В покоях Люция заставила себя немного и через силу поплакать, чтобы Торой с виноватым видом побегал вокруг с сухим одеялом, извинениями и бокалом подогретого вина. Алех, насупившийся и не имеющий возможности произнести ни слова, сидел в кресле возле камина. Он держался независимо, но вместе с этим несколько затравленно. И, хотя эльф попытался изо всех сил принять заносчивый вид, получилось это у него плохо. Возмутитель ночного спокойствия обиженно вращал глазами (один из которых уже изрядно заплыл) и силился разрушить чары волшебника. Однако слабые попытки оставались безуспешными.

Тальгато, обычно безучастный ко всему, кроме своих рисунков и карандашей, замер возле порога и принялся беззвучно плакать, сотрясаясь всем телом.

— О, Сила Всемогущая! — выругался Торой. — Ну, что ещё?

Рисовальщик подрагивающим пальцем указал в направлении балконной двери — здесь в хаосе валялись раздавленные баночки с красками, сломанные карандаши и кисти. На роскошном ковре подсыхали отпечатки подмёток Алеховых сапог, удачно измазанных в белилах.

— Здесь такой беспорядок… — проскулил мальчишка, глотая слёзы, и добавил. — Тальгато не виноват.

Торой покачал головой:

— Конечно, нет. — И тут же поинтересовался, — Эйлан, твоя идея?

Паренёк довольно кивнул.

— Толково придумано. — Похвалил волшебник.

Алех дёрнулся, видимо припомнив падение, и стал обиженно рассматривать испачканный в белилах сапог.

— Помоги Тальгато. — Попросил волшебник внучка зеркальщика.

Маг отвернулся от мальчишек, которые принялись ползать по полу, собирая уцелевшие карандаши и краски. Юный рисовальщик обиженно всхлипывал, а Эйлан вполголоса уговаривал его не расстраиваться. Внучок зеркальщика вообще занял по отношению к слабоумному художнику эдакую покровительственно-заступническую позицию — взросло хмурился, качал головой и с самым серьёзным видом в чём-то увещевал. Впрочем, Торою было не до ребят. Мрачный, словно нависшая за окном туча, маг повернулся к Алеху и повторил то неуловимое движение, которое заставило Бессмертного замолчать.

— Говори. — Это милостивое позволение прозвучало, как приказ.

Волшебнику было странно видеть эльфа таким растерянным и испуганным, из-за этого казалось, будто остроухий ведьмак и не нелюдь вовсе, а самый обыкновенный человек, да ещё и чуть не ровесник Тороя.

— Не в голосе я, простыл. — Буркнул со своего места Алех.

Маг от щедрот своих вручил эльфу стакан горячего вина и пояснил недоумённо таращившейся Люции.

— Это друг моего наставника. Его зовут Алех.

Ведьма учтиво кивнула (жалкие остатки бабкиного воспитания) и вежливо сказала совершеннейшую нелепицу:

— Очень приятно познакомиться.

— Не могу согласиться. — Также вежливо ответил эльф и подытожил. — Мне приятно не было.

И он сначала с жалостью поправил свой некогда щёгольский сапог, а потом безо всякой приязни посмотрел на умывающуюся кошку. Торой, совершенно беспристрастный, взирал на Бессмертного.

— Алех, — напомнил маг, — я слушаю твои объяснения.

Эльф изящным движением отбросил со лба мокрую прядь. Он держался с таким достоинством, словно не был обезображен вульгарным тёмно-малиновым желваком и драной одеждой:

— Видишь ли, Торой, — начал он невозмутимо, — я прибыл сюда после тягостной болезни и менее всего собирался кого-то преследовать или пугать. Рассчитывал найти вас, деликатно постучаться и разбудить, но вы почему-то меня опередили, испугались и кинулись наутёк, да так бойко, что не угонишься. Даже не думал, что способен нагнать такого страха. Я пробовал окликнуть твою спутницу, но, увы, из-за собственной хрипоты остался не услышанным.

Он и впрямь не говорил, а сипел.

Люция согласно закивала:

— Правда, правда, он что-то там пробулькал, но я только сильнее испугалась. — Она подтянула плед к подбородку и тут же пожаловалась, — Торой, он превратился в огромную летучую мышь!

