— Как что? — буркнул Хантер. — Порвет, да так, что мало не покажется…
— Точно! — согласился туркмен. — А вот сильная и мудрая матерая волчица, которая в своей стае является, как сказали бы музыканты, альтерирующей доминантой, никогда не станет защищать свое потомство от человека. Просто уйдет, уклонившись от столкновения с человеком, хотя могла бы нанести ему раны гораздо более страшные, чем овчарка. Ведь волк истинный боец по своему характеру — он рождается в крови, в крови и встречает смерть. Но почему же волчица поступает именно так? А потому, что здесь действуют законы сохранения вида, сохранения волков как таковых. Самка сможет наплодить еще множество волчат, но для этого ей необходимо уцелеть самой. Соображаешь? — Полковник снова пристально взглянул на Хантера.
— Пока еще нет, — ответил тот. — И при чем тут все эти волчьи отношения?!
— Не спеши, не спеши, не спеши! — остановил его Худайбердыев. — Законы нашего мира не так уж отличаются от законов мира животных: та же жестокая конкуренция, то же поедание слабого сильным, только называется это по-другому. Галина твоя оказалась мудрее, чем обычная женщина. Иными словами, чтобы сохранить «волчий генофонд» — предводителя стаи, — она решила пожертвовать еще не родившимся волчонком!
Рафик Давлет на мгновение умолк, раздумывая.
— Поверь мне: она осознанно приняла это решение. Галина просчитала все: варианты развития событий, вызовы и риски, и в конце концов избрала оптимальный путь. И это означает, что твоему выводку в будущем предстоит занять и удерживать доминирующие позиции в суровой иерархии этого мира… Запомни это, брат мой по духу и крови! — добавил туркмен.
— Если, конечно, он когда-нибудь появится, этот выводок! — горячечно прошептал Хантер, все глубже проникаясь парадоксальной логикой этого удивительного человека.
— Не спеши, не спеши, не спеши! — снова осадил его полковник. — Во-первых, в девяти случаях из десяти в бесплодии женщин виноваты мужчины. А во-вторых, пройдет совсем немного времени, все встанет на свои места, и ты разберешься со своими женщинами и детьми. Закончится война, осядет пыль, ветер унесет дым, остынут стволы и горячие головы. Вам обоим — и тебе, и твоей Афродите, — снова захочется настоящей любви, которую вы, по злой иронии судьбы, познали второпях, на войне. И ты снова безудержно захочешь прикоснуться к ней, как тогда, когда вы укрылись за горным водопадом — помнишь эту нашу поездку? И вы вернетесь друг к другу и станете одним целым, это неизбежно. Успокоенный мирной жизнью, с душой, не обремененной жаждой мести, ты сделаешь свое мужское дело куда увереннее и разумнее, никуда не торопясь и не растрачивая свое семя на двух женщин! Роберт Бернс — был такой шотландский поэт — однажды сказал очень верную вещь, касающуюся и войны, и мира. В переводе это звучит примерно так: «Создать приятней одного, чем истребить десяток!» Так что, Искандер, — выше свой волчий нос! А сейчас вставай и начинай собираться. Форму тебе уже привезли — новенький вертолетный камуфляж. Борт уходит на Кабул через два часа, летишь вместе со мной. С нами на борту будут кое-какие клерки из политотдела армии, но ты никого не трогай — пусть живут, пока живется… Вопросы есть?
— Один, — неожиданно широко улыбнулся Хантер. — Насчет водопада. Вы… все-таки… что-то видели?.. — Он почувствовал, как горячая волна ударила в лицо.
— Еще как! — воскликнул полковник. — Горная вода прозрачна, как хрусталь, а падающий поток иногда образует какое-то подобие оптической линзы, и называется это явление «эффектом линзы». Так что вашу «водную Камасутру», дружище, можно было наблюдать с расстояния в целый километр! Чем мы и занимались со Светланой, правда, недолго. — Он от души расхохотался. — И скажу по чести — мы с нею весьма признательны вам за это смелое эротическое шоу! Благодаря вам в ту ночь к нам словно вернулась молодость, а заодно мы убедились, что и после сорока пяти супружеская жизнь может быть чрезвычайно увлекательной!..
