— Александр Николаевич! — обратился хирург к раненому, и само это почти официальное обращение заставило капитана насторожиться. — Если вам не трудно, зайдите, пожалуйста, в ординаторскую. Нам надо поговорить.
Александр поднялся и двинулся вслед за медиками. Сердце колотилось: он всей кожей чувствовал дыхание близкой беды. В кабинете его усадили на кушетку, поставили рядом стакан воды.
— Скажите, вы знали о том, что ваша супруга беременна? — Это известие свалилось на раненого как гром среди ясного неба.
— Н-нет… — прохрипел капитан. Во рту пересохло, он весь покрылся холодным потом, руки начали неметь.
— Мужайтесь, Александр Николаевич. — Хирург поднес стакан, дал глотнуть воды и слегка похлопал по плечу. — Мы должны сообщить вам, что Галина Сергеевна сейчас в довольно тяжелом состоянии, — проговорил он, следя за тем, как реагируют Санины зрачки. — Сегодня ночью у нее случилось самопроизвольное прерывание беременности…
— Как?! — сорвался с места Хантер. — Что же она молчала, дуреха?! Я бы ни за что не стал ее брать с собой сюда! — Он закружил по ординаторской, расталкивая ногами стулья. — Галка, Галка! — глухо рычал он. — Что же ты наделала?!
— Именно поэтому она вам ничего и не сказала, — вставил начмед, темноволосый подполковник, похожий на осетина, пытаясь снова его усадить. — Она и сейчас просила вас не беспокоить…
— Где она?! — опять рванулся Хантер, отталкивая медиков. Острая боль в поломанных ребрах и ключице внезапно прошила все тело, как автоматная очередь. Перехватило дыхание, в ушах зазвенело, из глаз брызнули слезы. Он застонал и рухнул на кушетку. — Где Афродита? — прохрипел он. — Где она, что с ней?
— Ваша жена, — продолжал хирург, — находилась на третьем месяце беременности…
«И ты, паршивый дурак, ничего не замечал! — мысленно проклял себя Хантер. — Ни хрена не видел вокруг, кроме чертовой войны!»
— …И все протекало нормально, но длительные физические перегрузки, стрессы, напряженная работа в операционной и, наконец, существенная потеря крови…
— Что же она натворила!.. — замотал головой Александр, готовый взвыть от отчаяния. — А вы-то что? Почему не запретили ей это донорство? Зачем она вызвалась?
— Вы сами должны помнить, — строго заметил Вихлюев, — счет шел на секунды, срочно требовалась кровь, вы находились в состоянии клинической смерти… Времени на обследование Галины Сергеевны у нас не было, мы даже не проверили, действительно ли совпадают ваши группы крови, доверившись ей как медику.
Спокойный голос хирурга проникал в Сашкино сознание словно из потустороннего мира, глаза застилала радужная пелена слез.
— Жена отдала вам более семисот граммов собственной крови, — вмешался начмед, — отчетливо сознавая, что ставит под угрозу не только жизнь будущего ребенка, но и свою собственную…
— Мужики! — Здоровой рукой капитан схватился за лицо. — Найдется у вас выпить? Налейте мне сотку спирта, не то придется вам еще и меня откачивать! Даю слово десантника — выпью и успокоюсь, возьму себя в руки!
Начмед с Вихлюевым переглянулись. Хирург отпер несгораемый шкаф, и через минуту капитан Петренко, задержав дыхание, как перед прыжком с вышки, махнул сто граммов неразведенного, запив водой, и снова рухнул на кушетку.
Выждав пару минут, Вихлюев продолжил:
— К сожалению, выкидыш сопровождался сильным кровотечением. Галина Сергеевна постучала к соседкам, и те доставили ее на носилках в операционную. Мы сумели остановить кровотечение… Перед тем как потерять сознание, она просила передать вам, что любит вас, а еще — не ругать ее за то, что она решила поехать с вами, ведь благодаря ей вы смогли выжить. — Хирург неожиданно грустно улыбнулся.
— Где она сейчас? — почти беззвучно спросил Хантер, чувствуя, что сердце вот-вот остановится. — Она жива?
— Жива, — вступил начмед. — Рано утром на Кабул уходил санитарный борт, мы отправили ее вместе с тяжелыми ранеными. В Кабульском госпитале есть гинекологическое отделение, там ей окажут самую квалифицированную помощь. Не волнуйтесь, сейчас ее жизни уже ничего не угрожает…
Стандартная медицинская фраза, которая будто бы должна была успокоить Хантера, повисла в воздухе.
