— Во это же классика! — изумилась Зоя Павловна.

— Классика бывает разная! — директор достала какие-то записи. — Какие выражения, а? «Девчонка хабальная», «геморрой расходился», «мухортик».

— «Мухортик» — это значит маленького роста, — подсказала режиссер.

— «Старая карга», — продолжала цитировать директор, — «старая дура», «убирайся к свиньям!», вы что же, собираетесь пропагандировать всю эту ругань?

— Но это же тысячу раз произносилось со сцены!

— Зачем же произносить в тысячу первый! — Директор опять полезла в записи. — А вот эти намеки на сегодняшний день: «А то торгуем, торгуем, братец, а пользы ни на грош» — или тут: «Таскают родным и любовницам». Для чего нам бить по больному месту?

Зоя Павловна не нашлась что ответить.

— То-то! — чуть улыбнулась глава клуба. — И потом, на сцене все время «я рюмочку выпью», «я водочки выпью». Вы не только брань, вы и пьянство собираетесь пропагандировать?

— Но это когда пьют, во времена Островского!

— А ставят в какие времена? Нет у вас политического чутья, Зоя Павловна! Вам надо искать современную пьесу без всяких намеков, без площадной брани, без того, чтобы дочь, как у вашего классика, обхамливала родную мать!

Зоя Павловна не удержалась:

— Скажите, а почему, когда вы меня вызываете, я всегда чувствую себя виноватой, почему?

Директор вздохнула:

— Ох, и тяжело с вами, с творческими единицами! Вот вы, всех дел — режиссер самодеятельности, а думаете, что вы — Станиславский!

— Да не думаю я!

— И зря! — прервала директор. — Режиссер должен думать, потому что писатели частенько пишут не думая, режиссер должен быть смелым и инициативным! Идите!

Зоя Павловна вернулась в зрительный зал, где ее ожидали артисты.

— Директор категорически против!

— Она всегда против всего! — спокойно отреагировал артист, который репетировал Ломова в первом составе. — Если она не будет против, для чего же она тогда?

Вечером Зоя Павловна звонила домой Герману Сергеевичу.

— Извините, я бы хотела получить мою сумочку…

— Ну?… — неожиданно отреагировал Герман Сергеевич.

— Вечером у меня репетиция, днем мне надо в комбинат, где шьют чеховские костюмы, а если я заеду к вам на работу утром?

— В семь! — предложил Герман Сергеевич.

— Утра? — ахнула Зоя Павловна.

— В это время я бегаю в Озерном парке. Машина стоит у входа с Лиственной улицы. — Герман Сергеевич произнес длинную тираду, утомился и повесил трубку.

Ранним утром Зоя Павловна слезла с трамвая на конечной остановке и сразу обнаружила зеленый «Москвич». Заглянула внутрь — на переднем сиденье торжественно возлежала ее сумочка. Часы показывали без десяти минут восемь. Германа Сергеевича видно не было. И Зоя Павловна заглянула в парк.

Здесь семенили по дорожкам любители бега трусцой, их без зазрения совести обгоняли молодые крепкие ребята спортивного склада, и среди молодежи бодро несся Герман Сергеевич.

— Доброе утро, — начала было Зоя Павловна. — К семи я, конечно, не успела.

Но Герман Сергеевич, лишь мотнув головой, стремительно промчался мимо. Зоя Павловна растерянно осталась ждать.

Но ждать ей пришлось недолго. Вскоре запыхавшийся Герман Сергеевич притормозил возле нее.

— Здрасьте!

— Вы извините, что я вас беспокою…

— Ну… — Герман Сергеевич уже шел к машине. Здесь он взглянул на усталую и заспанную Зою Павловну и неожиданно спросил: — Любите спать?

— Я и ложусь поздно.

— Плохо! — констатировал Герман Сергеевич и отворил дверцу машины, сначала свою, а потом соседнюю.

— Что, залезть внутрь? — не поверила Зоя Павловна.

— Отвезу! — сжалился Герман Сергеевич и, чтобы было без перебора, добавил: — До метро!

— Я могу и на трамвае, конечно…

— Ну! — цыкнул Герман Сергеевич.

Зоя Павловна шмыгнула в машину, села на собственную сумочку и вытянула ее из-под себя. — Сколько у вас лишних хлопот из-за меня!

