ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Чуть ли не истерика. Вопли и стоны. «Что ты имеешь в виду — она про— сто ушла от тебя и ребёнка. Что ты хочешь этим сказать? — кричала его мать, повторяя эти слова снова и снова, словно у неё заело пластинку в мозгу. сто взяла и ушла? От тебя и ребёнка? О-о-о!» Стенания, воспоминания о которых пришли из его детства. Помнишь, как тебя поймали за кражей у Фордхема? И как ты был в кабинете управляющего? Администратор знал их семью. В то время у отца Теда была небольшая закусочная неподалёку, и вместо того, чтобы вызывать полицию, администратор позвонил в магазин. Он с Джонни Мартином хотели проскользнуть в боковую дверь в тот момент, когда Джимми Перетти открыл её изнутри и они попытались проскочить в них из тени, в которой сидели, притаившись, как командос из фильма «Удар на рассвете» — только для того, чтобы их сразу же перехватил швейцар и теперь их как уголовников ждал «Большой Дом». — «Вы что, хотите сказать, что мой сын преступник? О-о-о!» «Вот уж не представлял тебя в этой роли, малыш», — сказал брат, когда завзятого преступника отпустили в обмен на блюдо горячей индейки.

До рождения Билли Тед с Джоанной ездили в Форт Лодердейл познакомиться с новым домиком Доры и Гарольда Крамеров в жилом комплексе, с небольшим садиком вокруг бассейна. Пока Гарольд смотрел телевизор, Дора познакомила их с окрестностями и соседями. «Это мой младший сын Тед и его жена», — говорила она. Соседей, расположившихся около бассейна, интересовал, главным образом, круг занятий сыновей; дочерей же и невесток отличали только по их мужьям. Тед продаёт, намекнула она, не упоминая, что он продаёт журнальную площадь под объявления, потому что так и не могла толком разобраться, что это такое. Ей было бы куда легче справляться с объяснениями, если бы он был крупным оптовым торговцем алкогольными напитками, как его брат, о котором мать говорила: «А это мой старший сын Ральф, он крупный оптовик в торговле алкоголем», — или же врачом, как сын Саймонов.

— Так что же ты теперь собираешься делать?

— Разводиться.

— Никогда не слышала ни о чём подобном.

— Это очень современно.

— Как это только могло случиться?

— Тед? — Его отец отвлёкся от хода игры по телевизору, решив наконец, что вопрос достаточно важен для разговора по телефону.

— Как ты там, папа?

— И ты позволил своей жене уйти от тебя?

— Решение было принято недемократическим путём.

— И она оставила малыша? О-о-о!

Теперь ещё и он застонал. Позор, свалившийся на их головы, был просто невыносим. Он никогда раньше не слышал, чтобы отец издавал звуки, свойственные ранее только матери.

— У меня всё в полном порядке.

— В порядке? — вскрикнула мать. — Как всё может быть в порядке, если…

— Мама, послушай…

— Жена убежала от тебя…

— Я уже нанял экономку, потрясающую женщину. Она сама вырастила сына и может заботиться о другом ребёнке.

— Кто она? — быстро спросила мать.

— М-м-м… полька.

— Хорошо. Они умеют работать. Ах, впрочем, какая разница? Это же трагедия, настоящий позор.

— Она очень хороший человек. Она будет приходить каждый день и возьмёт на себя все заботы.

— Какой позор! О, эта женщина! Она сущая бродяжка! Бродяжка!

— Мама, в Джоанне в самом деле оказалось много такого, о чём я и сам не подозревал. Но если она бродяга, — сказал он, стараясь подавить смех, — как её удержать дома?

— Бродяга, — с напором повторила она.

— Шлюха, — решительно вмещался отец.

Он постарался успокоить их, но успеха достичь не удалось. Вешая трубку, он лишь хмыкнул, представляя себе, что они говорят об этой бродяге и шлюхе.