Маг приподнял брови и снова повернулся к Бессмертному:

Эльф пригубил горячего вина и развёл руками:

— А как ещё было поспеть? Впрочем, побеседуем по существу. Гелинвир опустел, маги погибли и…

— Откуда, — перебил его волшебник вкрадчивым вопросом, — тебе это известно?!

Алех ответил, с недовольным видом ощупывая заплывший глаз:

— Я был в Кин-Чиане, когда там разразились невиданные дожди, а потом и неведомая лихорадка. Странно, но недуг подкосил меня, как и прочих. После двух дней, проведённых в тяжком бреду, я понял, что как маг ни на что не способен! Жители королевства переболели и выздоровели, умерших почти не было, ну если не считать одного-двух десятков человек, а вот волшебники — все до одного лишились Силы. Посмотри на меня.

И он сделал приглашающий жест. Торой не стал спрашивать, почему Алех не удивлён тому, что низложенный маг, вдруг снова обрёл свои способности. Эльфы не из тех, кто легко поддаётся людским чувствам — изумлению или восторгу. Так что ждать от Бессмертного человеческого любопытства было глупо. Он, вон, и потерей Силы не очень-то шокирован. Поэтому Торой ничего не спросил и не сказал. Промолчал. Лишь посмотрел на Алеха внутренним взором, нащупывая вероятную ложь. Бессмертный не противился. Хотя и мог бы. Волшебник явственно видел перевитые сполохи колдовской Силы над головой остроухого гостя. Определённо перед Тороем сидел ведьмак. Очень сильный, но всё-таки ведьмак, а не чародей. Сполохи горели уверенным прозрачно-синим светом и среди них не было ни единого тревожного оттенка лжи.

— Ты ведьмак. — Констатировал Торой. — Как же ты попал в Совет?

Люция испуганно распахнула глаза. Ведьмак? Эльф? Да ещё и представитель Совета? Девушка залпом допила вино. Ну и дела…

— А как в него попал ты — чернокнижник и некромант? — спросил Алех.

Торой усмехнулся:

— Ну, я-то чернокнижником и некромантом стал много позднее вступления в Пресветлые ряды. Потому и поплатился.

Эльф покачал головой, сдержанно сожалея неведомо о чём, и спросил:

— Не понимаешь моей роли в этой истории? — он посмотрел на мага зрячим глазом. — Ты же был в теле Рогона, многое видел и слышал. Так вот, именно он вверил твою судьбу моим заботам. А для этого следовало попасть в Совет и ждать. А ведь я, мой друг, более ведьмак, нежели волшебник. И, поверь, очень сложно скрывать свои умения, особенно, когда вокруг — самые лучшие чародеи сопредельных королевств. Ты даже не представляешь, чего мне стоило оказаться в Совете, и уж тем более, к каким ухищрениям довелось прибегнуть, дабы не оказаться раскрытым. И, кстати, Торой, именно я настоял на твоём низложении. Не случись это, был бы ты сейчас обыкновенным колдуном.

Волшебник смотрел на Бессмертного округлившимися глазами.

— Ты? — это коротенькое слово вместило в себя столько противоречивых чувств, что развесившая уши Люция поневоле восхитилась.

— Да, я. — С похвальным бесстрашием признал эльф. — И именно я должным образом подправил некие толкования Книги Судеб, чтобы представители Совета не вздумали проявить по отношению к тебе мягкость. Золдана очень уважали, а потому могло статься, что из почтения к заслугам наставника, тебе бы простили многие глупости.

Некоторое время Торой сидел молча, осмысливая сказанное эльфом. Алех же допил вино, прошёлся по комнате и подобрал с пола один из рисунков Тальгато. Тот самый, на котором была изображена Люция с кошкой и сидящим у ног Эйланом.

— Красиво, — с видом знатока и бывалого эстета похвалил Бессмертный работу художника и повернулся к ведьме. — Так, значит, ты и есть та колдунья, которая украла мальчика? Интересно, интересно…

Эльф небрежно отбросил с плеч ещё мокрые волосы и подошёл поближе к огню, чтобы рассмотреть рисунок. Алех принял светский вид и деликатно помалкивал, давая Торою возможность переварить полученные новости. Увы, даже несмотря на то достоинство, с которым держался Бессмертный, вид он имел весьма жалкий. Обезображенная половина лица переливалась роскошным кровоподтёком, волосы повисли сосульками, от изодранной одежды валил пар, и только величественная осанка делала Алеха похожим на свергнутого и уже приговорённого к казни императора.