— Да! — Герман Сергеевич включил двигатель. — Ничего. Все путем… Нормально…

Машина ехала вдоль трамвайной линии.

— Вообще-то я вас бы не беспокоила, — извиняющимся тоном говорила Зоя Павловна. — Денег в сумочке… два рубля… но еще профсоюзный билет, мне его надо…

— Гм! — хмыкнул, не дав договорить, Герман Сергеевич.

— Что вы сказали?

— Вы за кого болеете?

Зоя Павловна подумала.

— За ташкентский «Пахтакор»!

— Зачем я тогда вам сдался? — удивился Герман Сергеевич, не поняв, что Зоя Павловна пошутила.

— Вы — мне?… — Зоя Павловна решила не раскрывать карты. — Просто уличное, нет, стадионное знакомство!

И тут Герман Сергеевич улыбнулся. Улыбка поползла по его лицу от губ к глазам и ушам.

— Надо мной посмеиваетесь? — грустно спросила Зоя Павловна.

— Да!

— Ну и на здоровье!

— И над собой! — вдруг сознался Герман Сергеевич. — Почему я не сдал вас в милицию?

— Меня! — возмутилась Зоя Павловна. — В милицию?

— А что это вы вокруг моей особы затеяли кольцевую гонку?

— Надо! — озорно ответила Зоя Павловна. — Вон метро, приехали!

— Надо? — угрожающе повторил Герман Сергеевич.

— Очень!

И тогда, вместо того чтобы нажать на тормоз, Герман Сергеевич нажал на газ, и машина помчалась как угорелая.

— Эй! — испугалась Зоя Павловна. — Вы что? Вы куда?

Герман Сергеевич не отвечал.

— Ну и ладно! — махнула рукой Зоя Павловна. — Гоняйте, если вам бензина не жалко, а я подремлю, я совершенно не выспалась!

И действительно закрыла глаза.

И открыла их, когда машина уже стояла, и Герман Сергеевич достаточно невежливо тряс ее за плечо.

— Ну! — И открыл дверцу.

Зоя Павловна выглянула, всмотрелась и разозлилась:

— Да это же стадион!

— Ну!

— Так он же черт знает где, зачем вы меня сюда завезли? Это же, извините, хамство!

— Здесь познакомились, здесь и раззнакомимся!

— Не выйдет! — уперлась Зоя Павловна. — Сказали до метро, вы судья, выполняйте свое слово!

— Да! — Это тоже было одним из любимых высказываний Германа Сергеевича. Он вынул ключи из замка зажигания, вышел из машины и зашагал куда-то.

Зоя Павловна выглянула наружу:

— Репетиция у меня вечером, а в комбинат за костюмами в крайнем случае могу и завтра прийти. — И захлопнула дверцу.

Герман Сергеевич уходил не оборачиваясь. Зоя Павловна снова приоткрыла дверцу.

— Вот уйду, и машина останется не запертой!

Но Герман Сергеевич не испугался, он прямиком направлялся в здание стадиона, прошел там по длинному коридору и взялся за ручку двери, на которой висело объявление: «Заседание спортивно-технической комиссии. Посторонним не входить».

Совещания, как известно, временем не регламентируются. Прошло часа два, не меньше, прежде чем Герман Сергеевич освободился. Зоя Павловна, которая все еще находилась внутри зеленого «Москвича», увидела Германа Сергеевича и притворилась спящей — вроде бы уютно прикорнула…

— Почему вы еще тут? — громким голосом потревожил ее сон Герман Сергеевич.

Зоя Павловна потянулась всем телом.

— Помните, вы спали в комнате, теперь моя очередь в машине!

— Что вам, в конце концов, от меня нужно? — серьезно спросил Герман Сергеевич, и Зоя Павловна посмотрела ему в глаза тоже серьезно.

— Поэтому вас и ждала. Унижаться больше не могу!.. У вас есть внук?

— Теперь есть! — не без гордости признал Герман Сергеевич.

Зоя Павловна горько усмехнулась.

— А у меня тоже есть и одновременно нету… И меня тоска губит… Я уже не надеюсь, правда, что мне удастся вас пронять. Меня зовут Зоей Павловной.

— Так вы, значит, Зоя, — ахнул Герман Сергеевич. — Которая Павловна?

— Теперь вам понятно?

— Понятно, что у нас с вами общий внук! — вздохнул Герман Сергеевич.