— Я вылетаю в Кабул! — Капитан был уже на ногах. — Прошу выписать меня сейчас же! Дайте мне какую-нибудь форму, верните оружие, и я немедленно, первым же бортом…
— Успокойтесь, Александр Николаевич, — твердо промолвил хирург и снова потянулся за колбой со спиртом. Начмед одобрительно проследил за его действиями. — В таком состоянии лететь вам нельзя, а если и доберетесь до Кабула — то прямиком на госпитальную койку. Выпейте еще. — Он поднес капитану стакан, и тот проглотил бесцветную жидкость, не почувствовав ни вкуса, ни запаха.
— В гинекологию вас никто не впустит даже с гранатой в руке, — продолжал Вихлюев. — А жене вашей необходимо время, чтобы прийти в себя. Полежите пока здесь, она тем временем отдохнет и поправится, а через несколько дней встретитесь в Кабуле. Согласны?
Хирург уговаривал его, словно малое дитя.
— Ладно! — Хантер оперся о край стола и поднялся. Ноги держали нетвердо, голова кружилась. — Уговорили… Три дня, господа медики… Даю вам три дня, иначе я разнесу эту вашу медицинскую контору к чертям собачьим! На четвертый день я должен быть в Кабуле! — Он направился к двери, но на пороге остановился, цепляясь за косяк.
— Скажите, Сергей Михайлович… Галя сможет иметь еще детей? В будущем?
— Не могу утверждать однозначно, — ответил тот. — Скорее всего нет. Но медицина сейчас развивается так стремительно, что в ближайшие годы, возможно, появятся новые методики, и тогда…
— Благодарю, доктор… — Скрипнув зубами, капитан захлопнул дверь и направился в палату.
Там он рухнул на койку и неподвижно уставился в потолок. Неконтролируемый взрыв эмоций сменился глубокой депрессией. Почти сутки он пролежал совершенно неподвижно. Слезы текли из глаз, но не было сил даже для того, чтобы их вытереть. К нему заходили врачи, сестры делали какие-то уколы, пару раз ставили капельницы. Хантер не отвечал на вопросы, словно не понимая смысла слов, не реагировал на окружающее.
В то же время он вел длинные мысленные разговоры с самим собой и с Афродитой. Проклинал себя за то, что не уберег свою жемчужину, ласково упрекал девушку за ее решение отправиться в Нангархар, когда она уже носила в себе дитя, зачатое в любви среди ужасов войны, боли и страха. Он не успел узнать этого малыша, ничего не знал о нем, ибо тот так и не появился на свет по вине своего отца… Но гораздо острее он тосковал по Афродите, матери своего нерожденного сына, спасшей его, Санину, жизнь такой высокой ценой…
Его состояние переполошило медиков — в палату зачастили врачи-специалисты. Однако апатия, несмотря ни на какие меры, не покидала Саню, и только биологические часы где-то глубоко внутри его существа отсчитывали дни, часы, минуты и секунды, оставшиеся до выписки из госпиталя, обещанной Вихлюевым.
На третьи сутки в палате появился полковник Худайбердыев. Ваганов в это время находился в Кабуле, Тайфун улетел в края «южнее южных», где его уже поджидал заменщик. Санины соседи внезапно исчезли — кто отправился на перевязки или процедуры, кто попрыгал на костылях перекурить…
— Что, Искандер, закручинился? — Полковник присел в ногах кровати. — Тоскуешь по Афродите? Серьезная причина…
— Это не тоска, рафик Давлет, — с трудом выговорил тот. — Ума не приложу, что делать, как дальше с этим жить? Как я Гале в глаза посмотрю? Она же знала, знала, на что решается… — Он безнадежно махнул рукой.
— Я ведь говорил тебе когда-то, что основателем моего рода считается праотец-волк? — неожиданно спросил туркмен, искоса разглядывая раненого.
— Ну, — вяло отозвался тот. — А какое отношение это имеет к нам с Галиной?
— Ты послушай, а потом сам сделаешь вывод, — предложил полковник. — Так вот, волки — сильные, умные, выносливые, жестокие и красивые звери. Но в их поведении есть некоторые особенности, отличающие их от всех остальных хищников… Кстати, как ты думаешь, что произойдет, если ты попытаешься отнять щенка у овчарки? — спросил он.