Она называла его Вильям, он же обращался к ней как к миссис Валевска. Тед тоже называл её миссис Валевска, а она его мистер Крамер, и порой Теду казалось, что такая подчёркнутая вежливость свойственна, скорее, почтенным семьям типа Кеннеди, чем их общению, когда она оказывает ему помощь. Она была мягкая рассудительная женщина, достаточно бережно обращающаяся с ребёнком. Для Билли мысль о том, что мама ушла навсегда, продолжала оставаться непредставимой. Реальностью же были детали и подробности его жизни — кто отведёт меня в садик, кто заберёт, кто сделает мне бутерброды, когда я смотрю телевизор, кто приготовит ужин, кто сделает то, что должна делать мама? Это были ощутимые и реальные вещи, и его пугала возможность, что в их жизнь может вторгнуться что-то непредсказуемое. Отсутствие матери отнюдь не означало, что мир вокруг рухнул. Пока его куда больше волновало, дадут ли ему бутерброд с ореховым маслом. Разыскивая по всему дому миссис Валевска, он засыпал её градом вопросов — когда он пойдёт в садик и когда вернётся, кто его будет ждать, когда будем есть, словом, кто и что делает и кто где. Каждый раз, когда приходила миссис Валевска, он снова сталкивался с тем, что никак не мог себе представить — это не мама? Проблема всё ещё ждала ответа. В какой-то мере помогало присутствие миссис Валевска. Через несколько дней Билли уже говорил: — Папа, миссис Валевска говорит, что мне хватит пирожных. Но я же съел только одно. — Как-то утром, когда, ведя Билли в садик, Тед ускорил шаги перед переходом, он услышал предупреждение: — Там сказано «Не идти», папа.

— Мы пойдём только, когда там появится «Идите», мистер Крамер. — Он уже знает это назубок.

— Хорошо. — Не хотите ли взять и меня за ручку, миссис Валевска, и перевести через улицу?

Она вносила надёжность и основательность в их существование… В глубине души оба они ещё испытывали растерянность. Но все мелочи — от сандвичей с ореховым маслом до прогулок и знакомства со светофорами — миссис Валевска брала на себя.

Для людей, с которыми ему приходилось встречаться, в случае необходимости у него была наготове краткая информация типа «Моя жена не справилась с обязанностями хозяйки дома и матери» — и обычно он добавлял: «Но мы прекрасно управляемся при помощи чудесной домоправительницы». Он выдавал эту тираду одним духом, что избавляло его от расспросов.

Через несколько дней, когда дома всё наладилось и течение дел обрело почти нормальный характер, он решил позвонить родителям Джоанны, потому что давно не имел от них никаких известий. Может быть, они знают, где сейчас Джоанна. Они не знали. На долю Теда выпала обязанность сообщить им новости.

— Вы ничего не знаете?

— Что именно?

— Джоанна оставила нас, Гарриет. Она ушла. Она бросила Билли и меня и занялась поисками самой себя.

— Ах, вы мои сообразительные пампушки. Значит, это я должен вам всё рассказывать? На другом конце провода наступила долгая пауза, — Я предполагал, что она сама поставила вас в известность.

— Она оставила сына? Своего собственного ребёнка? — И своего мужа. Она и меня бросила.

— Что ты ей сделал?

— Ровно ничего, Гарриет. Я не просил её, чтобы она оставляла нас.

— Кажется, у меня сейчас будет сердечный приступ.

— Теперь уж не стоит волноваться, Гарриет. А где Сэм?

— В другой комнате.

— Притащите его. Я жду.

— У меня сейчас будет сердечный приступ.

— Обождите со своими приступами. Приведите Сэма. Он исходил из того, что человек, который оповещает о сердечном приступе, не собирается испытывать его.

— Алло?

— Сэм, с Гарриет всё в порядке?

— Она сидит тут же.

— Она сообщила вам?

— Как только ты решился звонить нам с такими известиями?

— Ну, может быть, мне в самом деле стоило бы написать.

— Джоанна оставила своего ребёнка?

— Да, она…

— Её собственного прекрасного малыша?

— Она сказала, что у неё есть такая потребность.

— У меня сейчас будет сердечный приступ…

— Подождите, Сэм…

— У меня сейчас будет сердечный приступ. Гарриет, поговори с ним. У меня сердечный приступ.

— Сэм, если вы можете говорить об этом, у вас нет никаких приступов. — Он уже сталкивался с подобным его поведением.