Нет, конечно, лучше будет, если Лида не придет. Может, Бог даст, у нее ребенок заболеет или муж ее не отпустит.

«Нет, если она не придет, — думал Толоконников, — на кой черт я тогда сошел в этом Крушине? И вообще, годы уходят. А вспомнить нечего. А так будет приятно вспомнить — вот какая история случилась со мной… Нет, все-таки лучше, если из этого не произойдет никакой истории…»

Толоконников слонялся без дела по городу. Время тянулось медленно, потому что время никогда не движется с нормальной скоростью — либо спешит, либо опаздывает.

Потом Толоконников захотел поесть. В ресторан не пошел, а на ходу, в уличном кафе, взял сосиски, булочку и все это торопливо запил молоком. Пил он прямо из бутылки, забыв, что ему вместе с ней дали бумажный стаканчик. Уборщица, которая составляла на поднос грязную посуду, укоризненно поглядела на Толоконникова:

— Ох и надо работать над вашей культурой, чтобы вы ели как людям положено!

— Извините! — сказал Юрий Сергеевич и побежал искать мастерскую, где чинят телевизоры. Найти ее оказалось легко, и Толоконников начал ждать. Он успел как раз вовремя — была половина четвертого, а вдруг он не расслышал и Лида сказала, что придет без четверти четыре. Потом набежало без четверти, потом четыре, и половина пятого, и нервы Толоконникова начали шалить, а к пяти часам ровно он совершенно распсиховался и забегал по улице взад и вперед, как иногда бегают мужчины перед родильным домом. В четверть шестого Толоконников был близок к самоубийству, но осознал, что ему нечем совершить малодушный акт. В половине шестого Толоконников понял: это к лучшему, что Лида не пришла, так как он в подобных делах не ушлый и не знает, как обращаться с чужими женами, и только он это установил, как Лида примчалась и объяснила, запыхавшись, что муж забежал с работы, какие-то списки ему потребовались, и он никак не мог их найти, потому что в бумагах у него всегда беспорядок, но теперь ее муж ушел надолго. Ну, куда они пойдут?

И Толоконников честно признался, что он передумал о многом, а вот это как-то упустил… То есть об этом он тоже думал, но не пришел к конкретному решению.

И Лидия Васильевна сказала голосом родной жены Толоконникова:

— Ну что мне с вами делать?…

— Что хотите, то и делайте! — повинился Юрий Сергеевич и подумал, что Лида и обликом своим похожа на жену и, наверное, этим ему понравилась, потому что таким недотепам, как Толоконников, на роду написано любить только жену. — Может быть, в ресторан сходим?

— Ну да еще, — усмехнулась Лидия Васильевна. — Чтобы меня весь город увидел? Я и стоять здесь с вами не могу.

— Может быть, поедем куда? — мучительно искал выход Юрий Сергеевич.

— Больше нет предложений? — спросила Лидия Васильевна.

— Нет!..

— Тогда идемте к вам! — приказала женщина, которая, как большинство женщин, была в житейских делах мудрой. — Только не вместе. Вы идите, а я потом сама приду!

Толоконников рысью побежал в номер. И, волнуясь, стал ждать. Лидия Васильевна пришла очень скоро, в руках она держала три рулона рижской туалетной бумаги.

— Теперь, — сказала она с торжеством, — если меня кто видел — так вот оно, оправдание. — А потом села на кровать и опять стала хохотать и хохотала так долго, что Толоконников разозлился и спросил:

— Ну что? Что смеетесь-то?

— Целый день у вас был, а вы ничего не приготовили. Ни вина не купили, ни конфет…

— Так вы же сами предупредили, что в номер ко мне не войдете!

— Боже мой! — вздохнула Лидия Васильевна. — Вы дурак или очень неопытный?

— И то и другое! — смутился Толоконников, а Лидия Васильевна приняла руководство на себя. Она так и объявила:

— Значит, я теперь командую! Быстро сбегайте и купите чего-нибудь. Вы пьющий?

— Как вам сказать…

— Я так и думала. Ну а я люблю иногда рюмочку… Значит, купите крепкого чего-нибудь. Это раз. Гастроном тут направо, за углом. Закусывать — сыр возьмите. И бутылку воды обязательно. Иначе я пить не умею. И конфет — я жуткая сластена. Хороших конфет тут не получишь — надо в центр ехать. Ладно, обойдемся «Ласточкой». Только не берите «Ну-ка, отними». Они хоть и дороже, но им сто лет! Быстро…

И Толоконников побежал. И даже успешно справился с ответственным поручением. Все приобрел и по собственному почину, сам не зная, как его осенило, присовокупил к этому букетик полевых цветов.

