Ее бил озноб, болезнь давала о себе знать. Ноги почти не слушались, но Вера заставляла себя идти.

Вдруг раздался шум колес, показалась легковушка. Фары, освещающие пространство, на мгновение охватили полусогнутую Веру с искаженным от страха лицом.

Вера побежала.

Единственной мыслью в ее голове было: «Они меня не поймают, они меня не поймают».

Она бежала так быстро, как только позволял ее истощенный организм. Впереди показалась горная река и небольшой мостик, и Вера бросилась к нему, с ужасом слыша позади себя топот ног.

Нет, не хотела она быть пойманной и снова оказаться в рабстве. Лучше уж смерть. Вера сделала последнее неимоверное усилие, донесшее ее до мостика, и прыгнула в воду.

Глава 4

Очнувшись, Вера увидела над собой тусклый голубой свет лампочки. Она повернула голову, чтобы посмотреть, где она находится, и застонала от боли. Ощущение было такое, как будто голова была посажена на металлический стержень и уже не могла вращаться самостоятельно.

Вера сделала еще попытку и наконец смогла повернуться на несколько сантиметров. Краем глаза она увидела белый прямоугольник, должно быть, дверь.

Прямоугольник неожиданно из белого превратился в черный, на его фоне возник силуэт человека.

— Ой ты, Боже, очнулась! — услышала Вера женский голос. Повернуться полностью Вера не смогла и ждала, пока женщина приблизится к кровати.

Женщина же, вместо того чтобы подойти, исчезла в том же самом прямоугольнике, и Вера снова услышала ее голос:

— Доктор, девочка очнулась!

Врач, высокий блондин с пронзительными голубыми глазами, наклонился над ней, взял ее кисть и проверил пульс.

— Говорить можешь? — обратился он к Вере.

Вера выдавила из себя сиплое «да» и хотела в подтверждение кивнуть головой, но не смогла.

— Как зовут тебя, ты помнишь?

— Вера, — снова просипела она.

— А в Тереке как ты оказалась, Вера, ты помнишь?

— Да.

— Отметь в журнале, что пациентка пришла в сознание, — обратился врач к медсестре. — И родственников предупреди.

Вера, с трудом сохраняя дыхание, кратко отвечала на вопросы доктора. Как ей удалось справиться с течением, она объяснить не могла.

Веру нашли без сознания на берегу Терека в районе станицы Галюгаевской. Местные казаки на грузовике отвезли ее в районную больницу. Там Вера пролежала без сознания почти две недели. У нее было воспаление легких и сильнейшие ушибы спины и шеи. Врачи считали, что девушка выжила лишь чудом.

Была подключена милиция, ибо никто не знал, кем она была. Следователи быстро вышли на дело о пропавшей десять месяцев назад девятнадцатилетней Дымовой Вере, которая исчезла из поезда, следовавшего в Москву.

Из районной Веру перевезли в краевую больницу. Молодой крепкий организм делал свое дело, и Вера постепенно снова обрела способность нормально двигаться и разговаривать.

Вот только по ночам ее еще долго преследовали кошмары, и Вера просыпалась с криком и со слезами на глазах.

Отец с братом приезжали в больницу так часто, как могли. Сестра была пару раз, маленькие дети и хозяйство не позволяли ей приезжать в город чаще.

Губы отца затряслись, когда он увидел ее, такую маленькую и жалкую, лежащую на больничной койке.

— Слава Богу, живая, — только повторял он, прижимая ее горячую руку к своим губам.

Вера выздоровела. Для ее семьи и речи быть не могло, чтобы Вера ехала обратно в Москву.

Но Вера не переставала думать о Владимире.

Отец рассказал ей, что спустя месяц после ее исчезновения приезжал к ним в село молодой человек, назвавшийся Владимиром, сказал, что из училища. Расспрашивал, что они знают о случившемся. После исчезновения Веры на селе то и дело возникали истории о молоденьких девушках, пропавших без вести в Ставропольском крае. Кто‑то говорил о маньяке, бушевавшем в регионе, а кто‑то утверждал, что девушек похищают чеченцы.

Брат, четыре года назад отслуживший в армии, знал, что похищения людей приобретали в Ичкерии все больший размах. Знал он и то, что на Северном Кавказе существовали невольничьи рынки, где за сходную цену можно было приобрести раба на любой вкус. Как и всякий товар в условиях рынка, пленники делились по категориям: социальному статусу, материальному положению.

