И тут волшебник вспомнил и понял слова Тьянки, обращавшейся к нему из далёкого далека: «Есть тайные двери, которые открыть не всякому по силам». А ещё её напутствие: «Девчонку свою блюди! Любовь, она ведь не только на дары щедра, но и на откуп».

Девчонку.

Люция!

Он вскочил на ноги, словно ужаленный. Всё стало неважным, вторичным. И мальчик, и Алех, и некроманты, и даже Итель со своей неистовой любовью. Люция!

Колдунка стояла за спиной наставницы, тогда как Фиалка судорожно обнимала зеркальное стекло и умоляла мужа:

— Руку! Дай руку! Я так долго ждала и стольким пожертвовала! Дай руку!!!

На лице Рогона отразилось смятение. То ли он не слышал Итель, то ли не понимал. Но вот ладонь чародея всё же начала медленно приближаться к разъединяющему их стеклу. Он не мог не выполнить просьбу заплаканной прекрасной женщины, женщины, которую всегда любил и которую помнил даже здесь, за гранью Времени и Жизни. Торой не мог винить мага. Кто бы на его месте устоял? Поменять Безвременье и забвение на жизнь и любовь? Ха!

Сквозь разноцветные витражи в Залу просачивались последние лучи солнца. День подходил к концу. А Торой, будто истукан, замер посреди Залы собраний. Холодное равнодушие захлестнуло его с головой.

— Люция, отойди! — он сказал это спокойно и властно, а потом свёл пальцы рук, концентрируя в них всю свою Силу.

В колыбели ладоней сперва зародилась только малая искорка, но уже через мгновение между напряжёнными пальцами яростно полыхнул искрящийся шар. Этот сгусток Силы, конечно, не разобьёт зеркало, но он отшвырнёт Итель, подарит пару драгоценных мгновений, чтобы всё исправить. Но когда Торой поднял глаза, уже изготовившись к броску, он увидел, как Люция делает в воздухе безукоризненный пасс. Она защищала свою бабку!

— Нет, Торой.

Ему показалось, он ослышался. Но юная ведьма повторила.

— Нет, Торой.

Слова упали, тяжёлые, будто свинец.

— Люция? — маг похолодел. — ЛЮЦИЯ!!!

— Неужели ты не понял? — колдунья устало улыбнулась и покачала головой. — Зеркало без следа поглотит твой удар. Мы спохватились сликом поздно.

Итель, которой совершенно не было дела ни до воспитанницы, ни до стоящего посреди зала волшебника, наконец-то нащупала руку Рогона и вцепилась в его пальцы, выговаривая отрывистые гортанные слова неведомого заклятья. И в это самое мгновение Торой почувствовал как неизвестное, прожорливое Нечто вырвалось из зазеркалья, устремилось к корчащимся на полу людям, чтобы вобрать в себя их Силу, потянулось к нему, чтобы вырвать из жертвенного тела ненужную душонку.

Маг против всякого благоразумия рванул к творению мастера Гиа, туда, где стояла спокойная, даже умиротворённая Люция и плакала от счастья Фиалка. Торой хотел схватить бездействующую колдунку за руку, вышвырнуть её из Залы собраний, чтобы спасти, уберечь, но… наткнулся на невидимую стену. Люция стояла в двух шагах и грустно смотрела на волшебника, а он не мог преодолеть установленную ей преграду. Видимо, девчонка тоже щедро зачерпнула из того самого источника, из которого сейчас утоляла жажду Силы её наставница — из людей.

— Я всё исправлю. — Тихо сказала юная ведьма и повернулась к Ители.

Торой колотил ладонями по неожиданно сгустившемуся воздуху, что стал между ним и Люцией неодолимой стеной.

— Не смей, не надо!!!

О, какая ирония! Итель пыталась пробить преграду, воздвигнутую между ней и любимым, а ненаглядная Тороя, напротив, не хотела пускать любимого к себе. Зато неодолимая Мощь, что тянула сознание из тела, несколько ослабла. Видимо воздвигнутая колдункой стена мешала первородному колдовству.

А потом Торой увидел, как надёжно переплелись пальцы Рогона и Ители. Волшебник, сотрясаясь от неведомой дрожи, смотрел в глаза тому, кто всё это время являлся ему в разных обличиях. Их взоры встретились, и Рогон грустно улыбнулся. Итель обернулась, бросив через плечо затравленный взгляд. В этом взгляде был испуг, боязнь в самый решительный момент потерпеть поражение, а ещё… совершенное безумие.