— Этого я от вас не ожидала! — удивилась Лидия Васильевна. — Спасибо! Теперь пойдите и стащите в холле вазочку.

Толоконников пошел и стащил вазочку. Сам, правда, не догадался налить в нее воды, пришлось еще сходить в умывальню. А когда вернулся, Лидия Васильевна поставила в вазочку цветы и спросила:

— Вы в окно глядели?

Толоконников подошел и выглянул. Напротив в новом доме со всех балконов валил пар.

— Пожар? — испугался Толоконников.

— Нет! — успокоила Лидия Васильевна. — Это им горячую воду пустили, а холодной еще нет. Они набирают горячую воду в тазы и остужают на балконах. Ну, давай кутить!

На двоих приходился только один стакан.

— Я схожу еще один добуду! — предложил Толоконников, но Лидия Васильевна схватила его за руку:

— Вы что? Разве можно! Поймут ведь! Будем по очереди. Кто первый?

— Пейте вы! — Толоконников откупорил бутылку, запечатанную чем-то вроде липучки от мух.

— Нет! — сказала Лидия Васильевна. — Сейчас мы погадаем:

Ехал повар на кастрюле,

Таракана задавил…

Эту считалку Толоконников слышал не раз от собственного сынишки. Он вспомнил его и покраснел.

И за это преступленье

Три копейки заплатил…

— закончила Лидия Васильевна. — Вам выпало первым!

Она налила Толоконникову полстакана, не меньше, пить надо было до дна, неудобно иначе, у Толоконникова перехватило дыхание, он принялся жадно заглатывать воздух, а Лидия Васильевна на этот раз не засмеялась, сказала только:

— Занудный вы. Анекдот расскажите, что ли…

— Не помню я анекдотов, — хрипло отозвался Юрий Сергеевич, — мне как расскажут какой-нибудь, через секунду он из меня выскакивает.

— Мне-то налейте!

— Простите! — спохватился Толоконников и налил на донышке.

— Лейте — не жалейте! — потребовала гостья. И выпила свои полстакана легко, играючи, потом охладила горло напитком «Листопад», потом тыльной стороной ладони отерла губу, нижняя губа у нее оттопырилась и придала лицу задорное выражение. — Гадость! — весело сказала Лидия Васильевна. — Значит, анекдотов вы не знаете, пить не умеете, веселых историй тоже, наверное, не знаете?

— Ни одной! — понурил голову Толоконников.

— И за женщинами ухаживать тоже не доводилось?

— Времени нет! — сказал Толоконников. — Замотанный я!

— А для чего же вы тогда все это затеяли? Налейте мне еще!

Толоконников ничего не ответил. Он и сам не знал, зачем он все это затеял: сошел в Крушине, с женщиной этой познакомился, ему было неловко, он мысленно ругал себя за это, но неловкость не проходила.

Лидия Васильевна опять выпила водки с «Листопадом», закусила конфетой «Ласточка» и сказала:

— А что вы про меня думаете? Думаете, я потаскушка, по номерам шляюсь с кем придется…

— Как вы можете! — возмутился Толоконников.

— Нет, вы такого не думаете! — кивнула женщина. — Вы святой! И я святая. Только святым живется скучно-скучно. Особенно в Крушине. И они хотят в Москву. А которые в Москве — рвутся в Крушин. Я мужа люблю, честное слово. И городок у нас — жить можно. А мысли у меня заплетаются…

— Споем! — вдруг предложил Толоконников.

— Что? — испуганно переспросила Лидия Васильевна.

— Споем, говорю. Я люблю хором петь. Мы вот на массовки ездим. Всегда хором поем. Романсы поем, песни советских композиторов.

— Ну пой хором! — разрешила Лидия Васильевна. — Ой, голова кружится, я прилягу! — И действительно прилегла на постель. — Пой! — прикрикнула она. — Тебе говорят!

— «Издалека долго, — запел Толоконников, — течет река Волга…»

У него оказался приятный сладенький голосок, лет сто назад он бы пел жестокие романсы и кружил головы барышням.