Изменить стиль страницы

Папочка Влада, узнав, что его сын-студент занимается таким «непотребством», как йога, повесил на холодильнике в кухне замок, дабы «свихнувшийся» отпрыск не залезал туда без спросу, и тем самым выжил его из родного дома. Пришлось Владу переселиться к бабушке, которая вскоре умерла, оставив ему неблагоустроенную квартирку в центре Питера.

— …Когда мы летом едем с ним за город в разных вагонах электрички…

— А почему в разных? — удивилась Ника.

— Я очень боюсь случайно встретить свою свекровь, — призналась Кира. — А вдруг она расскажет моему законному супругу и он выгонит меня из дому? Где я жить-то буду?

— Так значит, нужно развестись с ним и снова выйти замуж, за Влада, — предложила Ника. — С милым рай и в шалаше, не то что в квартире в центре Питера, пусть и неблагоустроенной…

— Если бы всё было так просто! — Кира прикусила губу. — Стоило мне на месяц уехать к маме, как Влад умудрился жениться…

— Неужели? — стандартно удивилась Лосовская.

— Да! И его жена толстая и конопатая!

На это Ника уже вообще не нашлась, что ответить. Только вспомнила веснушки, возникающие весной на носу ее мужа Вовки и исчезающие зимой. Они ей так нравились!..

18

Надо стараться понять всё,
Что берешь в руки.
Рембрандт

Следователь Мармеладов сидел за неудобным рабочим столом на неудобном казенном кресле и рассматривал браслеты и бусы, украшавшие совсем недавно потерпевшую музейную уборщицу Анастасию Степановну.

Во время вчерашней беседы со следователем уборщица заявила, что эти вещи ей не принадлежат. «Но чем черт не шутит, — размышлял Семен. — Может, придя в себя, она их еще и признает…»

Накануне Мармеладов, вопреки всем служебным инструкциям, принес это добро к себе домой, чтобы послушать компетентное мнение жены о данных — чисто бабских — штучках. Комментарий Стеллы был, как всегда, безапелляционным: «Зачем ты в квартиру всякое барахло тащишь? А вдруг оно заразное или, не дай бог, радиоактивное?!»

Резюме супруги подтвердило предположения Мармеладова: на Анастасии Степановне в момент ее обнаружения в музейном зале номер двести пятьдесят четыре была дешевая бижутерия. Такая продается в любом галантерейном магазине.

— А как тебе вот эти янтарные бусы? — наивно поинтересовался Семен.

Стелла смерила мужа снисходительным взглядом:

— Это, милый мой, пластмасса. Неужели ты не способен отличить пластмассу от настоящего янтаря?

— Ну не способен, извини, — смущенно пробормотал Мармеладов, убирая «цацки» в портфель.

Перед походом домой к уже отпущенной из больницы уборщице он решил устроить перекур и отправился на лестничную площадку, потому как в собственном кабинете не курил.

На площадке юный оперативник Шурик фасонисто пускал изо рта почти идеальной формы колечки дыма. В одной руке Шурик держал сигарету, другой же рукой методично подбрасывал вверх и вбок — по дуге — маленькую монетку, стараясь, чтобы она проскочила сквозь колечко дыма, как цирковой тигр прыгает сквозь огнедышащий обруч дрессировщика.

— Ну что, получается? — приветствовал Шурика Мармеладов.

— Пока нет. Работаю над увеличением радиуса колец… Не сомневайтесь, Семен Семеныч, всё будет о’кей!

«Что за денежка? — прищурился Семен. — Больше по размеру, чем пять копеек, но меньше рубля… Как пятидесятикопеечная, но почему-то не желтого металла, а белого».

— Шура, а что за монетка-то у тебя? — полюбопытствовал он.

— Монетка ненашенская. Я ее в музее нашел, когда мы по вызову тамошней охраны выезжали.

— Здрасьте, Настя! — моментально взъярился Мармеладов. — А почему я ничего о ней не знаю? Почему эту дурацкую деньгу к вещдокам не приобщили?!