Волшебник видел, как Рогон медленно поднял и вторую руку, с трепетной лаской беря в ладонь пальцы жены. Маг и ведьма застыли. Итель по одну сторону исходящего рябью стекла, её муж по другую. Искушение вернуться было слишком сильно. Древний чародей не мог ему противиться.

Но вдруг звенящую тишину разорвал неистовый крик Люции — колдунка всем телом навалилась на наставницу, что есть силы толкая её в спину. Торой, забыв об эфемерных преградах, ринулся вперёд, на помощь. Кожу ожгла волна неистовой чужеродной Силы — это рухнула невидимая стена, возведённая Люцией. А в следующее мгновенье Торой встретился взглядом с Рогоном и увидел то, чего никогда бы не захотел увидеть снова — слёзы.

Глаза волшебника подёрнула мутная поволока. Казалось, Рогон собирался с духом, дабы совершить какой-то совершенно недопустимый, подлый шаг. Торой не успел понять, что за разлад снедает смотрящего из Мира Скорби. Маг не сразу сообразил, что стоящий по ту сторону зеркала мужчина крепко-накрепко схватил руки своей полубезумной жены и потянул Фиалку к себе. Борьбы не получилось — Люция изо всех сил толкала Итель в спину, Рогон увлекал в зазеркалье. И вот, ведьма, словно в омут, провалилась сквозь зыбкую рябь к тому, кого любила.

— Отпусти её! — крикнул Торой Люции.

Но девушку уже ничто не могло удержать, тем более бесполезный вопль. Продолжая начатое движение вперёд, она канула следом за наставницей. Крик Тороя потонул в общем стоне чернокнижников, которые приходили в себя после Зова.

А юной колдунке показалось, будто она падает в вязкую, словно кисель воду. Холод обжёг кожу, дыхание перехватило, и ведьма вспомнила свой давнишний сон, тот самый, про лес и купание в болотном озерце! Сейчас, в точности как тогда, неумолимая сила тянула ведьму к погибели, так же заходилось от ужаса сердце, и открывался в беззвучном крике рот. Только тогда кто-то неведомый выхватил Люцию из объятий Тьмы, потащил из трясины за волосы, но здесь — в жуткой реальности — девушка осталась один на один со своим отчаянием. Она погружалась в Ничто и остановить это было нельзя. Сон и действительность на бесконечно долгий миг слились в сознании ведьмы — вязкое зазеркалье и чёрная жижа болота, тянущая на дно рука и засасывающее в мёртвые глубины Безвременье. Всё прочее исчезло, словно и вовсе его не было, этого прочего. Остались только вязкая пучина, в которой тонула обезумевшая от ужаса несчастная жертва.

Люция не видела и не слышала, как Торой бросился к ней на выручку.

В отчаянье маг хотел было воспользоваться петлёй Силы, но вовремя опомнился и в тянущем жилы прыжке успел-таки схватить ведьму за волосы. Волшебник видел мерцающий серебром поток Могущества, который, словно нить чудовищной липкой паутины, увлекал ведьму прочь из Мира Живых.

Итель — раздосадованная мстительная ведьма!

Она безжалостно забирала Люцию с собой!

Зеркальная рябь взорвалась невнятными отражениями, по стеклу бежала волна за волной. Руки Тороя онемели и ничего не чувствовали, лишь пядь за пядью проваливались в незримую пустоту. Отражения в зеркале сменялись одно другим, вот промелькнуло чьё-то забытое лицо, вот снова Рогон, разъярённая Итель, что-то беззвучно кричащая, и тянущая, тянущая Люцию прочь…

И вдруг перед глазами возникла Тьянка.

— Нож, Торой. У тебя ведь есть нож.

Её слова были такими внятными и разборчивыми, словно девчонка шептала их на ухо своему недогадливому другу.

Нож? Какой ещё нож?

Рунический?

Нож Силы, как ещё его называли?

Ну конечно! Что ещё может рассечь нить Могущества? Только нож. Волшебный нож.

Торой выдернул одну руку из переливающихся зеркальных глубин и потянул из-за голенища сапога древнее оружие. Эта самоуверенность стоила ему слишком дорого — теперь уже и волшебник по плечо окунулся в зазеркальное Небытие. Мерцающая рябь подступила к щеке, обдала холодом и немотой.

Спасение пришло оттуда, откуда Торой меньше всего его ждал. Кто-то вцепился в кожаный пояс волшебника и потянул назад, в мир живых. Торой скосил глаза — Тальгато с белым от ужаса лицом. Жаль только, что от сумасшедшего рисовальщика толку было чуть. Но тут на помощь пришла чья-то могучая рука. Мага, а следом и заходящуюся в крике Люцию выдернуло из зазеркалья, словно морковку из грядки.