мы ни делали, нам не избежать расплаты. Но я расплатилась за все сполна. Чаша моего страдания и без того переполнена. Для Алексея же все только начинается. Я не желала ему зла. И в то же время понимала, что и ему придется платить по счетам. Незнанием, что где-то растет его ребенок, невозможностью видеть, как он делает первые шаги, произносит первое слово. Алексей сделал свой выбор. И я не буду препятствовать ему. Темнота вокруг сгустилась, став почти осязаемой. Она скользила по плечам и рукам, обнимала меня, убаюкивая. Я подтянула колени к груди и положила на них голову. На стене вразнобой плясали тени. Длинные, крючковатые пальцы-ветви сплетались в клубок, расходились и соединялись снова, словно танцуя неведомый танец. Мы встретились лишь для того, чтобы расстаться. Любили лишь для того, чтобы возненавидеть. Сегодня все закончилось. Для меня, для него. Для нас. Подняв с пола телефон, я набрала всего лишь одно слово: «Прости». И, получив сообщение о доставке, удалила номер Алексея. Я ставила в наших отношениях точку. Сердце болезненно сжалось. Оно отказывалось признать неотвратимость того, что произошло. Упрямое, глупое, неподвластное разуму. Оно любило, плакало, рвалось из груди. Его не усмирить, не успокоить. Я закусила губу, сдерживая стон. Что бы ни было, я не буду оборачиваться назад, тешить себя иллюзиями, что все еще можно вернуть. Я буду жить дальше. Переступлю через себя, но не сдамся, не опущу руки. С трудом поднявшись, я легла поверх одеяла и свернулась в клубок. Меня знобило. К утру поднялась температура, и врач, делавший обход, в срочном порядке отправил меня на анализы. Узи показало незначительное отслоение плаценты. Кислицина тут же принялась говорить, что она предупреждала, но ее никто не слушал. Рита спорила с ней, доказывая, что ничего страшного не произошло, и температуру могло спровоцировать все что угодно.

- Готовь операционную, Рита. И не спорь. Все указывает на то, что началось воспаление. Ты не несешь ответственность за ее жизнь, в то время, как я…

- Я подпишу любые бумаги и уйду отсюда. С вашего согласия, или без него, - я встала с кушетки и, пошатываясь, подошла к столу.

- Ненормальная, - Кислицина едва не брызгала слюной, - я врач, без пяти минут кандидат медицинских наук. И какая-то сопливая девчонка будет указывать мне, что делать! Подписывать она отказ собралась. Не я, так в другой больнице…

- Мне все равно, что вы думаете…

- Нужно хотя бы температуру сбить, Женя, - Рита подхватила меня под руки, усаживая на стул. – Я сейчас посмотрю твои назначения. Тебе поставят укол, ты отдохнешь…

- И попаду прямиком на операционный стол. Нет, Рита, - я покачала головой. – Я хочу уехать домой.