Однажды Михаил своими глазами видел сбежавшего из чеченского рабства человека. Трудно было представить, что этот худой и изможденный мужчина с ужасающими шрамами от кандалов на ногах когда‑то, по его словам, весил сто десять килограмм. Он находился в рабстве четыре года. Днем он собирал черемшу. Цепь от кандалов прикрепляли к дереву, потом, когда участок был очищен, переводили к другому. И так весь сезон. Спал под деревом на цепи, как собака. Лишь случай помог сбежать этому человеку.

Всеми этими слухами и фактами Михаил поделился с Владимиром, когда тот рассказал, что был на железнодорожной станции, с которой исчезла Вера, расспрашивая местных в надежде, что кто‑нибудь что‑то видел или помнит.

Побыв дома и истомившись от неизвестности о Владимире, Вера все‑таки уговорила отца отпустить ее в Москву. Миша поехал с ней.

Вера была очень благодарна брату за эту самоотверженность. Как‑никак семья у него, двое маленьких детей, работа, а он все оставил и поехал с ней, чтобы защитить ее, не дать ей снова попасть в беду.

С вокзала они первым делом направились в общежитие, чтобы, если им разрешат, приютиться у девчонок. Вера не была уверена, сохранилось ли за ней место.

Сидевшая на вахте баба Валя сначала потеряла дар речи, а потом, когда оправилась от первого шока и начала говорить, ее было уже не остановить.

— Как же это, девочка, как же это? Ты где ж это пропадала? Мы тут совсем извелись, ничего о тебе не зная. Девчонки всю Москву на уши подняли.

— Баба Валя, все уже хорошо. Я жива. А вот это мой брат Миша, — оборвала Вера рассетовавшуюся вахтершу.

— Михаил, — представился брат.

Баба Валя, должно быть, хотела все подробно расспросить у Веры, но присутствие брата остудило ее.

— Баб Валь, а за мной место сохранилось?

— Да как же, деточка, мы ведь от тебя чай уже год ничего не слышали. Нет, к сожалению, порядки такие. Новенькую на твое место заселили.

— Баб Валь, нам бы перекантоваться несколько дней где‑нибудь. Мне в училище надо. Не знаете, может, кто‑то сдает?

Баба Валя наморщила лоб, стараясь вытащить из закоулков своей памяти какой‑нибудь подходящий вариант, но вдруг, хлопнув себя по лбу, воскликнула:

— Вот башка дурная! Да у нас тут недавно комната освободилась, девчонки только через два дня будут заселяться. Вы там с братом можете эти дни пожить. — И, обратившись к Мишке, добавила: — Но только ни‑ни, веди себя хорошо в женском общежитии, никаких глупостей.

— Честное благородное, — произнес Михаил, положив руку на сердце с таким убеждением, что баба Валя больше ничего не сказала и как‑то странно посмотрела на них обоих.

— Ну идите, комната двести шестнадцать, вот ключ.

Оставив ненадолго брата, Вера, прыгая через две ступеньки, побежала на пятый этаж к своим бывшим соседкам по комнате.

Дверь открыла Лерка и, не поверив сразу своим глазам, сделала шаг назад.

— Верка?! О Боже, девочки, Верка!

Девчонки окружили Веру, тиская со всех сторон.

— Дуреха, где ты была? Мы же тут все чуть с ума не сошли.

И Вера, сидя на чьей‑то койке, сквозь слезы вкратце рассказала, что с ней случилось год назад, после посадки на поезд в Москву.

— Вер, ты героиня, — наконец произнесла Лерка, после того как Вера закончила свой рассказ, который она свела к минимуму.

— Неужели существуют на свете такие люди, как этот Халид?.. — произнесла другая. На что Вера только заплакала — так больно ей стало от всех этих воспоминаний.

На следующее утро она в сопровождении Михаила отправилась в училище. Она точно не знала, хочет ли продолжать учиться. Ей было тяжело уйти от воспоминаний, которые заставляли ее задыхаться от слез. Одно она с точностью знала: ей надо было увидеть Владимира. Он защитит ее, он взрослый, он скажет ей, что для нее сейчас лучше. Если скажет, что надо продолжать учиться, Вера будет. Она все сделает для того, чтобы он ей гордился.