Через час капитан Петренко облачился во все «с нуля». На нем были вертолетный камуфляж, такие же бушлат и кепи, и только берцы остались прежними. Из оружия — Галин «окурок» и ПМ, остальное улетело «на юга» вместе с Тайфуном. Собрав подарки, купленные вместе с Галей на рынках Кабула и Джелалабада, он вместе с Худайбердыевым прибыл на аэродром.
На том же АН-26 летел в Кабул генерал Захаров — Член военного совета Сороковой армии. Рафик Давлет, как выяснилось, был с ним на короткой ноге и «на ты», оба непринужденно беседовали без всяких чинов. Вероятно, в разговоре был упомянут и Петренко, потому что генерал поднялся и направился к нему, чтобы обменяться рукопожатиями.
И тут вышел конфуз: протянутая рука генерала повисла в воздухе. Санин правый рукав был намертво прихвачен суровыми нитками к борту бушлата, чтобы обеспечить неподвижность ключицы со вставленной в нее титановой спицей. Возникла неловкая пауза, Хантер замер, сразу взмокнув от пота, а Захаров продолжал стоять с протянутой рукой.
— Капитана Петренко, несмотря на его «звездную болезнь», судя по всему, в детстве так и не научили здороваться по-человечески, — отпустил ядовитую реплику подполковник Заснин, давний Санин враг, также оказавшийся на борту. — Он, видите ли, даже генералу руки подать не желает!
— Капитан Петренко, — зычно возразил Худайбердыев, поднимаясь и подходя к Захарову, — получил пулевое и множественные осколочные ранения в правую руку и только что вышел из госпиталя. Вдобавок у него сломана ключица, поэтому и рукав к бушлату пришит, чтобы не потревожить срастающиеся кости. Так что ты, Александр Иванович, уж прости парня!
Захаров демонстративно, как иной раз это делают политики перед телекамерами журналистов, протянул офицеру левую руку и потряс его ладонь под любезные улыбки свиты и сопровождающих. Даже подполковнику Заснину пришлось изобразить на физиономии любезный оскал.
В Кабуле Худайбердыев (маленькая месть!) приказал Заснину лично доставить капитана Петренко в Центральный госпиталь и устроить его в гостевой комнате, доложив затем об исполнении. Темно-зеленый от праведного гнева, кадровик безропотно исполнил распоряжение окружного начальства, после чего рванул на своем «уазике» во Дворец Амина — докладывать.
Хантеру, однако, было не до Заснина — он все еще чувствовал слабость после дней, проведенных на больничной койке, перед глазами плавали радужные кольца, в ушах шумело. Он едва дождался, пока водитель перетащит в отведенную ему комнату сумки с бакшишами, и сразу же отправился разыскивать отделение гинекологии.
Это оказалось несложно, а в отделение пустили без проблем: пара бутылок коньяка открыла все двери.
Галя лежала в палате одна. При виде любимого она вымученно улыбнулась. Выглядела она невероятно слабой — те же огромные глаза на пол-лица, пергаментная кожа, сеточка незнакомых морщинок в уголках глаз.
— Вот и все, разрушен алтарь твоей богини… — Слезы сами собой полились из ее глаз.
— Ничего, возведем новый, в другом месте. — Обнимая ее, гладя тело возлюбленной, Александр с невольным испугом отметил: от его Афродиты осталось не больше половины, под одеялом — кожа да кости. — Все будет хорошо, родная моя. — С трудом наклонившись и преодолевая резкую боль в сломанных ребрах, стянутых эластичными бинтами, он нежно поцеловал ее сухие губы. — С нами все будет хорошо, любовь моя! — В ту минуту он действительно верил в это. — Вот теперь для нас начался настоящий обратный отсчет этой войны…
5. Обратный отсчет
Хантер оказался прав: именно в этот серый мартовский день оба — и он, и Галя — внезапно поняли: война для них практически закончилась. И хоть в действительности она продолжалась — лилась кровь, гибли люди, горели машины, — но для этих двух молодых людей война умерла вместе с их неродившимся ребенком…
На следующий день Александр вылетел «на юга», пообещав встретить любимую уже там. В бригаде его ждали, хотя комбат встретил своего зама неприязненно. Причины на то были: существенные потери в составе первой роты, обстановка тотальной секретности — никто не имел права рассказать даже ему о деталях СПО, а также ливень наград, с необычной скоростью и щедростью обрушившийся на роту, принимавшую участие в операции.