От осознания эдакой унылой будущности Люция совершенно отчаялась, и её душераздирающий визг стал ещё громче. Девушка-то ведь не знала древних заклятий, не отличалась ловкостью, а прыгать через пропасти и вовсе не умела. Однако быть утащенной на дно жуткой Бездны колдунье не улыбалось, и она приняла мужественное решение навешать страшному Татю таких тумаков, чтобы он, если и победил, так при этом хоть помучался.

Холодный дождь лупил стены зданий и изогнутые арки воздушных мостовых, лил неостановимым потоком, оглушая и ослепляя. Однако это ничуть не смущало колдунку, которая продолжала воинственно размахивать руками. Насквозь промокшая сорочка прилипла к телу, так что Люции казалось, будто кожистые крылья Татя уже заключили её в объятия. Девушка продолжала отчаянно бороться с пустотой, поскольку неизвестный и страшный противник на самом деле не спешил нападать.

А спустя полминуты бестолкового размахивания кулаками ведьма решилась-таки открыть зажмуренные до боли в переносице глаза. И что же она увидела? В подсвеченной болотным огоньком пелене дождя у противоположного края мостовой топталось, тяжело дыша, бесформенное Нечто. Если же как следует приглядеться, становилось понятно, что наводящий ужас Тать — на самом деле всего лишь высокий человек, облачённый в просторный плащ. Сейчас этот человек стоял, склонив покрытую капюшоном голову, и упирался руками в колени — пытался отдышаться после долгой гонки. Отдуваясь и пыхтя, неизвестный преследователь не без уважения прохрипел:

— Ну, ты быстра, девонька…

Голос был мужской, но простуженный и сиплый. Наконец, человек в плаще выпрямился и откинул с лица капюшон.

Люция, зажмурилась, не желая видеть чудища, скрывающегося под бесформенной одеждой (а такой противный голос мог принадлежать только чудищу), но тут же поняла — неизвестная опасность стократ страшнее известной. Посему ведьма мужественно решила встречать неотвратимость лицом к лицу и глаза всё-таки распахнула.

Против всех ожиданий колдунье открылось красивое холёное лицо. Слишком красивое и большеглазое, чтобы быть человеческим. А потом девушка разглядела выглядывающие из-под светлых волос продолговатые уши. Эльф. Люция ожидала увидеть какого угодно монстра, любое чудовище, даже кхалая, но только… Только не красивого нелюдя!

Тут надо сказать, что деревенской ведьме ещё ни разу в жизни не доводилось встречать Бессмертного. Она, конечно, слышала об их красоте и о диковинных ушах, а также о том, что люди пренебрежительно называют эльфов остроухими. Собственно, именно поэтому, девушка наивно полагала, будто эльфийские уши чем-то похожи, скажем, на беличьи — эдакие острые, настороженно торчащие и украшенные кисточками… Однако на деле уши нелюдя в точности повторяли форму человеческих, разве только были заметно вытянутей.

Засмотревшись на диковину, Люция совершенно позабыла о том, что незваного гостя нужно бояться. Собственно, вымотанный эльф и не производил впечатления коварного злодея. А потому девушка с жадностью обшаривала запыхавшегося преследователя глазами, и только стена дождя мешала ей как следует разглядеть занятную невидаль.

— Еле за тобой угнался, — тем временем просипел Бессмертный.

Вот тут к колдуке и вернулась способность мыслить. Девчонка, наконец-то, осознала — перед ней как-никак стоит давешний преследователь, похожий на демона Татя и неизвестно на кой ляд гнавшийся за своими жертвами. От неожиданно всколыхнувшегося страха замёрзшую ведьму бросило в жар, а потом снова в холод. В конечном же итоге она провизжала сквозь дождь имя единственного заступника:

— Торо-о-о-ой!!!

Но этот безнадёжный призыв в очередной раз не был услышан. Маг по-прежнему безучастно стоял рядом и таращился в темноту. Зато Тать, а точнее эльф, от которого испуганно пятилась девушка, услужливо выдохнул:

— Позволь-ка, я тебе помогу.

Холёная ладонь, унизанная кольцами, взяла бесподобный замах, а в следующую секунду оглушительный звук пощёчины эхом отозвался в закоулке. Удар был очень сильным. Люция бы так точно не смогла. Голова Тороя дёрнулась от чудовищной оплеухи, и даже в зеленоватом полумраке было видно, как заполыхала его щека. Но ещё прежде, чем волшебник открыл глаза, его кулак молниеносно рванулся вперёд.