— Так она же никакого отношения к ним не имеет! Я ее на полу под стульями, где эта баба раздетая дрыхла, подобрал. Наверное, какой-то турист-иностранец обронил. А музейные уборщицы зал к тому времени убирать еще не начали, поэтому монетку и не заметил никто. Я ее теще подарю на Новый год. Она как двадцать лет назад по профсоюзной путевке в Болгарию съездила, так прямо заболела собирательством иностранных дензнаков. Всех знакомых просит привозить. Она вообще у меня забавная, — продолжал откровенничать Шурик. — Прочитала недавно книгу, где разъясняется, что надо делать, чтобы желания исполнялись. Ну и стала все строго по-написанному выполнять. Каждый вечер в постели перед сном представляла, как находит на улице тысячу долларов одной бумажкой — не для коллекции, само собой, а чтобы жить покучерявей…

— Да нет такой бумажки, в тысячу долларов-то! — усмехнулся Семен.

— Да вы дальше слушайте, Семен Семеныч! — воскликнул юный оперативник. — Ведь нашла она деньги! Провожала сестру с Витебского вокзала. Зашла там в буфет. Глядь, а на полу купюра зеленоватая лежит. И на ней — единица с тремя нулями нарисована. Теща моя ее быстренько подобрала, в карман сунула и бежать! А домой приехала, деньгу достала и чуть не заплакала: тысяча-то тысяча, да только не баксов, а белорусских рубликов девяносто второго года выпуска. А на них теперь и бутылку молока не купишь… Но хоть коллекция пополнилась!

Дослушав рассказ Шурика, Мармеладов рассвирепел еще больше:

— Ты чего меня от дела уводишь, путаник? Чего мозги мне своей тещей грунтуешь?! Давай сюда монету, разгильдяй! Если она к делу отношения не имеет, я ее твоей теще самолично на Рождество презентую. А упражняться ты и нашей родной копейкой можешь, пижон! — Решительным жестом он экспроприировал у растерянного Шурика монету и пошел обратно в кабинет.

Там Мармеладов, подойдя к окну, принялся внимательно ее изучать.

На одной стороне монеты было написано: «10 GROSCHEN, 1996». На другой — «REPUBLIK ÖSTERREICH». Так, кое-что понятно. Перед ним десять грошей республики Остеррайх — то бишь страны Австрии. Над рельефным словом «REPUBLIK» красовался австрийский герб в виде освободившегося от тяжких эксплуататорских оков орла. С его лап свисали оборванные звенья этих самых оков. Изо рта коронованной птицы торчал язык, похожий на змеиное жало, а ее цепкие коготки сжимали до боли знакомые каждому, родившемуся в СССР, пролетарские атрибуты — серп и молот.

«Что нам это дает? — подумал Мармеладов. — Ничего. Возможно, на этой денежке, как и на брошке с фольклорным рисунком, были отпечатки преступника, но теперь-то они наверняка смазаны «пальчиками» другого паразита — оперативника Шурика. Господи, каких только недоумков в милиции не встретишь — как, впрочем, и в любом другом месте!.. Надо будет вечером Нике позвонить, рассказать об этой находке. А сейчас пора к Анастасии Степановне отправляться…»

19

Муж тебе выпал недобрый на долю:
С бешеным нравом, с тяжелой рукой…
Н.А. Некрасов

Маршрут Семена Мармеладова вновь пролегал мимо красной чашки с пенящимся кофе на рекламном щите у метро «Площадь Восстания». Пройдя вереницу магазинов, следователь нырнул под арку, миновал пару страшноватых проходных дворов и отыскал дверь подъезда, на которой висела перевернутая вверх ногами табличка с номером нужной квартиры.

Пересчитав двадцать пять щербатых ступенек и встретив пятерых облезлых котов, окруживших на площадке алюминиевую миску с гуманитарной помощью, он добрался до места. Привычной пуговки звонка рядом с дверью не оказалось. Из углубления в стене торчала проволока, изогнутая на конце колечком. Кривые буквы, начертанные белой краской на стене повыше, доброжелательно призывали: «Дергайте железячку на себя! Это механический звонок!»

Семен послушно выполнил рекомендации и услышал за дверью странный звук — словно бы металла о металл. Похоже, так о его приходе возвестили две бьющиеся друг о друга пустые консервные банки.