«Да, — успела подумать Люция, — может, фехтовальщик из него и впрямь неважный, зато реакция отменная».

Эльфа отшвырнуло к противоположной стене тесной улочки. Не ожидавший такого поворота дел Бессмертный мигом утратил свойственную его племени аристократическую сдержанность и превратился из умудрённого столетиями нелюдя в обиженного юнца:

— Да вы что?! Совсем ополоумели?! — прохрипел «Тать», приплясывая от боли и держась рукой за ушибленную скулу.

— С ума посходили! — продолжил он причитать и охать, выписывая занимательные коленца. — Сперва какой-то дряни под ноги насыпали — чуть шею не свернул, потом тюком в голову запустили — едва не расшибся, а теперь с кулаками бросаетесь?!

— Люция, отойди от него! — рявкнул Торой так повелительно, что эльф вжался в стену.

А уж ведьма, которая едва не смеялась над забавными прыжками и жалобными причитаниями Бессмертного (он, должно быть, впервые в жизни получил в глаз), стрелой метнулась за спину своего волшебника. Слишком властным был голос Тороя.

Выбежавшие из башни мальчишки приросли к мостовой, не решаясь сделать и шагу вперёд. Только воинственная Кошенька, шипя и фыркая, наскакивала на затравленного эльфа, примериваясь для сокрушительного прыжка, да ещё Торой стоял в опасной близости и враждебно смотрел на подскоки того, о ком совсем недавно говорил с Рогоном.

Алех имел вид потрёпанный и сконфуженный — под левым глазом стремительно наливался желвак, белокурые волосы патлами облепили лицо, уши жалко топорщились. Эльф хватался ладонями за ушиб и, силясь не потерять равновесие, тщетно отбрыкивался от разъярённой кошки, которая драла в клочья его нарядные высокие сапоги (а заодно и ноги). По всей вероятности животина собиралась растерзать ненавистного возмутителя спокойствия, который обнаглел настолько, что посмел пугать её людей. При этом пушистой трёхцветке было решительно всё равно, что перед ней, как-никак эльф, то есть существо во всех смыслах обаятельное и всем четвероногим (да и двуногим тоже) симпатичное. Будь ты хоть феей с крылышками, а посягать на кошкиных друзей не рискуй. Судя по всему, эльф это уже понял.

— Да уберите вы её! — сипло взмолился он. И снова дрыгнул ногой, пытаясь отразить очередную Кошенькину атаку.

— Киса, ко мне! — Эйлан хлопнул себя по колену и о, чудо, трёхцветка перестала наскакивать на незваного гостя. С исполненным достоинства видом победительницы она отошла к мальчикам и встряхнулась, словно бы говоря «Очень нужно. Не для себя стараюсь».

Люция подняла мокрую холодную кошку из лужи и прижала к себе, благодарно поглаживая по мокрой шерсти. Девушка хотела спросить у Тороя, кто такой их неизвестный гость, но вместо этого жалко чихнула. Девушка чувствовала себя голой и несчастной, да и колени до сих пор тряслись от пережитого ужаса.

Торой, ни слова не говоря, сдёрнул с безвольного эльфа плащ и укутал продрогшую спутницу. Бессмертный открыл было рот в попытке что-то сказать, но волшебник сделал неопределённый жест, словно затворил невидимую задвижку, и Алех не смог произнести ни звука — губы крепко-накрепко сомкнулись и теперь ночному гостю оставалось лишь таращиться на мага да испуганно вращать глазами без права на оправдательную речь.

Но чародей даже бровью не повёл, видать, нынешним вечером жалость к побеждённому была ему чужда. Торой обнял Люцию за плечи, почувствовал, как она зябко трясётся под Алеховым плащом, и виновато сказал:

— Прости, я не мог вернуться раньше.

Тут-то ведьма и позволила себе обиженно и укоризненно расчихаться.

Они возвращались в покинутые комнаты по дугам мостовых — впереди Эйлан и Тальгато, держащиеся за руки, следом спотыкающийся Алех в уже насквозь промокшей щёгольской одежде и изодранных сапогах, за ним ведьма в слишком длинном для неё плаще и хмурый волшебник с отпечатком эльфийской ладони на щеке.